Алексей Макеев - Одержимый Страница 19

– Ну так раздобудь информацию здесь! – воскликнул Орлов. – Этот, как его, Трунин, который в клинике лежит, он же первым высказался насчет этого списка – почему ты не расспросил его как следует? Что за часть? Как служили? Какие отношения были между сослуживцами, в том числе и неуставные... Мужики службу всегда с удовольствием вспоминают, ну! Какие предположения – кто мог накатать этот список?

– Разумеется, разговор обо всем этом я заводил, – ответил Гуров с досадой. – Только ничего вразумительного в ответ не услышал. В общем, Трунин и в самом деле сильно поломался, когда в окно прыгал. Чувствует себя неважно, к длинным разговорам не расположен. Ну и потом, у меня сложилось впечатление, что этот тоже не слишком охотно вспоминает свое прошлое. Но это может быть иллюзией, потому что Трунин болен. Короче говоря, и в этом случае нужно ждать.

– А ты уверен, что у нас есть время?

– В том-то и дело, что нет! Потому и перебирать фамилии не имеет большого смысла. В Москве мы найдем столько Романовых и Зарапиных... Но вот с Зарапиным нам как будто повезло. В отделе кадров у нас работает Зарапин, так вот у него есть брат, имя-отчество которого такие же, как и у Зарапина из списка. И служил он действительную где-то на юге. Работает в дорожном строительстве. Я выяснил, где он сейчас. Хочу сгонять туда. Может быть, хотя бы этот прояснит ситуацию.

– А как с соображениями, откуда вообще мог появиться этот список? Придумал что-нибудь?

– Есть кое-какие интуитивные ощущения, – сказал Гуров, – но очень туманные. Единственное, что кажется мне наиболее правдоподобным, – автор этого списка входит в него. А подсунул его нам, потому что боится за свою жизнь. Возможно, он тоже получал угрозы или узнал о смерти бывших сослуживцев и решил подстраховаться.

– А что так по-дурацки? Почему не пришел по-человечески, не подал заявление?

– Думаю, у него есть причины не высовываться до поры до времени. Очень возможно, что он из криминальных кругов. Хотя в наших архивах поименованные лица не значатся.

– Вообще все это очень странно. Убивают мужиков, которые полжизни прожили, убивают по списку двадцатилетней давности, а чего хотят – не говорят, – пожал плечами генерал.

– Ну почему? В случае с Труниным упоминался мотив мести. Редкий мотив, но весомый. Тот, кто берется мстить, тот обычно вкладывает в это всю душу.

– Ага, он, скорее, из нас всю душу вытянет! – недовольно заключил генерал. – Давай, поезжай к этому родственнику нашего Зарапина и хорошенько тряхани его, если это он, конечно. А Крячко пускай здесь землю роет. Перебирать фамилии – мартышкин труд, конечно, но другого выхода, сам говоришь, нет.

Теперь Гуров думал как раз об этом. Что они могли сделать? Допустим, какой-то маньяк затеял расправу над людьми, которые некогда служили в одной части. Имея в руках список этих людей, они могли поступить тремя способами – искать самого маньяка по немногим оставленным следам и по ненадежному словесному портрету, искать драчунов, подбросивших список, и искать предполагаемых жертв – все способы смело можно было назвать поисками иголки в стоге сена.

Впрочем, не исключено, что с Зарапиным им действительно повезло. Если это тот, кто нужен, Гуров его не выпустит, пока Зарапин не выложит все, что знает и думает по поводу своей службы в черноморском городке. Вот только этот нелепый корреспондент... Очень не нравился Гурову этот почти призрачный корреспондент.

Деревня встретила его пустыми, белыми от снега улицами, лаем собак и неизвестно откуда поднявшимся ветром. Гуров провел машину мимо прятавшихся за заборами изб и остановился на маленькой площади, старательно расчищенной от снега. Здесь было два приметных здания, сложенных из кирпича – что-то вроде местного сельсовета и магазин. И то и другое было закрыто, но у входа в оба здания горели фонари, а на крыше сельсовета реял трехцветный российский флаг. Гуров понял, что на скорый успех надеяться не приходится. Деревенские жители разбрелись по своим углам. Если в Сосновке и существовала ночная жизнь, то участие в ней постороннего Гурова не предусматривалось. Он представил себе, как обходит дом за домом, подолгу стучится в ворота, отбрехивается от собак, объясняет, расспрашивает, и ему стало дурно. Но делать было нечего.

– Назвался груздем, – сердито пробурчал Гуров, выбираясь из машины. – Так будь добр, груздем и держись! Не назад же ехать, в самом деле! Всего-то сотня дворов! Где-то в одном бульдозерист Зарапин. Задачка для первоклассника. Но с какого же двора начать?

