Леонид Словин - Точку поставит пуля Страница 19

У Созинова отвисла челюсть.

— Акта министерской проверки?

— Ну! Без особых там моментов… Скромно и прилично!

— Понял.

— Я сейчас отдохну. А днем пусть Виталий меня найдет. Город вместе посмотрим. Сможешь, Виталий?

— Конечно, товарищ подполковник! — Старший опер поднял высокие, как у девицы, брови. — Все будет в порядке! Не беспокойтесь!

— Тогда закрывай лавочку! Поеду отдохну… — Омельчук обернулся к начальнику отделения. — Если из Москвы будут спрашивать, я — на линии!

Созинов больше не дергался. Самолично повез Омельчука в гостиницу. Стояла оглушительная тишина. В линейном отделении и потом в машине за километры явственно был слышен стук автосцепки на товарном парке, скрип половиц в домах. В березовом отеле было тоже тихо. Из коридора доносились едва различимые равномерные шорохи. Здоровенная молодая деваха в задранной выше колен узкой юбке ловко орудовала тряпкой — мыла полы. Стекала, пенясь, мыльная молочная жижа. Деваха наступала из коридора, ритмично меняя направления тряпки и зада. Белые полные подколенки отсвечивали светло.

— Здравствуй, Люба, — Созинов поздоровался в спину. — Чистоту все наводишь! А где хозяйка?

Деваха распрямилась, поправила выбившиеся из-под косынки потные пряди. У нее оказалась высокая крепкая грудь, грубое лицо с выдавшимся вперед подбородком.

«Отчего здоровых грудастых баб чаще называют Любовями?» — подумал Омельчук. Он уже не раз горел на Любках.

— Здравствуйте, Павел Михайлович.

На московского гостя вроде как и не посмотрела, нагнулась, взялась снова за тряпку.

— Что ж, отдыхайте, — пожелал Омельчуку Созинов. — Если надо будет, я подошлю за вами машину.

Омельчук спустился за ним на крыльцо. Постоял. Созинов сразу уехал. На улице, примыкавшей к гостинице, было безлюдно. Сотни изб, сведенные в кварталы. Мачты телевизионных антенн. И ни души! И снова стук автосцепки на станции.

Омельчук вернулся в предбанник. Дежурная администраторша не появилась. Горничная все так же размеренно крутила тряпкой и задом.

— Слышь, Люба! — Омельчук посмотрел на ее полные ноги, надвигавшийся на него зад. — Надо бы посидеть, поговорить… Как ты? Закусить, я думаю, мы тут найдем?

Тряпка перестала ходить. Женщина принялась не спеша разгибаться.

— Коньяк у меня с собой. Можно ко мне, в номер. А можно к тебе…

— В номер не надо… — был ответ.

На лестнице послышались шаги. Она сказала быстро:

— Выходите на улицу и ждите на углу. У кинотеатра…

Вернувшись на вокзал, Игумнов первым делом связался с картотекой МУРа. Результат не оказался неожиданным. Клички Пай-Пай, Лейтенант и Хабиби на учете не значились. Это был хороший признак. В картотеку, как правило, попадала обычно мелкая рыбешка и еще ушедшая на покой; крупная и сильная рыба ускользала.

«Ни в одном отделении на них ничего нет… Опасная группа!»

Игумнов двинулся перроном к себе. Дневное «техническое окно» — временный перерыв в движении пригородных поездов заканчивалось.Пассажиры, коротавшие время в открытом полуэтаже вокзала, теперь все ближе подтягивались к платформам, садились в электрички. Первыми уходили поезда ближайшего Подмосковья, жители Видного, Домодедова должны были освободить места в электричках, следовавших в Каширу и Ступино.

У табло, показывающего время отправления очередного поезда, Игумнова неожиданно толкнули. Несильно. Намеренно. Это был знак. Кто-то дал понять, что Игумнов ему срочно нужен. Вокруг, на станции, было слишком много нескромных глаз и ушей. Толкнувший не хотел, чтобы его отношения с начальником уголовного розыска были предметом обсуждения. Игумнов замедлил шаг. Вокруг теснились пассажиры. В сторону восьмого пути удалялся носильщик с телегой. Там, у ограды мемориального комплекса, виднелась чуть отнесенная в сторону стайка автоматов. В них продавали воду. Игумнов поискал в кармане монету, двинулся к ограде мемориала. Он ни на секунду не усомнился в том, кто именно пытался привлечь его внимание.

