Александра Маринина - Шестерки умирают первыми Страница 22

– Малыш, ты же слышала, мне позвонили, у меня появились срочные дела.

Казанцев быстро провел руками по костюму, проверяя, все ли на месте и все ли пуговицы застегнуты, потом поправил на девушке юбку и ласково погладил по плечу.

– Порядок. Пойдем, я провожу тебя.

– Тебе звонила женщина, – упрямо возразила практикантка, не трогаясь с места и убирая руки за спину, чтобы не брать протянутую Казанцевым сумочку.

– Она звонила по делу. Этим делом я и должен заняться, причем немедленно. Все, малыш, хватит препираться, давай прощаться до понедельника.

Девушка ушла, обиженно поведя плечиками, а Валерий Петрович Казанцев сел за письменный стол и принялся накручивать телефонный диск.

2

Второй звонок Кира сделала Сергею Русанову, сказав ему точь-в-точь те слова, которые велел передать Дмитрий.

– Дима хочет передать вам документы…

– Где он? – нетерпеливо перебил ее Русанов. – Я должен сам с ним поговорить.

– Его нет в Москве, – отвечала Кира, неукоснительно следуя полученным от Платонова инструкциям. – Он уехал и оставил документы, которые я должна передать вам.

– Куда он уехал?

– Я не знаю.

– Что это за документы?

– Я их не читала. Они в запечатанном конверте, Дима запретил мне его вскрывать. Я оставлю их завтра в первой половине дня в камере хранения на Киевском вокзале. Ячейка номер двадцать семь, код шесть-два-девять-пять.

– Откуда вы знаете, что двадцать седьмая ячейка будет свободна, когда вы завтра придете на вокзал?

– Я заняла ее сегодня утром. А завтра я положу туда документы. Если захотите что-то передать Диме, оставьте в ячейке записку. Он, может быть, свяжется со мной.

– Дайте мне ваш номер телефона на всякий случай, – потребовал Русанов.

– У меня нет телефона, – невозмутимо ответила Кира. – Я недавно переехала в район новостроек. До свидания, Сергей Георгиевич.

– Подождите! Подождите, девушка, минутку.

– Да?

– Скажите Димке, что все очень плохо. Его усиленно ищут, ориентировки разосланы во все ОВД, у всех есть его фотография. Я не знаю, где он прячется, да и не надо мне этого знать. Пусть сидит в своем убежище и носа не высовывает. Когда напряжение спадет, я предупрежу, а пока пусть даже и не думает появляться на улицах. И еще скажите ему, что я не верю в разговоры о его виновности. Меня включили в группу по расследованию убийства парня из Уральска, так что я буду держать руку на пульсе. Я его спасу. Вы ему передайте, ладно?

– Хорошо, я передам.

Повесив трубку, Кира вышла из телефонной будки, села в троллейбус, идущий по Садовому кольцу, и поехала к станции метро. До дома было не так уж близко, но Дима специально просил ее звонить из центра, лучше всего – откуда-нибудь с Садового кольца. Случись невероятное и попади Кира с первого же раза на прослушивающийся телефон, милиция за три минуты не доберется до нее: Садовое всегда забито машинами, там на каждом перекрестке пробки.

Войдя в квартиру, она не услышала ничего, кроме абсолютной тишины. Ни звука, ни шороха. Ее гость ушел?

– Дима? – неуверенно позвала она.

В ответ – ничего. Молчание. Кира быстро скинула сапожки и, не снимая плаща, прошла на кухню. Платонов спокойно стоял в углу и наблюдал за дверью.

– Почему ты не отзываешься? Я уж испугалась, что ты ушел.

– Я должен был быть уверен, что ты пришла одна, – тихо ответил он.

– Ты что, не доверяешь мне? – возмутилась Кира.

– Прости, но ведь и ты вчера потребовала, чтобы я предъявил тебе свои документы. А вдруг ты встретила на улице подругу или соседку, и они пришли вместе с тобой одолжить спички или соль? А завтра весь дом будет знать, что у Киры живет незнакомый мужчина.

– Ты считаешь меня полной дурой? – обиженно спросила она. – Думаешь, у меня в голове полторы извилины, и я потащу домой первую попавшуюся приятельницу, чтобы похвастаться новым мужиком?

– Что ты, нет, конечно, – миролюбиво сказал Платонов, усаживаясь за стол и доставая сигареты. – Просто я слишком хорошо знаю, из-за каких пустяковых случайностей может сорваться тщательно обдуманный замысел. Соседка, например, может оказаться жутко навязчивой и притащиться к тебе в квартиру, несмотря на твое сопротивление. Да мало ли… Ну, рассказывай.

Кира коротко доложила ему о двух телефонных звонках.