Гуров оставил машину на маленькой площади и пошел наудачу по длинной улице, внимательно рассматривая присыпанные снегом крыши, будто со стороны мог определить, под какой из них прячется бульдозерист Зарапин. Но пройдя домов пять, Гуров все же постучал в ворота и, терпеливо выдержав допрос хозяина и лай собаки, приступил к поискам. Деревенские жители, как и везде, были здесь уклончивы и не особо желали делиться с чужаками секретами. Все-таки примерно через полчаса, когда небо над деревней сделалось совсем черным, а ветер разошелся настолько, что с воем погнал по улице настоящую поземку, Гурову удалось напасть на след бульдозериста. Длинный и нескладный мужик, выходивший в сарай за дровами, объяснил, как найти избу непутевой сельчанки Аглаи, у которой частенько ночевали строители.

– Одинокая она и самогон тоже гонит, – поведал мужик. – А нашему брату этого только и надо. Ну и она не против. Это у нее так заведено. Раньше студенты приезжали – она и со студентами... Даже один доцент...

Гуров не стал выслушивать полную историю непутевой Аглаи, уточнил, как пройти к ее дому, поблагодарил и отправился на поиски.

Оказалось, что Аглая жила в самом конце деревни – дальше уже были заснеженные огороды, узкая тропка к черному лесу и замерзшая невидимая река. Адрес Гуров все-таки уточнил еще раз, завернув по дороге еще в одну избу. Хозяин показал ему жилище Аглаи, специально для этого накинув полушубок и выйдя во двор. Ошибиться теперь Гуров не мог.

В полном одиночестве он обошел двор Аглаи с трех сторон – сугробы, требующий починки забор, покосившаяся калитка без запора. Во дворе тоже кучи снега с торчащими там и сям какими-то палками. Окна в доме горели, но из-за наледи и занавесок ничего рассмотреть Гуров внутри не мог. Несмотря на яркое освещение, в домике царила тишина. Не было слышно ни голосов, ни пьяного смеха, ни звона посуды, тех звуков, которые обычно сопровождают веселую пирушку. По долгу службы Гурову не раз приходилось бывать в домах, где обитали торговцы самогоном. Большей частью там было, если не весело, то уж, по крайней мере, шумно. Здесь же все покрывала вязкая неприятная тишина, от которой ныли зубы.

Гуров вошел во двор и направился к дому. Подойдя совсем близко, он еще раз попытался заглянуть в окно, но все напрасно. Покачав головой, он поднялся на крыльцо и потянул ручку двери. Та была заперта.

Вообще-то правила хорошего тона требуют от гостя стучаться, а не ломиться в закрытую дверь. В деревне вообще нужно держать себя очень аккуратно, но сегодня был особый случай. Гурову почему-то казалось, что ему необходимо попасть в жилище Аглаи потихоньку, без лишнего шума. Он сам не знал, что ожидает там увидеть, его просто томило нехорошее предчувствие, а тишина в доме пугала.

Но дверь оказалась закрыта изнутри. «Что выросло, то выросло, – подумал Гуров и принялся уже без стеснения колотить кулаком в дверь. – Валяются, наверное, там пьяные в обнимку, и дела им нет до того, что я тут брожу среди сугробов, разыскиваю их, дембелей восемьдесят четвертого года...»

Он так лупил в дверь, что заставил проснуться всех собак в округе. Со всех сторон поднялся неистовый лай. Пожалуй, такой шум мог бы поднять и мертвого, но в доме Аглаи по-прежнему царила тишина.

«Вот так номер, – озадаченно подумал Гуров. – Что сия шарада означать может? Этого тоже настиг таинственный мститель? Но у того в обычае, кажется, заставлять жертву продолжительно мучиться. В деревне, на виду у всех не особенно развернешься. Так что, просто валяются в отрубе, надегустировавшись самогона? Так или иначе нужно что-то делать. Надеюсь, хозяйка меня простит за мою назойливость. Она, видимо, женщина добрая...»

Гуров еще раз хорошенько поколотил в дверь, а когда понял, что внутри никто не собирается откликаться, навалился на дверь плечом. Как он и предполагал, особой прочности здесь в засовах и крючках не было. Большей частью этот дом был открыт для всех желающих – зачем же было укреплять двери?

После трех хороших толчков плечом дверь начала шататься и должна была вот-вот слететь с петель. Краем глаза Гуров различил темные силуэты любопытных во дворе напротив. Должно быть, он немало удивил своей бесцеремонностью мирных деревенских жителей. Но никто из них не пытался ему воспрепятствовать. Возможно, люди считали, что это не их дело. Гурову же с каждой минутой все больше не нравился молчащий дом. Что-то в нем было не так. Полковник чувствовал это печенкой.