Александра Маринина - Смерть ради смерти Страница 20

Если Шитовой не померещилось и если таинственный гость сказал правду, то в списке вызовов «неотложки» должен быть тот, который поступил с места его работы. Но который из них? И потом, что означает в его представлении слово «недавно»? На прошлой неделе? В прошлом месяце? Она решила на первый раз ограничиться четырьмя месяцами, но понимала, что, скорее всего, придется копать поглубже. И по какому признаку выделить из всех вызовов тот, единственный?

После совещания она снова взялась за список. И через час нашла то, что искала. Это оказалось так просто, что сначала она даже не поверила в удачу.

2

Глядя на тучного одышливого человека, сидящего за огромным столом в просторном кабинете, он с трудом подавлял в себе отвращение.

– Боюсь, что у вас неприятности, – зловеще произнес толстяк, доставая из папки какую-то бумагу. – В министерство пришла анонимка на ваш Институт. Допрыгались.

– О чем? – сдержанно осведомился он, хотя сердце его дало сбой.

– О вашей установке. Вы мне скажите, вы отслеживаете ее воздействие или как смонтировали – так и забыли?

– Постоянно отслеживаем, иначе и быть не может, это же эксперимент.

– И никаких побочных явлений?

– Никаких, – уверенно ответил он, чувствуя, как ладони слегка вспотели.

– Тогда как прикажете понимать вот это?

Толстяк потряс в воздухе вынутым из папки листком, лицо его выражало крайнюю степень негодования. Внезапно бросив листок обратно на стол, он достал из ящика аэрозоль, которым пользуются астматики, и несколько раз нажал на крышку, направив струю себе в рот. Дыхание его стало легче.

– Здесь написано, что ваша установка дает эффект «обратной петли». Анонимка уже прошла по всем инстанциям, у всех на столах полежала, вот теперь и до меня дошла как до вашего куратора с резолюцией разобраться и подготовить заключение. И что я должен написать в этом заключении, а?

– Вы можете с чистой совестью написать, что представленные вам научные материалы свидетельствуют о полном отсутствии какого-либо негативного эффекта от нашей установки, – твердо сказал он. Во рту появилась неприятная сухость. Сукин сын Войтович, все-таки написал в министерство, хоть и не подписался!

– Я пока не вижу никаких научных материалов, – продолжал кипеть толстяк. Он снова начал дышать с присвистом, его жирное лицо с тройным подбородком постепенно приобретало неприятно-красный оттенок. – Зато я точно помню, как вы уверяли меня и всех членов комиссии, что ваша антенна не дает негативного воздействия на среду. Именно поэтому вам разрешили установить ее в городе, а не на полигоне, как положено. И я как председатель той комиссии несу персональную ответственность за принятое решение, а теперь выходит, что вы меня обманули? Так или не так, я вас спрашиваю?

– Выслушайте меня, Николай Адамович, – спокойно ответил он. Ему удалось справиться со страхом, и сейчас он чувствовал себя более уверенно. – Комиссии были представлены все научные отчеты по этой теме, их читали не только вы один. В отчетах написано черным по белому, что того эффекта, о котором вас информировал аноним, нет. Нет его, понимаете? И решение принимала вся комиссия, коллегиально. Это первое. Теперь второе. Кто направил вам анонимку с резолюцией «разобраться»?

– Заместитель министра Якубов. Это имеет значение?

– А как же, Николай Адамович. Всем известно, что Якубов собирается на пенсию. На его место сегодня существуют два реальных претендента: Старостин и вы. Старостин – давний дружок Якубова. Направляя вам анонимку, Якубов изображает видимость объективности, а на самом деле просто-напросто поддерживает скандал, не дает ему затухнуть. Ведь он мог ее выбросить? Мог. Уже давным-давно существует правило не возиться с анонимками, и никто его не упрекнул бы. Он мог бы вызвать вас к себе и спросить, не может ли быть правдой то, что в ней написано. И вы бы ему сказали, что не может. И все, Николай Адамович, и весь разговор. Это если бы он вам доверял и хорошо к вам относился. Но он вместо этого посылает вам бумагу со своей резолюцией через секретариат, чтобы еще лишних пять пар глаз ее почитали и запомнили, чтобы через два дня все министерство узнало, что в курируемом вами Институте какой-то скандальчик образовался. И вот о чем я подумал, Николай Адамович. Уж не Старостин ли эту анонимку организовал?

– Мог, – прохрипел толстяк, снова берясь за флакон с аэрозолем. – Эта сволочь все может. От него добра не жди. Может быть, вы и правы. Но все-таки скажите мне раз и навсегда: есть эта «обратная петля» или нет?