– Вечером тебе придется поехать в центр еще раз. Отвезешь на вокзал документы, положишь в сто двадцать седьмую ячейку…

– В двадцать седьмую, – поправила его Кира.

– Я сказал, в сто двадцать седьмую. Завтра утром позвонишь Русанову, извинишься и скажешь, что ошиблась.

– Но почему, Дима? Ты же говорил, что Русанов – твой друг. Ты ему не доверяешь?

– Дорогая моя, когда на тебе повиснет обвинение во взятке и двух убийствах, ты сама себе доверять перестанешь. Будешь сидеть и думать: я же точно помню, что денег не брала и людей не убивала, но ведь в милиции тоже не дураки сидят, и, если они меня так серьезно подозревают, значит, у них есть веские доказательства. Так, может, я и правда все это сделала, только не помню? Короче, вечером надо положить документы в камеру хранения, потом позвонить Казанцеву. Он будет называть тебе имена и телефоны, записывать ничего нельзя, надо все запомнить. Сумеешь?

– Постараюсь, – усмехнулась Кира.

– Да уж постарайся, пожалуйста. После разговора с Казанцевым сразу же перезвони сюда, два сигнала, потом три, потом четыре, потом я сниму трубку, буду точно знать, что это ты. Перескажешь мне, что сумел узнать Казанцев, и тогда я, может быть, попрошу тебя позвонить еще раз.

– А завтра я тебе буду нужна?

– Возможно. У тебя какие-то планы?

– Я же говорила тебе, мои родители живут постоянно на даче, и я каждые выходные должна привозить им продукты. Но это, во-первых, не на целый день, я могу не оставаться там, а просто отвезти сумки и сразу же вернуться, а во-вторых, если я тебе действительно нужна целый день, то я могу уехать сегодня поздно вечером, с последней электричкой, а завтра рано утром вернуться. Ведь ночью я тебе не нужна, верно?

– Кира, ты делай, как тебе удобно, – смутился Платонов.

Конечно, он предпочел бы, чтобы она уехала вечером и вернулась утром. По крайней мере, он смог бы спокойно выспаться, не прислушиваясь к шорохам, доносящимся из комнаты, и не вздрагивая каждый раз, когда ему покажется, что Кира собирается встать с постели и пойти к нему на кухню. Платонов мысленно еще раз удивился тому, что эта красивая и явно неглупая женщина не пробуждает у него влечения. Неужели он настолько выбит из колеи, что может думать о молодой привлекательной женщине только как о помощнице, опоре в беде, хозяйке временного пристанища?

– Ладно, посмотрим, как вечером ситуация будет складываться, – решила она. – Может, вообще все закончится благополучно, и ты сможешь уйти домой.

– Об этом и не мечтай, – усмехнулся Платонов. – В таких делах быстрого результата не бывает, эта морока надолго.

– Как – надолго?

Платонову вдруг показалось, что Кира напряглась. В ее темных глазах он снова увидел разгорающееся пламя и снова не смог понять, что же это за пожар полыхает в ней. Вчера она, как деликатная и гостеприимная хозяйка, не спросила его, сколько времени он предполагает жить в ее квартире. Человек попал в беду и нуждается в помощи, и, уж коль ты добровольно предлагаешь ему эту помощь, как-то неприлично спрашивать, надолго ли. Сегодня, остыв и поразмыслив, она, конечно, хочет более определенно понимать перспективу. Возможно, ее свобода – временная, а через какое-то время должен приехать ее постоянный мужчина, и присутствие в квартире Дмитрия Платонова окажется совсем некстати.

– Не меньше недели, – твердо ответил он. – И давай договоримся с тобой сразу, Кира. Я счастлив, что встретил вчера тебя и что ты выразила готовность мне помочь, но я отношусь к этому как к неожиданному и незаслуженному подарку судьбы, который судьба же имеет право отнять у меня в любой момент. Я хочу сказать, что, как только мое присутствие в твоем доме станет тебя хоть чуть-чуть обременять, причинит тебе хотя бы малейшее неудобство, я немедленно уйду и оставлю тебя в покое. При этом я не буду думать, что ты, злая и жестокая, выгнала меня, несчастного и попавшего в беду, на улицу. Я буду благодарить тебя за все, что ты для меня сделала, и считать себя твоим должником до конца моей жизни.

Огонь в ее шоколадных глазах потух, они снова стали спокойными и матовыми. Она молча стала разогревать обед, то и дело улыбаясь Дмитрию. Он почувствовал себя удивительно спокойно и уверенно рядом с этой улыбающейся уравновешенной женщиной.

Внезапно она прервала молчание:

– А почему ты уверен, что сто двадцать седьмая ячейка будет свободна?

– Потому что вчера утром я занял две камеры: двадцать седьмую и сто двадцать седьмую. Код у них одинаковый.