Рут Ренделл - Застигнутый врасплох Страница 20

— Вот, значит, откуда дует ветер?

— Ну, она же не ходила на тайные свидания в лес к старому сэру Джорджу Ларкин-Смиту, правда? Или к пастору из Майфлита, или к Уиллу Палмеру? Разве что к тебе, Лайонел.

— Я все гадал, когда ты меня об этом спросишь. — Мариотт лениво потянулся, греясь на солнце, и рассмеялся. — Нет, не ко мне. А если ты серьезно, Редж, Гипатия расскажет тебе, где я был той ночью. Обрати внимание, я не говорю, что отказался бы от такой возможности…

— Может, ты даже попытал счастья?

— Может.

Теперь пришла очередь Вексфорда рассмеяться.

— Значит, мы возвращаемся к Шону Ловеллу, не так ли?

— Она симпатизировала Шону, — сказал Мариотт. — Однажды я встретил ее, когда она выходила из магазина грампластинок, здесь, на Хай-стрит. Купила диск, занимавший первое место в хит-парадах. «Я не должна отставать от моей маленькой певчей птички, — сказала Элизабет. — Он единственный настоящий соловей[30] в Майфлите». — «Довольно остроумно», — подумал я. Элизабет не была дурой.

— Любопытное замечание, — сказал Вексфорд.

— Не знаю. Ты слишком глубоко копаешь, мой дорогой. Вы, полицейские, ужасно циничны. Шон часто приходил под окна Элизабет и пел серенады. Думаю, ей это было приятно и она чувствовала себя молодой. Нечто вроде поклонения прекрасной даме, лестного и принимавшегося с благосклонностью.

— Вернемся к Виллерсу, — сказал Вексфорд. — Но сначала как насчет еще одной чашки чая для бедного, старого, циничного полицейского?

Деревня Майфлит была красива даже зимой. Теперь, залитая мягким солнечным светом, она лежала в низине за лесом, словно спящая красавица. После обеда деревня словно обезлюдела, и только цветы в палисадниках наслаждались солнечным теплом.

Берден доехал до края деревни со стороны Кингсмаркхэма, а оставшуюся часть пути решил пройти пешком. В такой день было приятно прогуляться, вдыхая аромат созревающих фруктов и любуясь гигантскими махровыми георгинами, которые выращивали для выставки цветов или праздника урожая.

Как бы то ни было, Берден ошибся, думая, что деревня пуста. Приближаясь к Майфлит Мэнор, инспектор заметил миссис Ловелл; прислонясь к калитке своего убогого жилища, она беседовала со смуглым мужчиной, державшим две окровавленные тушки кроликов. Косые взгляды, которые мужчина бросал на поместье — хотя речь вполне могла идти именно о нем, поскольку убийство было главным предметом разговоров в деревне, — наводили на мысль о браконьерстве. Миссис Ловелл поощряла мужчину звонким, раскатистым смехом.

Берден нашел Шона в Старом доме; садовник выкладывал яблоки из корзины на полку. Золотистые плоды с розовым бочком и полосками на блестящей, как старый шелк, кожуре — сорт «Батская красавица». Юноша насвистывал, но при виде Бердена умолк.

— Часто сюда приходишь, да? — вкрадчиво спросил инспектор. — Здесь ты встречался с миссис Найтингейл?

— Я? — Шон угрюмо посмотрел на Бердена, сел на пирамидку серебристых березовых поленьев и принялся вертеть в пальцах сигарету. — Я бы вам помог, — сказал он, — только не пойму, к чему вы клоните. Нет, я прихожу сюда редко. Вообще-то в первый раз с самого апреля. — Юноша ткнул пальцем в похожую на туннель лестницу. — Из-за того, что там был он. — Нахмурившись, Шон прикурил. — Нам со стариком Палмером строго-настрого приказали не соваться сюда, чтобы его не беспокоить.

— Ты ведь бываешь в чулане? Подметаешь там. И даже взял фонарь, чтобы освещать себе дорогу, когда шел в лес к миссис Найтингейл?

— Я? — снова переспросил Шон. — Вы что, спятили?

Сигарета у него погасла. Он вновь прикурил, моргнув, когда пламя вспыхнуло, пожирая неровный край бумаги.

— Хотите сказать, что я крутил любовь с миссис Найтингейл? — До него наконец дошли намеки инспектора. — Если так, то вы псих, и не просто псих, а псих с грязными мыслями.

— Ладно, оставим это.

Берден смертельно обиделся. Явная несправедливость обвинения ранила его куда сильнее, чем дерзость юноши.

— Тем не менее, — продолжал он, сдерживая гнев, — ты был с ней в дружеских отношениях.

— Послушайте, — сказал Шон, — если уж вам так интересно, то ей нравилось помогать мне с карьерой.

— Она помогала тебе работать в саду?

Юноша густо покраснел. Берден, сам того не сознавая, отплатил обидчику.

— Я не собираюсь быть садовником, — с горечью сказал Шон. — Это временно, чтобы не сидеть без дела, пока я не займусь настоящей работой.

— И что это за настоящая работа?

— Музыка, — сказал Шон. — Сцена. В Лондоне.

