Майкл Коннелли - Черное эхо Страница 21

Заместитель начальника потуже затянул на шее галстук и провел рукой по своему сияющему черепу. Потом дотянулся до зуммера селектора. Хотя после этого он мог легко нажать кнопку громкоговорителя и пролаять команду, однако дождался ответа своего нового адъютанта. Это была еще одна из его привычек.

– Да, шеф?

Ирвингу нравилось это слышать. Он улыбнулся, потом наклонился вперед, пока его внушительная челюсть не оказалась от селекторного громкоговорителя на расстоянии двух дюймов. Он был из тех, кто не доверяет технике.

– Мэри, принесите мне личное дело Гарри Босха. Оно должно быть в активах. – Он проговорил по буквам имя и фамилию.

– Сию минуту, шеф.

Ирвинг откинулся на спинку, улыбнулся сквозь стиснутые зубы, но потом почувствовал какую-то несообразность и подумал, что, пожалуй, регулировка несколько сбита. Он провел языком по заднему нижнему коренному зубу слева, выискивая на его гладкой поверхности дефект – быть может, небольшую трещинку. Ничего не обнаружив, открыл ящик стола и вытащил оттуда маленькое зеркало. Открыл рот и вгляделся в задние зубы. Потом убрал зеркальце обратно, вынул бледно-голубой блокнот и записал памятку позвонить дантисту, договориться насчет профилактического осмотра. Он задвинул ящик обратно и вспомнил, как он однажды, обедая с членом муниципального совета из Вест-Сайда, резко надкусил печенье с афоризмом на счастье. Нижний задний коренной зуб с правой стороны треснул от черствой выпечки. Хищный бродячий пес предпочел проглотить обломки развалившегося зуба, чем обнаружить свою слабость перед членом совета, чья поддержка ему может однажды очень пригодиться. Дело в том, что во время трапезы он обратил внимание члена муниципального совета на тот факт, что племянник указанного чиновника, работающий водителем в управлении полиции Лос-Анджелеса, является скрытым гомосексуалистом. Ирвинг упомянул, что он делает все, что в его силах, дабы защитить этого племянника и предотвратить его разоблачение. УПЛА же, объяснил Ирвинг, преисполнено ненависти к голубым не меньше, чем какая-нибудь церковь в Небраске, и если хоть слово просочится в рядовой и сержантский состав, то человек может распрощаться со всякой надеждой на повышение. Кроме того, будет подвергаться грубым притеснениям со стороны прочих традиционно ориентированных служащих. Не было нужды упоминать о неминуемых последствиях публичного скандала. Даже в либеральном Вест-Сайде это не будет способствовать члену муниципального совета в его устремлениях сделаться мэром.

Ирвинг все еще улыбался при этом воспоминании, когда в дверь постучали и в кабинет вошла офицер Мэри Гроссо с дюймовой толщины папкой в одной руке. Она положила ее на письменный стол Ирвинга со стеклянной столешницей. На его сверкающей поверхности больше не было ничего, даже телефона.

– Вы были правы, шеф. Оно все еще находилось в активах.

Заместитель начальника, ответственный за службу внутренних расследований, подался вперед и сказал:

– Да, я уверен, что не отдавал распоряжения перевести его в архивы, потому что у меня было чувство, что мы еще не получили полного представления о последнем периоде деятельности детектива Босха. Дайте взглянуть… я думаю, этим займутся… Льюис и Кларк. – Он раскрыл папку и прочитал запись условными знаками на внутренней стороне корочек. – Да, Мэри, попросите ко мне Льюиса и Кларка.

– Шеф, я видела их в отделе. Они готовились к заседанию КП. Я не могу сказать точно, по какому делу.

– Что ж, Мэри, им придется отменить Комиссию по правам, и, пожалуйста, не объясняйтесь со мной этими сокращениями. Я обстоятельный педантичный полицейский. Я не люблю срезать пути. Вам придется это запомнить. А теперь, эти Льюис и Кларк… я хочу, чтобы они отложили слушания и предстали передо мной незамедлительно.

Он напряг свои челюстные мышцы; твердые и упругие, они напоминали теннисные мячи в натуральную величину. Гроссо пулей выскочила из кабинета. Ирвинг расслабился и стал листать дело, заново знакомясь с Гарри Босхом. Он отметил военный послужной список Босха и его быстрое продвижение по службе в полицейском департаменте. За восемь лет – от патрульного полицейского до детектива, а затем – до следователя элитного отдела ограблений и убийств. Потом, после взлета, падение: прошлогодний административный перевод из отдела убийств и ограблений детективом в Голливудский участок. Жаль, что не уволили, сокрушался Ирвинг, изучая пункты карьеры Босха в хронологическом порядке.

