Николай Леонов - Точка невозврата Страница 21

Резаев все еще не понимал, куда клонит шеф. А тот продолжал:

– Мы, конечно, не думаем, что полковник сорвется. Вряд ли. Он, может, и ревнует, но головы из-за бабы терять не станет. Но в народе-то слух идет, и каждый про себя думает, чем это все кончится. Так уж устроены люди – они всегда ждут чего-то эдакого. Вот мы и подумали, зачем обманывать людей? Сделаем так, чтобы ревнивый муж замочил соперника. Понял теперь?

– Не совсем, шеф, – осторожно ответил Резаев. – Как именно мы это сделаем?

– Ну ясное дело, полковника просить об этом не станем, – с досадой сказал шеф. – Мальчишку замочишь ты. А улики подбросишь менту. Посадить его вряд ли посадят, но шум будет большой, и ему уже не до нас будет. Придется думать, как самому целым остаться. Если все сделать с головой, никто ни о чем не догадается.

– Теперь понял, – сказал Резаев.

– Вот и хорошо. Я на тебя надеюсь, – кивнул шеф. – Вы тут с Самохиным подробности обговорите, а я пошел. У меня дела.

На этом разговор закончился, и все остальное Резаев обсуждал уже с помощником. Сидели они долго – нужно было предусмотреть каждую мелочь, но в результате остались друг другом довольны. План был готов. Оставалось воплотить его в жизнь. Для этого Антон и пошел на следующий день в театр.

Он действительно мало интересовался артистами, мало знал кого по фамилии, но с удивлением обнаружил, что многие лица в зале ему поразительно знакомы, будто он встречался с этими людьми у себя во дворе ежедневно. Это даже захватило его поначалу, но вскоре Антон привык и сосредоточился целиком на той миссии, которую ему предстояло выполнить.

Еще во время торжественной части, которая состояла из приветственных речей, необычно коротких, но очень эмоциональных, Резаев с помощью театрального бинокля отыскал в зале главных действующих лиц предстоящей драмы. Внешность их он хорошо выучил на основании фотографий, которые ему предоставил Самохин.

Полковник Гуров сидел на втором ряду партера среди чиновничьей братии и выглядел совершенно спокойным и доброжелательным. Резаев отметил это как очевидный минус – по их сценарию желательно было, чтобы свидетели видели в этот вечер Гурова раздраженным и мрачным. То же самое касалось и второго мужчины в треугольнике – Емелина. Он, кстати, сидел пятью рядами дальше в окружении молоденьких актрис, казался необыкновенно веселым и во время праздничного представления, организованного аборигенами театра, громче всех хлопал в ладоши и кричал «бис». Теперь Антон точно знал, с кем имеет дело. Оказывается, эта физиономия была ему прекрасно знакома по многим афишам, расклеенным по городу, но фамилию этого молодого позера он узнал только вчера. Емелин ему не понравился. Паренек был неплохо накачан и явно нравился женщинам, но Антон решил, что вся эта показная мужественность ни черта не стоит – в настоящих переделках Емелин не бывал и при первой опасности должен был расклеиться в одну минуту.

По мнению Резаева, полковник сам был виноват в том, что этот хлюст увивается за его женой. На месте Гурова он давно бы уже разбил наглецу его красивую морду – сто процентов, что после этого Емелин будет обходить их семью за километр. Однако полковник мешкал, проявлял гуманизм и должен был теперь поплатиться за это. Резаев не слышал ни разу в жизни, чтобы доброта кому-то помогла. Всегда бывало наоборот.

Ну а виновницу всех этих страстей, актрису Марию Строеву даже и искать не надо было. На протяжении всего вечера она блистала на сцене, и к ее королевской фигуре, густым темным волосам и обворожительной улыбке были прикованы взоры всех собравшихся в зале.

Самому Резаеву место досталось на галерке. До поры ни в какие события вмешаться он, конечно, не мог и с нетерпением ждал времени, когда начнется банкет. Только тогда у него могла появиться свобода маневра. А маневр он задумал не самый простой – оставаясь в тени, суметь спровоцировать конфликт между мужем и поклонником. С творчеством Уильяма Шекспира Резаев знаком не был и поэтому сюжет придумал сам – с помощью Самохина, конечно. В сюжете отсутствовал такой значимый символ, как платок, зато появлялся еще один персонаж, который должен был сыграть роль подсадной утки – актер того же театра, коллега Марии Строевой, пожилой комик Вагряжский, страдавший извинительным пристрастием к известного рода напиткам. Как пояснил Антону Самохин, именно от этого человека удалось выведать подробности личной жизни Гурова.

