Збигнев Сафьян - Грабители Страница 22

Болек молчал.

Майор решил открыть одну из карт.

– Кто, кроме Зоси Зельской, знал, что вы прячетесь в гараже?

Окольский потерял спокойствие.

– Не впутывайте в это Зосю! – крикнул он.

– Вы же ее сами втянули. Итак, кто, кроме нее?

– Только ее подруга.

– Фамилия?

– Не знаю фамилии.

Майор вздохнул.

– С каждым разом вы все больше топите себя. Не желаете отвечать на вопросы, на которые ответ уже дан. Вы утверждаете, что, кроме Зельской и Видавской, не имели ни с кем контакта.

Снова молчание.

– Что было дальше?

– Из гаража я вышел рано, едва стемнело. Решил идти пешком, я боялся садиться в автобус. Уже после десяти был на указанном месте за Косматками. Я ждал. Шел дождь. Я весь промок… Потом дождь перестал. Ровно в двадцать три я увидел свет фар автомобиля, приближающегося со стороны города. Он три раза просигналил… Я собирался уже выбегать на шоссе, когда этот человек меня опередил. Я не заметил его раньше… Наверное, он незаметно подошел со стороны Вислы… Он сбежал с насыпи, встал, шатаясь, посреди дороги, что-то забормотал и поднял руку вверх… Все это произошло в считанные секунды. Я услышал рев мотора, крик, человек как бы подскочил над шоссе и рухнул на асфальт, а автомобиля уже не было… Я потерял очки.

Только теперь Кортель сообразил, почему глаза Окольского показались ему пустыми и беспомощными.

– Он погиб вместо меня, – сказал Болек. – Водитель дал трехкратный сигнал и даже не затормозил… Я оттащил пьяного с дороги, я ослаб, чтобы нести его, и плохо видел… Я хотел его спасти. Я послушал сердце, оно еще билось. И тогда я увидел вдали автомобильные фары. Подъехала милицейская машина. Я поднял руку вверх…

– Вы подняли руку, – повторил Кортель. – Вы уверены в этом?

Окольский смотрел на инспектора. Вероятно, он видел лицо Кортеля несколько размазанным, лишенным деталей и резкости.

– Да, – повторил Окольский. – Я поднял руку, в то время я не думал о себе.

– Вы, конечно, не знали о том, что это едет милицейская машина?

Произошло короткое замешательство, а может, это показалось инспектору.

– Не знал.

– Вы близоруки?

– Да.

– Итак, вы утверждаете, – сказал майор, – что человек, от которого вы получили письмо и который назначил вам встречу, хотел вас убить? Но почему?

– Не знаю. Не понимаю, – повторил Болек. – Нет никого, кому бы моя смерть могла что-то дать.

– Не догадываетесь?

Снова колебание.

– Нет.

– Пожалуй, вы отдаете себе отчет в том, что касается вашей ситуации.

Окольский хотел что-то сказать, но майор жестом руки велел ему молчать.

– Мы сейчас говорим только о том, что произошло вчера. У нас нет никаких оснований, чтобы вам верить. Вы могли придумать эту историю: обычное автомобильное происшествие, сбит пьяный мужчина, а вы на этом сочинили легенду.

– Я ничего не сочинял.

– Вы утверждаете, что уничтожили это письмо. Еще утверждаете, что никто, кроме Зельской и Видавской, не знал вашего укрытия. Значит, одна из них…

– Этого не может быть.

– Или вы врете, и не было никакого письма.

– Один раз поздним вечером я выходил из гаража. Меня мог кто-нибудь видеть…

– Куда выходили?

Вновь молчание.

– Отвечайте, черт возьми! – Майор терял терпение. – Вы ведь не так глупы. Вы могли, наверное, убедиться, что мы знаем гораздо больше, чем вы предполагаете…

– Хорошо, – сказал Окольский. – Я был у Золотой Ани. Но эта девушка абсолютно невиновна, у нее ничего общего с этим делом…

– Без предисловий! Мы знаем, кто такая Золотая Аня. Итак, вы поехали на Прагу. Не боялись?

– Боялся. – Он посмотрел на них близорукими глазами. – Я постоянно живу в страхе. Но я больше не мог переносить эту сидячку в гараже. И знал уже, что не буду в нем долго сидеть. Хотел с кем-нибудь посоветоваться, попросить помощи…

– Не вспоминали, конечно, о Зельской во время своей вылазки?

– Нет.

– Что вам говорила Золотая Аня?

– Ничего. – Он снова опустил глаза. – Ничего. Она встретила меня неохотно. Разговаривала со мной всего несколько минут. Я просил ее, чтобы она дала знать, если что-то придумает…

– Вы рассказали ей, где укрываетесь?

– Да, – после короткого раздумья ответил он.

– И думали, что это письмо от нее или от кого-то другого, кого она послала?

– Да.

– Потому и поверили?

Он кивнул головой.

