Питер Джеймс - Пусть ты умрешь Страница 21

— Значит, в воскресенье. Буду ждать с нетерпением.

33

Воскресенье, 27 октября

Слушая семейную беседу и кипя от возмущения, Брайс Лорен открыл большой блокнот «молескин» с наклейкой «Рэд файл», в который записывал все разговоры Рэд с родственниками, и сделал новую пометку.

Какая же мерзкая семейка!

Картина стояла перед глазами как живая. Он и сам сиживал за их столом, когда приезжал с Рэд несколько раз на обед или ланч. Настоящая пытка. А еще дважды сталкивался с другой змеей, сестрицей Рэд, и этим слюнтяем, ее муженьком.

Но сестра и ее муж — дело второстепенное. Настоящее зло, чистый яд — мамаша. С супругом-подкаблучником.

Я могла бы выйти замуж за монстра.

Он записал всю фразу целиком.

Неужели, Рэд? Это я — монстр? Я? Ну, если ты и впрямь так думаешь, пусть так и будет! Я стану чудовищем! Но ты ведь это не всерьез, правда? Расстроилась из-за машины? Ненадежная была штучка. Я ведь предупреждал. Не следовало бы тебе ездить на старье, где нет никаких современных средств безопасности. Туда ей и дорога, я бы так сказал. Да, да, понимаю, ты огорчена. Надо взбодриться. Может, тебя порадует небольшой приятный подарочек, а? Так как?

Кое-какие мысли у меня есть.

Подарок… хороший штрих.

Брайс взглянул на часы. Однажды — к тому времени они уже встречались почти год — они прогуливались, держась за руки, по лондонской Бонд-стрит и остановились у витрины магазина «Картье». Вот тогда Рэд и сказала, что это, наверное, самые элегантные в мире часы.

Брайс помнил, как засияло от радости ее лицо, когда несколько недель спустя он надел ей на руку «картье танк».

Но то было тогда.

Он вернулся к разговору, записанному и переданному шпионской программой «спайбабл» в числе прочих, потом включил его заново, сначала, чтобы прослушать внимательнее.

Особенно те части, где речь шла о нем.

«Вполне приличный человек. Доктор! Полная противоположность этому ужасному вруну Брайсу».

Голос матери. Камиллы Уэствуд.

Камилла!

Ты такая чопорная, Камилла. Даже не представляешь, как я любил твою дочь. А любил я ее так, как никого прежде. Она была моим солнцем, моим светом, моим смехом. Не только самой сексуальной штучкой из всех, кого я знал, — она была моей половинкой. Мы занимались любовью, и твоя дочь, Камилла, шептала мне на ухо, что хочет быть со мной до самого конца.

И я ответил, что хочу того же.

А через три дня она меня выгнала.

Потому что ты отравила ее ядом. Ты и твой муженек.

Так что, я — монстр?

О’кей, пусть так. Переживу. Но только ты должна понять, что они творят, монстры. Они убивают людей. Рвут на куски. Ну, довольна?

Обрадуешься, когда узнаешь, что умрешь?

Нет, не надо было тебе так говорить.

«И спасибо маме, что выяснила о нем правду. Одному Богу известно, чем бы все закончилось, если бы не ее интуиция. Я могла бы выйти замуж за монстра».

А помнишь ли, Рэд, какие сообщения ты мне присылала? Ты ведь была без ума от меня, как и я был без ума от тебя. Помнишь, как это было, пока твои родители не отравили твой разум?

Каждая частичка меня думает о тебе. Это самое прекрасное чувство, и я хочу, чтобы оно оставалось со мной долго-долго. Я просто улетаю от того, что ты делаешь со мной. Я так люблю быть с тобой, даже если мы просто смотрим друг на друга. Мне так повезло с тобой. Я еще никогда не чувствовала ничего подобного. Обожаю тебя. Каждый дюйм тебя. Я засыпаю, мечтая о тебе, и просыпаюсь, желая тебя. Я считаю часы до нашей встречи. ХХХХХХХ + ххххххххх + хххххххххххххххх.

А черт, как же я тебя обожаю.

P. S. Я сказала, что обожаю тебя? ХХХХХХХХХХХХ.

P. S. Я сказала, как сильно я тебя обожаю?

ххххххххххххххххххххххх.

Ты писала мне это за два дня до того, как бросила.

Нельзя передумать так быстро. Так не бывает. Если только человеку не отравили разум ядом.

Мне правда очень жаль, но никто не вправе вмешиваться вот так вот в чувства другого человека. В отношениях всегда есть Рубикон. Мы перешли его давно. Я думал, что мы перешли его в тот день, когда занимались любовью и ты попросила, чтобы я кончил, глядя тебе в глаза.

В ту ночь наши души переплелись.

Ты хотя бы понимаешь, как я зол теперь?