Строго говоря, Резаев не входил в число лиц, приглашенных на банкет. Пригласительный билет такого права не давал, и большинство зрителей праздничного концерта должны были разойтись после окончания концерта. В банкете же принимали участие не более полутора сотен человек. Однако такая мелочь Резаева не смущала. Попав в театр, он не собирался покидать его добровольно. А найти укромный уголок, где он никому бы не бросался в глаза, Резаев мог где угодно, и вообще, он был очень незаметным человеком.

Едва отгремели овации и зрители стали покидать зал, Резаев тоже спокойно направился к выходу, а потом незаметно перешел из вестибюля в один из темных коридоров и затерялся в многочисленных театральных закоулках. Держался он скромно, но с достоинством, и ни у кого не возникло вопроса, что за человек разгуливает по театру, тем более что повсюду порхали возбужденные группки актрис и актеров, почетных гостей и администраторов. В малом зале горели огни и ломились от угощения столы. В воздухе витал дух веселья и легкомыслия.

Резаев не торопился. Он не пошел в зал сразу. Пока театральный народ был трезв, ему там делать было нечего. Кто-то мог обратить на него внимание, кто-то задать неподходящий вопрос, кто-то даже затаить подозрение. Гораздо разумнее иметь дело с подвыпившими людьми – они, как правило, доверчивы, радушны и принимают за чистую монету то, во что никогда бы не поверили на трезвую голову. Поэтому Резаев просочился в банкетный зал примерно через час после начала торжества. К тому времени пестрое общество уже разбилось на компании поменьше, страсти начали разгораться, а кое-кто уже принялся неприкаянно бродить по театру, строить какие-то воздушные замки, выяснять отношения и вообще веселиться на полную катушку.

На Резаева абсолютно никто уже не обращал внимания. Он был словно человек-невидимка, а холодный трезвый рассудок позволял ему без труда просчитывать каждый шаг. Все было прекрасно, вот только сначала он упустил из поля зрения всех, кто должен был сыграть роли в его сценарии. За праздничным столом сидели нарядные люди, звенели бокалы, летало конфетти, многочисленные разговоры сливались в один волнующий гул, но нигде не было видно ни Гурова, ни его жены, ни артиста Емелина.

Это не на шутку взволновало Резаева. Если полковник каким-то образом прочитал его мысли и начистил сопернику морду, то Емелин скорее всего уже давно отчалил, и вся схема рухнула. Резаеву не хотелось в это верить. Шеф будет очень недоволен таким исходом. Нужно было срочно поправлять дело.

Наконец Резаев заметил одного из тех, кто мог ему понадобиться. Комик Вагряжский, плешивый жизнерадостный человек лет пятидесяти пяти, о чем-то спорил с тремя мужчинами своего возраста. Все четверо сгрудились на краю отдельного столика, стоявшего в конце зала, отчаянно дымили сигаретами и тыкали друг в друга пальцами.

Резаев слегка поморщился от досады. Спор между подгулявшими актерами мог продолжаться бесконечно, а ему желательно было подкараулить Вагряжского один на один. Он в задумчивости прошелся по залу, будто разыскивая кого-то, и едва не был сбит с ног налетевшим на него со спины человеком.

Резаев досадливо обернулся, намереваясь высказать нечто резкое, но вовремя прикусил язык. Неуклюжий человек оказался молодой женщиной, стриженой симпатичной блондинкой в черном платье с глубоким декольте. В уютной ложбинке между двух смугловатых грудей висел золотой крестик на цепочке.

– Вот черт! – энергично сказала блондинка слегка заплетающимся языком. – Я вас не ушибла? В этом зале ужасная теснота, вы не находите?

Резаев натянуто улыбнулся и пожал плечами. Блондинка говорила слишком громко, и кое-кто начал обращать на них внимание.

– Это я виноват, простите, – негромко сказал он, намереваясь уйти.

– Не порите чепухи! – перебила его девушка и вдруг цепко схватила за руку. – Я летела сломя голову, а вы стояли как столб и не могли меня видеть… Кстати, а почему вы стоите тут как столб? И к тому же, кажется, совершенно трезвый. Вас что – не захватил вихрь всеобщего веселья?

– Видите ли…

Резаев растерялся. Он не знал, как освободиться от навязчивой блондинки. Ее миленькое лицо тоже откуда-то было ему знакомо – возможно, он видел ее когда-то по телевизору. Значит, она была актрисой, а это таило в себе некоторую опасность. Она могла задать какой-нибудь коварный вопрос.

Но девушка неожиданно задала ему такой вопрос, который заставил Резаева навострить уши.