– Скажите нам еще раз: как выглядел этот автомобиль? Может, запомнили марку, форму, цифры, номер?

– Ничего, совершенно ничего… Я потерял очки, когда этот человек выбежал на шоссе. Видел только контуры, фары…

– На сегодня хватит, – сказал майор.

Во взгляде Окольского они заметили удивление.

– Я хотел еще… – начал было Окольский.

– В другой раз, – оборвал майор резко. И приказал: – Увести задержанного!

Они остались вдвоем. Кортель допил кофе, открыл окно. Уже рассветало. Над Варшавой лежала тонкая сизая дымка тумана.

– Ну и что ты по этому поводу думаешь? – спросил майор.

– Пожалуй, – начал Кортель, – пожалуй, рассказ Окольского в общих чертах правильный.

– Это значит, что кто-то решил его убрать. Почему?

– Ответ был бы простым, если принять, что Окольский не убивал. Настоящий убийца опасался его показаний. Хотел создать видимость дорожного происшествия, надеясь, что расследование по делу об убийстве будет прекращено в связи со смертью главного подозреваемого. Однако если он решился на этот шаг, то должен существовать дополнительный мотив. Видимо, он полагал, что Окольский знает что-то такое, что могло бы его скомпрометировать…

– Я не совсем тебя понимаю…

Кортель затянулся сигаретой и ощутил боль в легких.

– Представим себе, – продолжал он, – что убийцей Казимиры является Пущак. Он вернулся на виллу после ухода грабителей, потому как что-то оставил в кабинете. Ну, не знаю что: портсигар, ключи, зажигалку, в общем, что-то такое, что Окольский мог увидеть и запомнить. Убийца не хотел бы, однако, рисковать…

– А от кого он тогда мог узнать, где прячется Окольский?

– От Золотой Ани. Это одна возможность. А вторая… Помнишь, я тебе говорил об опасениях Зельской? Она заметила, что кто-то следит за ней. Сначала я полагал, что это наши ребята плохо работают, а теперь думаю, что за ней еще кто-то наблюдал…

– Кто?

Кортель пожал плечами.

– Например, Пущак. Или Ладынь. Или Рыдзевский.

– Шутишь! А если все же убил Окольский?

Кортель долго молчал.

– Если он убил, то непонятно, почему кто-то хотел его убрать. Или то, что он рассказал, вранье, или существуют какие-то другие причины. Однако я не думаю, что они существуют… Не думаю также, что он врал. Подумай, зачем? Я не верю в то, что он захотел доказать свою невиновность таким сложным и косвенным способом. Ему бы это не пришло в голову. Он мог бы умолчать о каких-то деталях, что-то переиначить… Я, например, хотел бы точно знать, поднял ли он руку, собираясь остановить подъезжающий автомобиль, или просто не смог убежать…

– Это неважно.

– Важно. Мы должны установить, что за человек этот Окольский на самом деле.

– Между тем нам нужно отыскать этот автомобиль. И установить анкетные данные пострадавшего.

Они оба хорошо знали, что только вторая задача была простой.

XIII

Телефон звонил очень долго. Кортель проснулся и, полусонный, держа в руках трубку, посмотрел на часы. Было около одиннадцати утра. Он проспал три с половиной часа.

Кортель услышал голос Беганьского, на сей раз лишенный обычных иронических ноток:

– Старина, я тебя разбудил?

– И очень хорошо сделал. Через полчаса я должен быть в комендатуре.

– Я кое-что слышал. Но я не об этом… Помнишь девушку из Колобжега?

– Конечно.

– Так вот, она назвала нам тогда очень странную фамилию погибшего под поездом… Бжендаль. Утверждала, что у него есть паспорт. Неправда. Найдено несколько лиц с такой фамилией, но паспорт на имя Бжендаля Тадеуша с известным нам описанием внешности нигде и никогда не выдавался.

– Значит, либо она лгала, либо паспорт был фальшивый.

– Вот именно.

– И значит, все начинается сначала?

– Сначала, старина, если тебя еще интересует это дело.

– Оно будет меня интересовать, – сказал Кортель, – если останусь в милиции.

Он слышал дыхание Беганьского.

– Я уже кое-что знаю, старина… Не волнуйся! Ты думаешь, мы гарантированы? Каждый из нас…

– Спасибо. Не будем говорить об этом…

– Да, я хотел бы с тобой поговорить…

– Я позвоню. А сейчас спешу.

Кортель и вправду спешил. К 11.30 была вызвана в комендатуру Золотая Аня. Потом надо будет еще раз допросить Пущака, а затем… Болеслав Окольский. Пущака арестовали под утро. Кортель позвонил в госпиталь и узнал анкетные данные сбитого машиной; его звали Мачей Ядек, и он был известен милиции. Трижды привлекался к суду за мелкие кражи, нигде не работал, пил, снимал где-то угол, так как жена выгнала его из дому. Врач констатировал, что состояние очень тяжелое и раненый не сможет пока давать показания.