– Нет. Нет, нет и еще раз нет. И выбросьте это из головы.

Выходя из начальственного кабинета, он подумал: «Есть эффект, есть. И еще какой! Но тебе, толстому безграмотному карьеристу, знать этого не нужно. Спать будешь плохо».

3

– Ничего себе! – присвистнул Юра Коротков, когда Настя показала ему список выездов «Неотложной помощи». – Выходит, одну женщину с подозрением на трубную беременность увозили как раз из того самого Института, где работал покончивший с собой Григорий Войтович. Забавная получается картинка.

– Уж куда забавнее, – хмуро проворчала Настя, еще не отошедшая до конца от утренней стычки с девицей из бухгалтерии. – Теперь слушай меня, Юрик, я буду рассказывать, как мне все это представляется, а ты мне возражай. Погоди, позови Мишу, пусть он будет арбитром.

Они уселись втроем у Насти в кабинете, она – за своим столом, Коротков – за соседним, у которого не было постоянного хозяина, а Доценко примостился на стуле, поставив его у окна.

– Начали, – кивнула Настя, как бы давая самой себе старт. – 7 декабря старший научный сотрудник Института Григорий Войтович задержан возле трупа своей жены. 10 декабря его выпускают с тем, чтобы он, находясь дома, смог закончить важную научную разработку. 13 декабря Войтович кончает жизнь самоубийством. 21 декабря уголовное дело Войтовича похищают. Вместе с ним прихватывают для видимости еще три дела, одно из них – дело по обвинению Димы Красникова в краже джинсов, в котором содержатся данные о его усыновлении. На следующий день, 22 декабря утром некто Галактионов, приехав в автосервис, в разговоре сообщает эти сведения одному из знакомых мастеров. И в этот же день на квартире Надежды Шитовой встречается с человеком, судя по всему работающим в том же Институте, что и Войтович. Пока сходится?

– Пока – да, – подтвердил Коротков. – Но при условии, что показания Лыкова, мастера из автосервиса, мы принимаем за правду.

– Поправка принимается, – согласилась Настя, – но у нас нет другого выхода, кроме как верить Лыкову. Дальше. Еще через два дня Галактионов снова приходит на квартиру Шитовой и там умирает от цианида, брошенного в чашку с кофе. Это факты. Теперь начинается полет фантазии. Ребятки, я сейчас начну нести полную чушь, только вы не смейтесь, пожалуйста, а поправляйте, если что-то не стыкуется. Договорились?

Коротков и Доценко кивнули, усаживаясь поудобнее.

– Войтович за убийство жены попадает в камеру. Кто-то очень не хочет, чтобы он там находился, организуются звонки и просьбы отпустить его домой хотя бы на несколько дней якобы для завершения важной научной разработки стратегического значения. Войтович работает в научном учреждении, которое занимается изучением распространения электромагнитных волн в различных средах, так что все звучит вполне правдоподобно. Но я в это не верю. Мне кажется, что действительно кто-то страшно не хотел, чтобы Войтович оставался под арестом. Почему? Не знаю. Это вопрос, на который я хочу получить ответ. В момент задержания Войтович находился в… мягко говоря, странном психическом состоянии, которое по мере пребывания его в камере постепенно проходило, он начал давать более точные и подробные показания, полностью совпадающие с тем, что было обнаружено на месте преступления. Врачи не обнаружили у него ни малейших признаков психического заболевания, и остается непонятным, что же это была за амнезия и под влиянием чего она вдруг прошла. В полной мере осознав случившееся, Войтович повесился. И оставил предсмертную записку, которая оказалась, естественно, в его уголовном деле. И снова кто-то проявляет к этому делу нездоровый интерес. Уголовное дело исчезает из кабинета следователя, когда тот вышел куда-то и по привычке оставил открытым не только кабинет, но и сейф, где лежали дела. По-видимому, кто-то из сотрудников Института нанял для этой кражи Галактионова. Это или его очень давний знакомый, с которым Галактионов не виделся много лет, или, наоборот, знакомый случайный. Но знакомство должно было состояться при таких обстоятельствах, чтобы человек из Института понял, что к Галактионову можно обратиться с подобного рода просьбой. Итак, человек из Института просит Галактионова раздобыть дело Войтовича. Фамилия следователя и место его работы ни для кого в Институте не были секретом, потому что многих сотрудников вызывали в качестве свидетелей по делу об убийстве жены Войтовича. Годится?