Алексей Макеев - Театр одного убийцы Страница 20

– А может, я отвернулся, чтобы в носу поковырять? – нагло ответил вопросом на вопрос Белов. – Или мне это не положено? И вообще, слезьте со стола. Мне с посторонними разговаривать запрещается.

– Как скажешь, – улыбнулся Гуров.

Он соскочил на пол и, сделав вид, что уходит, резко развернулся и поймал охранника за кисть руки, в которой тот держал скрученный в трубочку журнал. Белов сначала удивленно открыл рот, а потом попытался вырвать руку. Однако из этого ничего не получилось. Гуров легко выкрутил его накачанную кисть, загибая ее под неестественным углом. Журнал в руке охранника хрустнул и смялся, превратившись в бесформенный ком бумаги. А сам Белов сначала поморщился, а потом застонал и прекратил сопротивление.

– Отпустите, больно, – прошипел он.

– Мальчик, не нужно строить из себя самого умного, – отчеканил Гуров, наклоняясь почти вплотную к лицу охранника. – Я задаю тебе невинные вопросы, и если делаю это без ордера на арест, то подобное положение совсем не означает, что ты можешь не отвечать на них. Сейчас я отпущу твою руку, и мы попробуем начать все сначала. А я посмотрю, насколько ты хорошо меня понял…

Белов в ответ только кивнул, продолжая с выражением боли и ужаса смотреть на полковника милиции. Сыщик ехидно улыбнулся и медленно, словно нехотя, ослабил хватку. Охранник тут же начал растирать поврежденную кисть свободной рукой.

– Так почему ты не можешь сказать, видел Марию на лестнице или нет? – елейным голосом поинтересовался у него Гуров. – Только на этот раз вежливо и подробно.

– Я понял, – пробормотал охранник и только после этого решился поднять на сыщика взгляд. – Инструкцией мне строжайше запрещается отлучаться куда-либо со своего места в то время, когда на сцене идет представление. Даже в туалет. Вот я и молчал, потому что в начале третьего акта мне приспичило…

– Как, и тебе тоже? – удивился Гуров.

Сыщик едва сдержал смех. А охранник с удивлением смотрел на развеселившегося полковника.

– А кто еще туда ходил? – удивленно спросил он.

– Не важно, – ответил сыщик и вмиг стал серьезным. – В любое другое время за твои недомолвки я бы голову тебе оторвал, но сейчас можешь жить спокойно. Скажи, а когда наверх поднялся Левицкий? И кто вообще побывал на втором этаже вчера вечером?

– Да много кто там был, – пожал плечами Белов. – Замдиректора поднимался, сам Воронцов, Света Турчинская, уборщица, тетя Маша, да и еще несколько человек. А Левицкий ушел на второй этаж в антракте между вторым и третьим актом. После этого наверх многие бегали. Я не слишком за этим следил, поскольку пришлось от служебного входа парочку особо рьяных поклонников Строевой прогонять. Но как только спектакль продолжился, на второй уже никто не поднимался. Если не считать уборщицу.

– Воронцов в антракте поднимался наверх? – задал новый вопрос Гуров.

– Да. Минуты за три до Левицкого, – кивнул головой охранник, почему-то покосившись на побаливающую руку. – Как он спускался вниз, я не видел. Наверное, как раз в это время фанатов выгонял.

– А что у вас тут за старушка с пирожками ходит? – После рассказа о Воронцове в душе сыщика зазвенела торжествующая струна, но он постарался скрыть свою радость и перевел разговор на другую тему.

– Так вы и о ней знаете? – удивился Белов. – Душевная старушка. И пирожки у нее вкусные.

– Когда она вчера ушла? – поинтересовался Гуров.

– Да, наверное, за минуту до того, как тетя Маша с дикими криками сверху прибежала, – пожал плечами охранник. – А вам она зачем?

– Вопросы будешь бабушке задавать, – фыркнул Гуров. – Ладно. Служи дальше. Спасибо за информацию. Родина тебя не забудет!..

Сыщик отошел от стола охранника и вышел в коридор, по обеим сторонам которого располагались гримерные артистов. Кое-какая версия убийства у Гурова уже сложилась. И хотя она была далека от совершенства, но подобный результат поисков был намного лучше того абсолютного нуля, который сыщик имел рано утром.

Судя по тому, что он узнал, директор театра не мог не попасть под подозрение. И о пропаже револьвера он сообщил с опозданием, и сломанного замка не заметил. Да и хранил оружие будто специально так, чтобы его было легче украсть. К тому же и находился на втором этаже почти одновременно с Левицким.

