Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник] Страница 2

Инспектор хотел встать, но шеф жестом остановил, подвинул поднос с рюмкой коньяка.

— Приглашение наемных убийц из России в последнее время не такая уж редкость. Подобных профессионалов приглашают даже в Америку, где своих исполнителей более чем достаточно. Русский значительно дешевле, главное же — он прибыл, выполнил контракт и убыл. Он не может шантажировать заказчика, не может быть захвачен ни полицией, ни конкурирующей стороной, значит, никого не выдаст. Ты сидишь и думаешь, мол, все это мне известно, старик выжил из ума и посылает меня искать человека, которого давно нет в городе. Верно?

— Извините, господин комиссар, но вы абсолютно правы, — произнес наконец инспектор. — Я только не считаю…

— Не лги, мой мальчик, считаешь, — перебил комиссар. — Получая подобное задание, и я бы усомнился в здравом уме начальника. Ты служишь у меня десять лет. Ты слышал когда-нибудь, чтобы старик столько говорил?

— Никак нет.

— Я поручаю тебе скверное дело, хочу, чтобы ты понял — не у меня, комиссара Гюнтера, а у нас, немцев, сейчас другого решения нет. Мы подписали с русскими соглашение о совместной работе по борьбе с организованной преступностью и наркобизнесом. Русские доставляют нам много неприятностей, и, если мы их здесь не прижмем, будет еще хуже. Совершено варварское преступление. Мы имеем основания обратиться за помощью в розыске убийцы. Но ты не можешь прилететь в Москву. — Комиссар выдержал паузу, отметил, что рука инспектора, державшая рюмку, не дрогнула, и продолжал: — Ты не можешь прилететь в Москву и сказать: «Господа, у нас имеются данные, что зверское убийство в Мюнхене совершил ваш человек. У нас с вами соглашение, найдите убийцу и выдайте Германии».

Предположение было настолько абсурдно, что инспектор позволил себе пошутить:

— Почему нет? Россия страна небольшая, преступников там всего ничего. Такой вариант вполне возможен.

Комиссар взглянул одобрительно, поднял рюмку, пригубил и кивнул:

— Я знал, Дитер, ты разумный мальчик. Ты пойдешь в русскоязычные кварталы и будешь там болтаться до тех пор, пока не добудешь информацию. Русская колония невелика, все друг друга знают, чужака видели, а он обязательно там появлялся. Возраст, внешность, как он себя называл, конечно, не своим именем, откуда он родом. Конечно, он врал. Когда мы соберем все, тогда ты можешь прилететь в Москву и сказать: мол, мы сделали что могли, теперь давайте работать вместе.

Дитер знал русское выражение «хорошее кино», чуть было не произнес вслух, удержался, сказал:

— Сделаю все возможное, господин комиссар. Но русских следует ориентировать уже сейчас.

— От наших ориентировок горит любая электроника, уверен, что сейчас русским не до наших забот, — ответил комиссар. — В прошлом году у нас была группа офицеров из Москвы. Ты патрулировал с одним из них, вы попали в перестрелку, захватили двух бандитов. Мне показалось, что и ты, и русский в своих рапортах что-то утаили. Это так?

— Прошло столько времени…

— Инспектор! — Комиссар спохватился и мягко продолжал: — Дитер, мальчик, мне кто-то шепнул, что в русского стреляли с нескольких метров и ты вытолкнул его с линии огня. Это так?

— Мой русский напарник был человек очень опытный и быстрый, он бы справился и сам, возможно, я немного ему помог.

— Прекрасно! — Комиссар допил рюмку. — Позвони этому опытному и быстрому парню и попроси тебе помочь.

— Извините, но я не могу, господин комиссар, — твердо ответил Дитер.

Комиссар устал от непривычно долгого разговора. Дитер начинал раздражать своей молодостью, невозмутимостью, теперь и упрямством. Но старый полицейский лишь чуть прибавил голоса и терпеливо продолжал:

— Ты читаешь русские книги, но ничего об этих людях не знаешь. Россия — страна особенная, там законы и приказы не выполняются, а по дружбе пойдут и под нож, и под пулю. В России все делается по знакомству, звони этому парню.

— Не могу! — Дитер встал. — Когда я провожал русских на аэродром, то узнал, что мой напарник не «этот парень», а полковник.

— М-да, скверно, — растерянно произнес комиссар, провел пальцем по щеточке усов, почесал седой висок. — У них все не так, как положено. Я точно помню… оперативный работник, значит, инспектор.

— Полковник Гуров — старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Главного управления Министерства внутренних дел России, — сказал Дитер Вольф.

