Марко Незе - Спрут 3 Страница 2

— Стало холодно, — сказал он. — Набрось пиджак и пойдем отсюда. Я отвезу тебя домой. Не можешь же ты оставаться так поздно на улице.

Девушка увернулась.

— Ой, да это какой-то псих! — злобно закричала она. — Чего ко мне привязался?

Коррадо взял ее за руку. Он закрыл глаза, и на мгновение ему показалось, что он сжимает мягкую руку дочери.

— Пойдем, — повторил он. — Я должен увезти тебя отсюда.

Девушка упиралась.

— Пусти! — пронзительно заорала она. — Мне работать надо, ты что, не понимаешь? Вали отсюда ко всем чертям, чтоб ты сдох!

За происходящей сценой наблюдали из стоящей неподалеку машины два типа с бандитскими рожами. Так как Каттани не отставал от девушки, они выскочили из машины и решительно к ним направились, желая поскорее избавиться от странного клиента.

— Эй, послушай! — прошипел один из них, тот, что пониже. На лоб ему падали кудрявые волосы, одет он был в куртку искусственной кожи. — Ты что, нарываешься на неприятности?

Коррадо искоса взглянул на него и даже не ответил. Он продолжал держать девушку за руку. И нежно гладил ладонью ее по лицу, желая стереть чрезмерный слой косметики.

Вмешался и второй — блондин со сверкающей в мочке левого уха сережкой.

— Ты что, не видишь, ей надо работать? — выдохнул он в лицо Каттани. — Она должна принести домой деньги, понимаешь ты или нет? Живей катись отсюда, не заставляй ее зря терять время!

Кудрявый схватил Каттани за руку и прорычал:

— Нищий! У тебя в кармане ни гроша. Убирайся! Иди к своей жене, она тебе даром даст.

Неожиданно Коррадо словно очнулся. Он молниеносно повернулся и ударил ногой в пах кудрявого. Тот, корчась от боли, повалился на мостовую. Потом, выхватив из кобуры пистолет, нанес им плашмя удар прямо в лицо блондину.

Теперь девица принялась всхлипывать.

— Помогите! Не убивай их, прошу тебя, не убивай.

Лицо у нее было все в слезах, тушь и румяна потекли — вид был смешной и одновременно жалкий: она походила на куклу, изодранную жестокой девочкой. Подняв с земли сумочку, она стала отчаянно ею колотить по спине Коррадо.

— Убирайся! Убирайся отсюда!

Наконец он повернулся и пошел. Сев в машину, обернулся и в отблесках костра увидел, что девица низко наклонилась над лежащими на мостовой парнями, гладит их и пытается помочь им подняться на ноги. Тут только до Коррадо дошло, что он вел себя просто смешно, словно герой какого-то душещипательного романа, вознамерившийся наставить на путь праведный заблудшую овечку.

Когда он парковал машину, то не заметил, что за ним кто-то наблюдает. Из «фольксвагена» за ним следил какой-то тип лет сорока, похожий на лису — блондин, коротко стриженный, элегантно одетый, атлетического сложения. Вид у него был самоуверенный, если не наглый. Он жевал резинку и размеренно подбрасывал серебряную монету в полдоллара.

Американец

Вот уже третью ночь Коррадо беспокойно вертелся в постели с боку на бок, тщетно стараясь уснуть. Он поднялся, увидел в зеркале ванной комнаты отражение своего осунувшегося лица. Кожа была желтая, покрасневшие глаза слегка опухли. Казалось, он враз постарел на десять лет.

Он боролся изо всех сил и потерпел поражение. Теперь, он конченый человек. Его победили, стерли в порошок. Не было никакой необходимости уничтожать его физически, теперь он для них не опасен. Утиль, металлолом…

Голова раскалывалась от боли. В детстве дедушка рассказывал ему о своей беде — мучившей его жестокой бессоннице. Но только теперь Коррадо по-настоящему понял, что значит вставать по утрам разбитым, не сомкнув ночью глаз.

Он начал искать спасение в бутылке виски. Но алкоголь оглушал, лишал последних сил, и с каждым днем все сильнее Коррадо ненавидел его как самого злейшего врага. Неожиданно мелькнула мысль. Он сложил чемодан. Поехал по шоссе, ведущему на север. Часа через три свернул на узкую извилистую лесную дорогу. Остановился у монастыря, красивого и величественного здания, фасад которого украшала аркада.

Место было совсем уединенное, насколько хватало глаз, виднелись лишь покрытые густой зеленью холмы.

Двери открыл багроволицый жизнерадостный монах. Он проводил Каттани к настоятелю. Аббат был убеленный сединами старик, с худым аскетическим лицом, светившимся внутренним светом, как у людей, далеких от мирской суеты.