Он снова махнул рукой, на этот раз указывая на север. На его лице появилось восторженное выражение; вероятно, он, как и Дик Уиттингтон[31], представлял себе город с мостовыми из золота.

— Я должен туда уехать. — Его голос дрожал. — Понимаете, я все знаю, все у меня тут, в голове. Я могу сказать, какими были все чарты, за много лет. Я могу сдать любые экзамены. — Он сжал кулаки, и в его глазах вспыхнул фанатичный огонь, как у религиозного мистика. — Ни один из этих диск-жокеев не знает и половины того, что знаю я. — Шон вдруг закричал на Бердена: — Перестаньте улыбаться! Вы такой же невежественный, как все остальные, как моя старуха, с ее ухажерами и выпивкой. Только миссис Найтингейл меня понимала, но она умерла.

Шон вытер глаза грязным рукавом — несостоявшийся художник, которого мир продолжает считать ремесленником.

Берден смягчился.

— Как миссис Найтингейл собиралась тебе помочь?

— Она знала одного парня в Лондоне, — теперь голос Шона был еле слышен. — Тот работал на Би-би-си, и миссис Найтингейл обещала замолвить за меня словечко. Ну, там петь или диск-жокеем… Немного для начала. Начинать нужно с малого, — смущенно прибавил он и вздохнул: — Не знаю, что со мной теперь будет.

— Лучше не бросать садоводства, немного повзрослеть и избавиться от всяких дурацких идей, — посоветовал Берден. Ответом ему стал исполненный ненависти взгляд Шона. — Ладно, забудем на время о твоих амбициях. Почему ты сказал старшему инспектору, что смотрел по телевизору передачу, которою на самом деле отменили?

Пойманный на лжи, Шон выглядел скорее раздраженным, чем испуганным.

— Я смотрел телик, — сказал он, — но мне надоело. В тот вечер старуха позвала к себе своего приятеля, этого Элфа Тоуни. Они смеялись надо мной, потому что я смотрю «Поп-ревю». — Шон сжал яблоко с такой силой, что побелели костяшки пальцев. — С детства помню, что моя мать меняла парней как перчатки и всем им нужно было только одно: чтобы я не путался под ногами. Если хотите знать, когда мне было десять, я увидел, как мать целуется и обнимается с одним из своих мужчин, схватил нож для мяса и бросился на нее. Я бы ее убил, но тот парень вырвал нож и ударил меня. Я бы ее убил, — с яростью повторил Шон, но, увидев выражение глаз Бердена, умолк. Потом смущенно прибавил: — Теперь мне на нее плевать, только… только я всем этим сыт по горло.

Пальцы его расслабились, и он уронил яблоко на стеллаж. Берден заметил, что ногти юноши проткнули розовую кожуру, оставив глубокие, сочащиеся соком отметины.

— Мне кажется, ты позволяешь чувствам брать верх над разумом, — спокойно заметил он.

— Я же сказал, что тогда мне было десять. Теперь я изменился. Пальцем ее не трону, что бы она ни делала.

— Насколько я понимаю, — сказал Берден, наблюдая, как Шон вытирает липкую руку о джинсы, — ты говоришь о своей матери.

— А о ком же еще?

Берден пожал плечами.

— Итак, мать и Элф Тоуни тебя достали. И куда ты пошел?

— В свой сарай, — сказал Шон. — Сидел там один, думал. — Он тяжело вздохнул, встал, повернулся спиной к Бердену и снова стал выкладывать яблоки. — Просто думал и… слушал.

Яркий плод, поврежденный его руками, покатился по стеллажу. Потом Шон снова принялся тихонько насвистывать. Его лицо стало таким же розовым, как яблоки. Интересно почему, подумал Берден, направляясь к выходу.

— Дэнис всегда ездил с ними отдыхать, — сказал Мариотт. — Я имею в виду, с обоими. Но два года назад ему пришлось поехать с одной Элизабет. Квен заболел корью, бедняга. Так обидно. Как рассказывала мне Элизабет, она была просто в ужасе, что придется торчать с Дэнисом в Дубровнике, но Квентин заявил, что никогда им не простит, если из-за него они останутся дома, и им пришлось смириться. Должно быть, они там все время ссорились, потому что по возвращении оба выглядели неважно, и той зимой отношения между Дэнисом и Квеном явно охладились, так что Дэнис даже перестал приезжать в Майфлит Мэнор. Но как-то раз, позапрошлым летом, в июне, я был в поместье, и вдруг там появился Виллерс. «Редкий гость», — сказал Квен, но я видел, что он очень обрадовался. «Я только затем, чтобы сообщить, что не смогу в следующем месяце поехать с вами в Рим. Обещал директору, что буду сопровождать группу школьников». — «Вы? — почти закричал я. — Наверное, вы сошли с ума». Должен тебе сказать, в школе это считается тяжкой повинностью и преподаватели готовы на все, лишь бы избежать ее. «Отказаться от чудесного Рима ради отвратительного Коста-Брава?» — «Я еду, — ответил Виллерс. — Все уже решено». Видели бы вы лицо бедного Квентина. Он изо всех сил пытался отговорить Дэниса, но тщетно. Тот был непреклонен.