— И он патрулировал с тобой в машине, стрелял, даже дрался? — Комиссар вновь почесал висок. — Когда говорят, что русские люди загадочные, я смеюсь, теперь… — Он кашлянул и замолчал.

— Они произошли от других обезьян, господин комиссар. У них другая таблица умножения, и на месте правой руки у них левая. А полковник Гуров так просто больной, так считают даже его русские коллеги. И я, рядовой инспектор, не могу звонить полковнику…

— Верно, верно, иди продумывай легенду, готовься, я подумаю. — Комиссар встал; когда дверь за подчиненным закрылась, поморщился, даже развел руками. — Полковник… По особо важным делам… Бегает ночью по улицам и дерется… Россия!

Полковник Гуров вошел в парикмахерскую. На давно не мытой витрине было написано «Салон». Сыщик оглядел унылое, обшарпанное помещение. В салоне не было ни души, четыре кресла глядели в мутные зеркала на свои облезлые спинки. Три кресла явно никого не ждали, перед четвертым на некогда белой полке валялись инструменты, не лежали, именно валялись, и хотя Гуров с расстояния в несколько шагов хорошо рассмотреть не мог, но казалось, что инструменты в волосах клиента. Хотелось тихо уйти и никогда сюда не возвращаться. Гуров был полковник, сыщик, мужик волевой, соблазн поборол, кашлянул и громко сказал:

— Здравствуйте. Извините, что без предупреждения!

В проеме двери, ведущей в служебное помещение, никто не появился, он подошел ближе и повторил:

— Здравствуйте!

Из одной двери в другую прошла девушка в каком-то халате, с кружкой в руке, на Гурова не взглянула, крикнула:

— Светка, клиент пришел!

Не прошло и пяти минут, как вышла надменная девица с лицом, раскрашенным, как у индейца, собравшегося на тропу войны.

— Будем стричься? — Девица взглянула на голову клиента и вздохнула: — Вы знаете, сколько это стоит?

— Я вытерплю.

— Как желаете? — Девица подошла к креслу, махнула салфеткой.

— Хорошо, — ответил Гуров. — Я желаю, чтобы меня постригли хорошо.

— Стрижка модельная, — вынесла приговор девица, — тогда моем голову.

Полковника мыли и стригли даже не как щенка, а словно предмет неодушевленный — пригибали и крутили голову, подталкивали, нажимали на плечи или тянули вверх. К мастеру подходили и отходили люди, что-то предлагали купить или продать, дважды мастер уходила к телефону. Девицы разговаривали между собой о шмотках, выпивке и мужиках.

Когда Гуров, заплатив по его полковничьей зарплате большие деньги, оказался на свободе, его жизненный опыт стал несколько богаче, а ведь он проработал двадцать лет не в историческом музее, а в уголовном розыске. Понятно, в сорок два года человек не впервые заглянул в парикмахерскую, и приватизация началась не вчера, да и цены отпустили не сегодня, пора бы к демократии привыкнуть. Однако сыщик расстроился. Вроде бы он всегда женщинам нравился, а тут оказалось, что он и не мужик вовсе, обидно. Когда случались неприятности либо тоска без видимых причин, Гуров шел в тренажерный зал, в баню, если пришло время, в парикмахерскую, затем надевал свежую рубашку, парадный костюм, новый галстук. Какая здесь логика? Да никакой, главное, чтобы помогало. Сегодня он начал с парикмахерской, так на тебе, такой конфуз получился.

А началось все вчера, около полуночи раздался телефонный звонок из Мюнхена. Когда разговариваешь с заграницей, слышно значительно лучше, чем если позвонит сосед, у которого кончились сигареты.

— Добрый вечер, господин полковник, вас беспокоит Дитер Вольф из Мюнхена. — В трубке ничего не трещало, голос звучал чисто, не уплывая в небытие. — Извините ради бога, мне чертовски неловко, но обстоятельства…

— Здравствуйте, Дитер, — ответил Гуров, хотя подмывало заметить, что полночь отнюдь не вечер и кончай слова говорить, выкладывай свою просьбу. — Как здоровье? Как поживает Анна?

— Спасибо, господин полковник. У нас все в порядке. — Дитер запнулся и вздохнул.

— Дитер, мы с вами профессионалы, я вас слушаю.

— Две недели назад у нас произошла катастрофа, двое погибли на месте, один из них ребенок, мать находится в реанимации. Вы меня понимаете, господин полковник?

— И я понимаю, и любой, кто нас слышит, понимает, — ответил Гуров. — Вы полагаете, что исполнитель приезжал от нас?

— Сожалею, господин полковник.

— Вы, немцы, люди аккуратные, конечно, послали официальную бумагу?