«Аскер…»

Носильщик был из вокзальных авторитетов, трижды судимый за кражи татарин, фигура весьма заметная на станции. Авторитет улаживал конфликты между работодателями и работополучателями в случаях, когда профком станции был бессилен, железной рукой наводил трудовую дисциплину. Через Аскера носильщики и кладовщики отстегивали часть выручки наверх. Он же обеспечивал покровительство администрации, а иногда и милиции: отмазывал попавшихся при ночной продаже спиртного, при мелких хулиганствах, сводничестве. Непростые эти функции требовали также оказания время от времени услуг вокзальной милиции, на что авторитет по мере необходимости соглашался. Особенно если это касалось залетных — чужих воров. Игумнову уже не раз приходилось разговаривать с ним конфиденциально.

У автоматов с водой никого не было. Они пили воду в метре друг от друга.

— Жара… — пожаловался авторитет. — За день жидкости литра три выпиваю…

Он осторожно огляделся. По другую сторону ограды, отделявшей перрон от мемориального комплекса «Траурный поезд В. И. Ленина», было тоже пусто.

Выдраенный до блеска паровоз, доставивший тело вождя от Герасимовки до Павелецкого, тускло отсвечивал в построенном для него саркофаге.

— Я видел сегодня этого… — Аскер отвел руку со стаканом. — Которого ты разыскиваешь.

Игумнов ждал чего-то подобного.

— У нас их навалом разыскивается…

— Перед планеркой сегодня носильщикам объявили… Мусульманин, а глаза голубые… Из-за них все время смотрел в сторону.

— Ты сам его видел?

— Мы постояли немного.

— Как он одет?

— Двубортный костюм, галстук. Второй, с ним — русский. Оба — спортсмены. Приезжие.

— Похоже…

— Это они. Можно было, конечно, потолковать и побольше. Но эти заботы!

Игумнов знал его проблемы. Каждый раз они повторялись с одним и тем же финалом.

Кладовщик камеры хранения из молодых оказался неаккуратен: он прикрепил к чемодану использованную квитанцию, а деньги открыто положил в карман. На вокзалах не было ни одного кладовщика, который не проделывал бы то же самое. Администрация отлично это знала. Однако этот сделал все на глазах приехавшего прокурора из провинции. Случай получил огласку — виновного на шесть месяцев пришлось перевести в носильщики.

Авторитет открыто намекал: в качестве ответной услуги Игумнов должен был вернуть неудачника в камеру хранения.

— Жить-то всем надо! А если наказывать, то сначала ветеранов! Ударников комтруда! Ведь так?

Игумнов был с ним согласен, но сейчас его интересовали Голубоглазый и его партнер.

— Что им надо было на вокзале?

— Приехали вроде к директору ресторана.

Игумнов понял, что носильщик в курсе.

— В чем там дело?

— Меня достает этот… — Авторитет хотел определенности. — Молодой! Из камеры хранения… И отец его тоже ходит. Как два телка, честное слово. «Помоги да помоги!»… Могу я им сказать, что вопрос решится положительно?

Он предлагал сделку.

Работать на контору из одного чувства патриотизма охотников находилось мало. Нормальных средств, чтобы расплатиться за получаемые сведения, как водится во всех полициях мира, у милиции никогда не было. Оставалось выручать засыпавшихся жуликов.

Игумнов кивнул.

— Лучше бы уже на этой неделе! — Носильщик сразу успокоился. — А с Голубоглазым вот что… Кто-то сказал, что через директора ресторана можно достать товар.

— Он назвал его?

— Японские головные платки.

— Понял.

С час назад он уже слышал об импортных платках. В отделе разборов ГАИ. Было ли это простым совпадением?

Носильщик бросил монету в автомат, налил еще стакан. За оградой музея-депо показалась крупная высокая женщина, стрелок ВОХРа — форменная юбка облегала ее, как опорную колонну.

— Вообще-то они достали было платки… Но контора накрыла, отобрала товар. Еле ноги унесли…

— Давно? — как перед тем носильщик у Андижанца, спросил Игумнов.

— Чуть не повязали! Вчера.

«Если узнать, кто задерживал, можно попытаться установить бригаду. Надо дать ориентировку по городу…»

— Кто из них об этом рассказал?

— Русак…

Игумнов отметил правдоподобность.

«Верно. Голубоглазого накануне не было в Москве!»

С Голубоглазым вообще выходила неувязка: он выскочил из поезда, хотя не имел никакого отношения к краже у Больших Боссов… А тут, на вокзале, кроме всего, ударял по другому ведомству… Это была родная вотчина ОБХСС!

— Они ходили к директору ресторана?

— По-моему, нет… — Носильщик ни словом не обмолвился о своей роли в происшедшем. — Такие вот дела… — Носильщик для

приличия помолчал. — Так я могу успокоить этого телка?

— Пусть подойдет к начальнику станции. Я позвоню.

Носильщик достал из кармана спичечный коробок.

— Это Голубоглазый оставил. Там номер машины…