Конечно, всего этого было слишком мало для предъявления обвинения. В первую очередь потому, что у директора вроде не было мотива для убийства худрука. Та ссора, о которой рассказал сыщику Парфенов, в счет не идет. Поскольку это были обычные театральные будни. И если за каждый конфликт во время постановки пьесы руководители театров будут «мочить» друг друга, то скоро это искусство совершенно вымрет.

Смущал Гурова и тот факт, что в любой информации, полученной им сегодня, всегда фигурировала Турчинская. И Марии она «особую» минералку принесла, и на второй этаж в антракте поднималась, и обо всех конфликтах в театре слышала и знала. Причем рассказывала о них так, будто сама была непосредственным свидетелем ссор.

Вдобавок эта вездесущая проныра, входя в любую гримерную, и пистолет могла легко подменить. В общем, Турчинская вполне подходила на роль подозреваемой. Если бы не одно «но» – она была занята на сцене во время третьего акта.

«А кто сказал, что Левицкого убили именно тогда, а не в антракте? – спросил сам себя Гуров. – Заключения патологоанатомов о времени смерти всегда приблизительны. А о том, что Левицкого видели прямо перед началом третьего акта, никто не говорил!..»

Сыщик решил не торопиться с выводами относительно возможной причастности к смерти худрука кого бы то ни было. Картина вчерашнего вечера была восстановлена далеко не полностью, но контуры ее вырисовывались довольно четко.

Было очевидно, что преступник (или преступница) готовился к убийству заранее и тщательно все спланировал. Сначала он выбрал человека, находящегося в серьезном конфликте с Левицким. Затем неизвестный убийца подменил во время репетиции бутафорский револьвер на боевой. После чего подсыпал Строевой какого-то мочегонного средства в бутылку с минералкой. И лишь тогда мог спокойно выполнить задуманное преступление. Но он не учел одного – того, что за дело возьмется Гуров!

Именно этот факт и указывал на то, что Мария в качестве «подставы» была выбрана совершенно случайно. В противном случае преступник должен был все выяснить не только о ее привычках, но и о характере ее мужа, прежде чем начинать задуманную операцию. И тогда от бутылки с минералкой он непременно попытался бы избавиться!

А ведь еще существовал и пистолет. Зная, когда проводились репетиции, сыщику не составит никакого труда выяснить, в какой именно день Строевой сунули в руку боевое оружие. А там и до преступника рукой подать.

«Хотя нет!» – оборвал себя Гуров и задумался.

Он попытался просчитать, какова вероятность того, что боевое оружие, добытое в музее с таким трудом, могли спокойно доверить актерам во время репетиций. Вспомнив о небрежности Воронцова при хранении револьвера, сыщик понял, что выяснить это самостоятельно вряд ли получится.

Он уже хотел вернуться к директору и получить от него нужную информацию, но тут увидел Бельцева, спускающегося по лестнице. Гуров мгновенно вспомнил, что именно этот человек, решивший попробовать себя в роли помощника режиссера, и предложил этот трюк с выстрелом в зрительный зал. К тому же Бельцев сам вел множество репетиций и должен быть в курсе того, когда и как в них использовался боевой револьвер. Гуров окликнул заместителя директора театра и поспешил его догнать.

– Игорь Станиславович, мне хотелось бы поговорить с вами, – ответил он на рукопожатие Бельцева.

– Конечно, Лев Иванович, – сразу согласился зам. – Поднимемся ко мне в кабинет?

Гуров отрицательно покачал головой.

– Мне бы не хотелось, – ответил он и, увидев недоумение в глазах Бельцева, пояснил: – С минуты на минуту сюда приедет группа экспертов из милиции и еще кое-кто, с кем бы мне пока встречаться не хотелось. Не буду вдаваться в подробности. Это не более чем служебные неурядицы. Давайте лучше пройдем в гримерную Марии и спокойно там поговорим.

– Как скажете, – пожал плечами зам и решительно зашагал прямо по коридору.

В отличие от Воронцова Бельцев даже не попытался предложить сыщику идти впереди него. Зам вел себя как хозяин дома, показывающий дорогу гостю. Пусть и не слишком желанному, но крайне сейчас необходимому.

Из Бельцева просто исходила уверенность в себе. Гуров видел, что главный хозяйственник театра изо всех сил пытается выбросить из головы мысли о смерти Левицкого и пытается наладить нормальную работу театра.

Примерно подобного поведения Гуров и ждал в данной ситуации от абсолютно невиновного человека. Уверенность Бельцева и его готовность отвечать на вопросы понравились сыщику, и он невольно почувствовал доверие к этому человеку.