Миермилис Стейга - Шаги за спиной Страница 19

Леясстраут нахмурил густые светлые брови.

– Из прокуратуры сельского района? – Подойдя к письменному столу, он наклонился к микрофону. – Пусть войдет!

Дверь отворилась. Высокий, сутуловатый человек помялся у порога. Леясстраут пошел ему навстречу.

– Садитесь, пожалуйста! Чем могу быть полезен? – показал он на кожаный стул у письменного стола.

– Моя фамилия Розниек. Я следователь прокуратуры. – Розниек достал из кармана ярко-красную книжечку.

– Верю, верю, – замахал руками Леясстраут. – Лучше скажите, что вас ко мне привело?

Розниек подобрал ноги под стул, пристроил руки на подлокотниках, смерил Леясстраута взглядом.

Открытое круглое лицо с коротковатым носом светилось добродушием и вместе с тем излучало энергию и уверенность в себе.

Розниек не знал, как начать разговор, и не понимал, что его смущает. Потом до наго дошло: он сидел в чужом кабинете с той стороны стола, где обычно сидят допрашиваемые.

Леясстраут встал, прошелся к окну, затем присел на низкий диванчик напротив Розниека.

– Слушаю вас, товарищ следователь.

– В четверг на прошлой неделе вы проезжали в Юмужциемс, на хутор Межсарги, – начал без обиняков Розниек.

Леясстраут вздрогнул, к лицу прилила краска. Замешательство длилось всего несколько мгновений.

– Откуда у вас такие сведения? – в голосе явственно прозвучали начальственные нотки.

– Я полагал, мы обойдемся без вещественных доказательств. Но если требуется… – Он покопался в портфеле и кинул на столик несколько фотоснимков с отпечатками следов на песке.

Леясстраут внимательно просмотрел фотографии.

– Так, так, – сказал он вдруг весело, – прямо как в детективном кинофильме: следователь выслеживает преступника. А что, если следователь ошибся и это следы не моей обуви?

Розниек слегка подался вперед, пристально наблюдая за Леясстраутом. Любопытно, Леясстраут не спрашивает, что произошло в Юмужциемсе, а сразу пробует отшутиться.

– Следы ваши, – серьезно продолжал Розниек, – можем сличить их с обувью.

– Ишь какой скорый! – возмутился Леясстраут. – Вы сперва запаситесь санкцией прокурора республики на обыск, вот тогда и поговорим. А для того, чтобы получить санкцию, требуется законное основание.

– Такое основание есть, – спокойно ответил Розниек.

– Тогда, может быть, скажете, в чем оно состоит? – нетерпеливо выпалил Леясстраут. – Что именно привело вас ко мне?

– Хотя хозяин этого кабинета вы, но вопросы буду задавать я, – вежливо, но твердо заметил Розниек. – Ответьте, пожалуйста, в четверг на прошлой неделе вы были в Юмужциемсе на хуторе Межсарги?

Леясстраут зажег сигарету и глубоко затянулся. Он молчал. Розниек внезапно ощутил, что напряжение ослабевает, словно бы лопнула некая пружинка в психологическом механизме разговора.

– Можете, конечно, и не отвечать, ваша поездка в Юмужциемс не вызывает никаких сомнений. – Он достал из портфеля и положил на стол еще несколько снимков. Это были фотографии кусочков хлеба и сыра со следами зубов, а также гипсовых отливок зубов. – Эти визитные карточки вы оставили в Межсаргах, а вот на этих предметах есть также и отпечатки пальцев. – Розниек бросил словно карты еще два снимка: коньячной бутылки и коробки конфет "Ассорти". – Вам эти предметы знакомы. Если угодно, есть и два свидетеля – кондуктор автобуса и студент. Они видели, что вы вошли в автобус в Юмужциемсе. Вы с ними вместе ехали до самой Риги.

Розниек наблюдал за Леясстраутом. Бесследно исчезло начальственное высокомерие. Лоб повлажнел, наморщился, на виске пульсировала набухшая вена. Леясстраут отодвинул остывший кофе, резко встал и с напускной безысходностью развел руками.

– Ну, хорошо, допустим, я в молодости жил и работал в этом вашем Юмужциемсе. А теперь съездил навестить знакомых. Что же в этом факте достойно внимания сельского Шерлока Холмса?

– Странный визит, – пропустив колкость мимо ушей, усмехнулся Розниек. – Приехали вечером, а посреди ночи уже отправились в обратный путь.

Леясстраут насторожился.

– Что, разве и в лесу за мной была слежка?

– Нет, зачем же. Вас заметил человек, когда вы долго ожидали автобуса на остановке. Помните? Вам он не знаком?

– Похоже, где-то видел его раньше.

– И не хотели, чтобы он вас узнал. Поэтому не поддержали разговор.

– Опять подозрения. Да скажите же в конце концов, что означает этот спектакль?

– Меня интересует, что вы делали той ночью в Межсаргах? И почему так внезапно уехали?