Вот почему мне придется убить тебя, Рэд. Я не могу жить в мире, где ты с другим мужчиной. Мое сердце не желает это принимать. Извини, Рэд. Мне очень жаль. Какая жизнь могла бы быть у нас… А вместо этого приходится готовиться к смерти.

Одинокая девушка с огнем в волосах, 29 лет, чахнет на любовном пепелище. Ищет новое вдохновение, новое пламя для тлеющего костра. Приятного общения, дружбы и — кто знает? — может быть, чего-то большего.

Хотела огонька, Рэд?

Ты его получила.

34

Понедельник, 28 октября

В понедельник, в половине девятого утра, Рэд снова сидела в подвальной консультации неподалеку от брайтонского вокзала, и малиновый Будда милостиво взирал на нее с каминной полки. В комнате было прохладно — допотопный электрообогреватель выдавал лишь скудную порцию тепла.

— Как прошел уик-энд? — спросила Джудит Биддлстоун.

— Давайте не будем об этом.

— Ох, извините, дорогая. Хотите о чем-то поговорить?

— У меня загорелась машина.

— Господи… Вы не пострадали?

— Я в порядке. Успела выбраться раньше, чем она вспыхнула. Потом пришлось терпеть колкости сестры за воскресным ланчем. В общем, не самый лучший уик-энд. Постоянно думала, что мы с Карлом планировали провести его совсем иначе.

— Ваша старшая сестра, Марго, вы ведь называли ее успешной!

— Да, и она всю жизнь напоминает мне об этом.

— Я так понимаю, обрести уверенность она вам не помогла?

— Наверное, нет. Нет.

— Хотите поговорить об уик-энде или вернемся к тому, что обсуждали в прошлый раз?

— Давайте поговорим о Брайсе. Я ведь ради этого к вам и пришла.

— Вы сказали, что частный детектив, которого втайне от вас наняла ваша мать, выяснил, что Брайс лгал вам, так? Лгал о своем прошлом, о том, чем зарабатывал на жизнь. Как Брайс узнал, что вам это известно?

— Я сама сказала ему об этом.

— И как он отреагировал?

— Категорически все отрицал. Говорил, что детектив ошибся и спутал его с кем-то.

— Что потом?

— Я сказала, что мне надо подумать о наших отношениях и нашем будущем. Он и слушать не хотел. Твердил, что мы обручены, что проживем жизнь до конца — вместе.

— А вы были обручены?

Рэд заколебалась с ответом.

— Как вам сказать… В его представлении — да. Мы однажды обедали в ресторане «Куба Либре» — там, где было наше первое свидание, — и он вдруг поставил на стол коробочку. Открыл, достал кольцо и надел мне на безымянный палец. А потом попросил выйти за него замуж. Кольцо, если честно, мне не понравилось, не в моем вкусе — чересчур броское, вульгарное. Да и в нем самом я на тот момент была не уверена. Слишком много было всякого. Как на качелях — то хорошо, то плохо. Мы вернулись ко мне в квартиру и уже там поссорились — он как будто спятил. Закончилось тем, что я позвонила в полицию. Приехал констебль Споффорд. Брайса арестовали и увезли, потому что оставаться с ним я не могла — боялась. Но на следующий день им пришлось его отпустить, потому что до рукоприкладства не дошло, все ограничилось словесными оскорблениями, а выдвигать какие-то обвинения я не стала.

— Итак, полиция забрала его в тот вечер, когда он сделал вам предложение. Из-за того, что Брайс стал на вас кричать. Вы сказали, что вам нужно время — подумать и разобраться, однако ж он считал, что вы уже помолвлены. Вы сами как это понимаете? — спросила психолог. — Какой во всем этом смысл?

— Ну, вот так вот у нас с ним и было. Брайс всегда добивался своего. Получал, что хотел. А противостоять ему я не научилась. Я знала, что не приняла его предложение, но вариант с полицией не сработал — Брайс вернулся на следующий день, милый, внимательный. Вел себя так, словно мы и впрямь обручились. И я под него подстроилась. Не хотела давать ему повод для новой сцены.

— Думаю, причина его срыва была в той информации, которую добыл для вашей матери детектив?

— Несомненно! Чего там только не было, и все — одно другого хуже. Оказалось, что Брайс врал мне о своем прошлом и не сказал, что был осужден в Штатах за нападение на человека. Я хотела порвать с ним, но каждый раз, когда заговаривала на эту тему, он начинал плакать, жаловаться на тяжелое детство, говорить, что я даю ему чувство собственного достоинства. Клялся, что изменится. Говорил, что да, понимает, что не идеален, но детектив, мол, ошибся, принял его за другого человека, а он ни в чем мне не солгал. Брайс умел убеждать, а мне хотелось верить ему.