— Я приехал сюда, потому что нуждаюсь в вашей помощи, — просто сказал Каттани. Вид у него был такой, словно он просил сотворить чудо.

— Что я могу для тебя сделать, брат? — спросил аббат, приглашая его сесть.

— Я ищу покоя и мира. Я как утлый челн, который швыряют волны. Совсем потерял способность различать, где добро, а где зло.

Понимающая улыбка скользнула по суровому лицу аббата.

— А ты веришь в Бога?

Каттани пожал плечами и покачал головой.

— Нет, — ответил он, — Просто никогда не задавался этим вопросом.

— Но все же пришел просить помощи к людям, живущим в страхе божием?

Комиссар опустил веки, почти закрыл глаза.

— Видите ли, — пробормотал он, — сейчас у меня в жизни очень тяжелый момент. Чтобы обрести душевное равновесие, я нуждаюсь в слове людей верующих.

Аббат заметил, как руки у его собеседника задрожали, на лбу выступили капли пота.

— Да у тебя жар, — сказал он. — Идем.

Аббат проводил Коррадо в тесную монастырскую келью, свет в которую попадал сквозь маленькое круглое окошечко, и попрощался с ним.

— Здесь будет твой дом. До тех пор, пока ты этого хочешь.

В ту ночь сон, наконец, немного восстановил его силы, Но спал он совсем недолго и беспокойно, во сне его мучили кошмары. Стоило закрыть глаза, как перед ним вновь вставала страшная картина: дочь в руках похитителей, которые ее насилуют, а она рыдает и взывает о помощи… Во сне он кричал: «Паола, Паола!» И мгновенно просыпался обессиленный, с тяжестью на сердце.

Он видел жену, сраженную пулей, медленно оседавшую на землю в его объятиях. Он звал ее, словно желая удержать жизнь, покидавшую тело. После этих кошмаров Каттани с трудом приходил в себя. От боли разламывалась голова, кровь громко стучала в висках. Он чувствовал себя погруженным в абсолютную тишину, в какой-то искусственный мир, укутанный в вату, где нельзя было различить ни малейшего шороха или скрипа. Он никогда и не подозревал, что тишина может быть такой гнетущей, хуже, чем городской шум.

На рассвете, когда первые слабые лучи солнца скользнули по стене кельи, он различил мелодичные приятные звуки. Коррадо встал и, пройдя в том направлении, откуда слышалась музыка, подошел к алтарю. Пение монахов, сопровождаемое звуками органа, плыло ввысь со стоящих в нефе скамей. Оно смягчало сердце подобно бальзаму.

Постепенно Каттани свыкся с монастырской жизнью. Однажды он заглянул в мастерскую, где низенький, сгорбленный монах тщательно расписывал глиняные статуэтки для рождественских ясель[3]. У него на столе выстроились десятки уже готовых фигурок, а другие были приготовлены для раскраски.

Монаха звали Бернардо. На мгновение его рука с кисточкой застыла в воздухе: он раздумывал, какого цвета взять краску. Выбор пал на красную.

— Мне нравятся яркие цвета, — объяснил он. И не отрываясь or работы, пригласил Коррадо войти, — Помоги-ка мне раскрашивать.

— У меня жена умела делать такие вещи, — ответил Комиссар. — А я никогда не держал в руках кисточки.

— Да это очень легко. Тут нечего уметь: только терпение да твердая рука.

— А у меня дрожат руки. Вот, гляди, мне никак не удержать их неподвижно.

— Наверное, пьешь?

— Признаюсь, в последнее время немного перебирал. Не потому, что мне нравится. Я без этого не мог обойтись.

— Хочешь себя погубить? Жизнь и так слишком коротка.

Коррадо, раздосадованный, метнул на монаха косой взгляд.

Тот продолжал:

— Ох, знаю я, о чем ты думаешь: что я не имею права так с тобой разговаривать, раз живу тут отшельником и не знаю, что за штука жизнь.

— Вот именно, — сухо отозвался комиссар.

— Я тебе признаюсь, до того, как надеть эту рясу, я тоже принадлежал к миру, из которого ты пришел. Потом в один прекрасный день начисто покончил с прошлым.

Каттани изучающе всматривался в его лицо, хотел обнаружить на нем следы прошлой жизни.

— Почему вы укрылись здесь? Из страха или из гордости?

Монах приподнял фигурку волхва, проверил на свету краски и проговорил:

— Жизнь — это поиск… Изо дня в день мы продолжаем искать верный путь. Иногда нам кажется, что мы его нашли.

— Верный путь… — машинально повторил Каттани, — А какой он, этот верный путь, для меня?

— Прощение. Я не хочу читать тебе проповедь. Но только прощение может вернуть в твою душу мир и покой, которые ты ищешь. У тебя же душу переполняет ненависть. Ты думаешь, что единственное средство от нее избавиться — это месть.