– Вам не кажется, товарищ следователь, что любой гражданин имеет право хранить в тайне все то, что относится к его личной жизни? – Леясстраут высказал это хотя и негромко, но с раздражением.

– Бесспорно. И тем не менее не понимаю. Вы столько лет живете в Риге и ранее никогда не ездили…

– И тут ни с того ни с сего вдруг роман где-то в Юмужциемсе, на старом хуторе Межсарги… – У Леясстраута, видимо, начали сдавать нервы. – Да, действительно, уму непостижимо! Разве мало женщин в Риге? Неужто обязательно ехать куда-то к чертям на кулички?! – Он вновь закурил и умолк. Затем уже в другом тоне добавил: – Катрина была моя первая и самая большая любовь. Разве мог я не поехать, когда она меня позвала?

В кабинете долго царила гнетущая тишина.

– Извините, – выдавил наконец Леясстраут. – Не знаю уж, поймете вы меня или нет, и все же я попрошу… У меня жена, двое детей…

Розниек задумался. Несомненно, Леясстраут той ночью был в Межсаргах. Рассуждая логически, да и в соответствии с имеющимися доказательствами, очевидно, имелась прямая связь между его поездкой туда и смертью обеих женщин. Не исключена и возможность его вины в двойном, хорошо замаскированном убийстве. В лучшем случае он свидетель разыгравшейся в Межсаргах трагедии.

– Расскажите, пожалуйста, что вы делали в четверг ночью в Межсаргах? – чеканя каждое слово, еще раз задал вопрос Розниек.

Леясстраут недоуменно пожал плечами.

– Не понимаю, для чего вам это знать?

– Потому что Катрина Упениеце и ее мать в эту ночь были убиты. – Следователь внимательно наблюдал за выражением лица Леясстраута.

Леясстраут внезапно побледнел. К бледности обескровленного лица добавилась восковая желтизна. В мгновение ока он постарел, осунулся. Едва шевеля онемевшими губами, Леясстраут попросил Розниека распахнуть окно. Какое-то время он сидел неподвижно, опершись на подлокотник дивана. Затем, мало-помалу придя в себя, с трудом поднялся, тяжело ступая, подошел к сейфу и вручил Розниеку несколько конвертов.

– Вот письма. Следствию они пригодятся. Я… сейчас не в состоянии что-либо вам рассказать…

XXVI

Подобно врачу, следователь тоже изучает человека. Но если первого интересует преимущественно физическое здоровье, то второго – моральное. Больной не боится врача, он ему помогает. Но перед следователем редко обнажают душу и сердце, в особенности морально больные люди – преступники. Очень редко они сознают, что именно следователь и есть тот лекарь, который способен помочь их исцелению. Следователю приходится самому проникать в интимнейшие лабиринты души, отыскивать тропки, ведущие к правде, к откровенности, а затем и к выздоровлению. Работа трудная и неприятная. Но такова уж профессия следователя.

Розниек извлек из ящика стола письма Катрины Упениеце Леясстрауту, разложил их по датам и еще раз внимательно перечитал, задумываясь над каждым словом.

Прости, что осмелилась так к тебе обращаться, но мы же с тобой друзья юности, потому думаю, что имею право. Я безмерно счастлива, что ты жив и здоров. Здесь все считали тебя погибшим на войне, но я не смогла в это поверить. Сердечно поздравляю тебя с юбилеем! Видела твой портрет и биографию в журнале. Я так счастлива, что нашла тебя, словами этого не высказать. Хочу тебя увидеть. Но сейчас приехать в Ригу не могу, не могу мать оставить одну, да и в колхозе работы по горло. Если ты не стал слишком гордым, напиши мне хоть несколько строчек в ответ, буду очень рада получить весточку от тебя.

Катыня.

Надеюсь, что еще не совсем меня позабыл.

Межсарги, 11 апреля 19… года".

Розниек отложил письмо в сторону и стал читать следующее.

Только что получила твое письмо. Рада ему бесконечно. Теперь в моей жизни появился совсем другой смысл. Я знаю, у тебя есть семья, своя жизнь. Я ничего не требую, пойми меня правильно. Но ты вернул мне молодость. То, что ты жив и что я тебя увижу, придает мне новые силы жить и работать.

Дорогой мой Яночка, очень бы хотелось съездить в Ригу и встретиться с тобой. Но ты ведь очень занятой человек, большой начальник. Быть может, все давно позабыто?

Жизнь моя течет, как говорят, через пень колоду. Мать совсем спятила. Снова взялась за старое. Словом, тут творится такое, что в письме описать невозможно. Только один ты можешь мне помочь. Ты для меня всегда был самым дорогим и близким человеком. Яночка, найди время и приезжай! Мне очень нужен твой умный совет. Посетим дорогие нам места – сходим к большому обрыву, к старому дубу. Лето уже близко, и там опять будет очень красиво.