Покончив с послужным списком, Ирвинг просмотрел экспертный отчет, касающийся психологического портрета Босха. Экспертная оценка была произведена в прошлом году и имела целью вынести заключение, может ли данный полицейский быть допущен обратно к своим обязанностям после убийства невооруженного человека. Психолог полицейского ведомства писал следующее:

«За время своего военного и полицейского опыта, существенным образом подразумевающего упомянутое применение огнестрельного оружия по живым мишеням, субъект в сильной степени сделался бесчувственным к насилию. В продолжение всей жизни он изъясняется в терминах насилия, либо аспект насилия является неотъемлемой частью его повседневности. Таким образом, маловероятно, что все выявленное ранее будет действовать в качестве психологического сдерживания в том случае, если он снова будет помещен в обстоятельства, где ему придется действовать с беспощадностью ради защиты себя или других. Я уверен, что он вновь окажется способен действовать без промедления. Он окажется способен спустить курок. При этом внешне его разговор не выявляет никаких пагубных последствий от привычки стрелять по людям. Разве что явная удовлетворенность результатом происшествия – смертью подозреваемого – представляется неуместной».

Ирвинг закрыл папку и постучал по ней ухоженным ногтем. Затем приподнял пальцами со стеклянной крышки своего письменного стола длинный темно-русый волос – офицера Мэри Гроссо, должно быть – и выбросил в стоявшую рядом мусорную корзину. Гарри Босх – это проблема, подумал он. Да, он хороший коп, хороший сыщик… В сущности, Ирвинг завистливо восхищался его успехами в расследовании убийств, в частности, его умением обезвреживать серийных душегубов. Но по своему длительному опыту замначальника департамента Ирвинг знал: чужаки плохо приживаются в этой системе. Гарри Босх чужак, и навсегда им останется. Он не часть семьи УПЛА. А сейчас в поле зрения Ирвинга попало самое скверное. Босх не только находился вне семьи, но, похоже, оказался вовлечен в некие действия, которые могут прямо навредить семье, поставить ее в неловкое положение. Ирвинг решил, что надо действовать уверенно и без проволочек. Он крутанулся на стуле и посмотрел в окно, на здание мэрии по ту сторону Лос-Анджелес-стрит. Затем его взгляд, как всегда, обратился к мраморному фонтану перед Паркер-центром. Это был мемориал в честь полицейских, погибших на боевом посту. Вот она, семья, подумал он. Вот она, честь семьи. Он стиснул зубы – мощно, веско, торжествующе! Именно в этот момент дверь отворилась.

В кабинет широким, уверенным шагом вошли и предстали перед лицом начальства детективы Пирс Льюис и Дон Кларк. Ни один не произнес ни слова. Они могли бы сойти за братьев. У обоих были коротко подстриженные каштановые волосы, неуклюжие туловища тяжелоатлетов с мощными руками. Оба одеты в консервативные серые костюмы: Льюис – в тонкую угольно-черную полоску, Кларк – в красно-коричневую. Оба скроены широкими и приземистыми – для лучшего перемещения тела в пространстве. Тело у каждого было слегка наклонено вперед, как если бы они вброд пробирались через воду, принимая на себя удары прибойной волны на манер волнорезов.

– Господа, – обратился к ним Ирвинг, – у нас проблема – причем первоочередная – с одним полицейским, который прежде уже переступал порог нашего отдела. Это тот полицейский, с которым вам двоим уже доводилось, не без успеха, работать.

Льюис и Кларк переглянулись, и Кларк позволил себе маленькую, быструю ухмылку. Он не мог догадаться, о ком шла речь, но любил охоту на закоренелых штрафников. Они были такими безнадежно-отчаянными.

– Речь идет о Гарри Босхе, – уточнил Ирвинг. Он подождал несколько мгновений, чтобы это имя хорошенько уложилось в их головах, а затем сказал: – Вам придется предпринять небольшой рейд в Голливудское отделение. Я хочу немедленно возбудить против него служебное расследование. Истцом будет Федеральное бюро расследований.

– ФБР? – удивленно переспросил Льюис. – Что же он у них натворил?

Ирвинг сделал ему замечание за употребление аббревиатуры вместо полного наименования Бюро и велел присесть по другую сторону стола. Следующие десять минут он потратил на подробное изложение телефонного звонка, который получил несколько минут назад из ФБР.

– В Бюро говорят, что слишком уж много здесь совпадений, – заключил он. – Я с ними согласен. Он вполне может быть сам замешан, и Бюро хочет, чтобы его отстранили от дела Медоуза. В лучшем случае получается, что он в прошлом году вмешался, чтобы помочь своему бывшему товарищу избежать тюремного срока. А вполне возможно, и затем, чтобы тот мог совершить это ограбление. Было ли Босху заранее известно о готовящемся преступлении, или он только потом оказался вовлечен – этого я не знаю. Но нам предстоит выяснить, что сейчас замышляет детектив Босх.