Энн Перри - Улица Полумесяца Страница 23

С точки зрения общества такой поступок был катастрофой. В конце двадцатых годов нынешнего века[11] женщину, покинувшую мужа, считали в Англии преступницей, как бы он себя ни вел и чего бы там ей ни хотелось. По закону, если б муж решил обратиться в суд, он мог бы доставить ее обратно силой. Но, по-видимому, Эдмунд Эллисон не хотел этого. Вероятно, он даже обрадовался, освободившись от первой супруги, хотя все, о чем говорил Сэмюэль, свидетельствовало, что она была отличной матерью, и любовь к ней озаряла его лицо всякий раз, когда он вспоминает о ней. Вероятно, он ничего не знал об этих обстоятельствах? Или, возможно, мать представила ему факты так, как сама понимала их, не открыв всей правды?

Продолжая наблюдать за задумчивой Кэролайн, Эллисон уже описывал свое недавнее путешествие на пароходе через Атлантику, прибытие в Ливерпуль и его последующее первое впечатление от Лондона. Глаза мужчины игриво поблескивали, и хозяйка дома невольно улыбнулась ему в ответ.

Общение с ним было на редкость приятным. И слушать его было истинным удовольствием: он так много видел и вспоминал об этом так живо и воодушевленно… Однако миссис Филдинг не чувствовала опасности, как вчера в гримерной Сесиль Антрим. Жизнь научила ее понимать проявления благовоспитанности и дружелюбия, и с особой радостью она осознала, что, безусловно, нравится гостю. В его глазах, когда он смотрел на нее, искрилось восхищение, и она словно грелась в его лучах, растопивших холод ее внутренних страхов. Эллисон явно не считал ее занудной или консервативной в своих взглядах. С ним она не опасалась того, что отстала в восприятии смелых современных идей, а напротив, убеждалась, что обладает живым проницательным умом, свойственным – как она для себя определяла – и периоду последней молодости.

Не в этом ли корень всех ее страхов – не просто в проблемах утонченности мышления и внешней красоты, но и в возрастной разнице? Джошуа был моложе ее на семнадцать лет, и одна лишь мысль о такой разнице бередила незаживающую рану. Возможно, старая свекровь с ее придирчивыми, все видящими глазами говорила верно, и Кэролайн поступила глупо, так безрассудно влюбившись и выйдя замуж за мужчину, который был способен с легкостью рассмешить ее и растрогать до слез, но сам в итоге мог невольно счесть ее утомительно занудной… А самой болезненной могла стать его жалостливая преданность.

– …и конечно, в театре мой знакомый сообщил о его знакомстве с миссис Филдинг, – говорил Сэмюэль, – добавив, что до недавнего замужества она носила фамилию Эллисон. Представляете, как я обрадовался! Да… нет, вы не можете даже представить, – поправился он. – У меня возникло удивительное ощущение, будто я вернулся к своим истокам, действительно вернулся на родину.

– Я рада, что вы сочли Лондон настолько привлекательным, – довольно резко сказала Мария. – Уверена, что ваши новые знакомые пожелают показать вам все его красоты: Тауэр, парки… Вы покатаетесь по Роттен-роу в Гайд-парке и, возможно, даже заглянете в Кью-Гарденз… Здесь можно найти все, что угодно, не говоря уже о светских приемах. К сожалению, теперь мы потеряли старые связи. – Она искоса стрельнула взглядом в Кэролайн и вновь посмотрела на Сэмюэля.

Пожилая женщина вполне определенно намекнула ему, что пора и честь знать, причем выбранные ею выражения и интонации должны были ясно дать ему понять, что в ближайшем будущем он не может рассчитывать на новые визиты. Долг вежливости по отношению к родственникам был исчерпан.

Миссис Филдинг испытала ярость и безрассудное разочарование. Черт бы побрал миссис Эллисон! Она одарила вставшего с кресла Сэмюэля сияющей улыбкой.

– Огромное вам спасибо, мы провели восхитительный и интересный день, и я его никогда не забуду, – сердечно произнесла она. – Благодаря вам мы совершили путешествие в другой мир, не подвергаясь опасностям и трудностям реального странствия. Я понимаю, что вы, должно быть, повидали очень много удивительных мест, но надеюсь, что вы навестите нас снова. Мы можем предъявить к вам более обоснованные требования, поскольку состоим в родстве, и теперь не должны терять связь друг с другом.

– Не будь смешной! – Мария, развернувшись, обожгла хозяйку дома взглядом. – Мистер Эллисон нанес нам визит, и это лучшее, что мы могли бы ожидать от него. Мы же не думаем, что человеку, сражавшемуся на войне и покорявшему варваров, будет интересно распивать чаи в гостиной со старыми дамами.

– Я не оцениваю людей по возрасту, миссис Эллисон, – мгновенно парировал гость. – Некоторым из наиболее интересных моих знакомых уже далеко за семьдесят, и я мог бы остаться глупцом без их мудрейших мыслей. Молодежь ошибочно полагает, что только ей присущи страсть или красота, но я уже достаточно зрел, чтобы не впадать больше в подобные заблуждения. Надеюсь, вы пригласите меня вновь, – он взглянул на Кэролайн и развернулся.

Его слова не требовали уточнений.

Лицо миссис Эллисон вытянулось. Она поджала губы и промолчала.

Миссис Филдинг также встала и направилась к выходу, решив сгладить неловкость и вежливо проститься с Сэмюэлем в холле.

– Кстати, об очередном приглашении, – искренне заметила она, – прошу вас считать, что вы у нас всегда желанный гость.

Американец охотно поблагодарил ее и, пожелав каждой из дам всего наилучшего, вышел на улицу.

Когда Кэролайн вернулась в гостиную, горничная сообщила ей, что старая леди удалилась в свою комнату. Оттуда она не выходила целый вечер и даже не передавала никаких просьб или распоряжений.

Глава 5

Утром Питт и Телман вернулись в район Баттерси к дому Кэткарта. День выдался пасмурный, над рекой клубился легкий туман, и Томас, поежившись, поднял воротник куртки. Его помощник тащился рядом с ним, понуро опустив голову, и лицо его выражало неодобрение.

– Не понимаю, что, по-вашему, мы можем тут еще выяснить, – ворчливо произнес он. – По всей вероятности, убийство произошло глубокой ночью, когда все приличные люди дрыхли без задних ног.

В сущности, суперинтендант мог бы согласиться, но его раздражало упрямое своенравие Сэмюэля, и он не доставил ему такого удовольствия.

– В этом квартале жил Кэткарт, – отозвался он, – и, учитывая, что нам неизвестно точно, когда его убили и уж тем более кто и почему, может, тогда вы сами предложите более мудрый ход для продолжения нашего расследования?

Телман только хмыкнул.

– Как поживает миссис Питт в Париже? – спросил он в отместку, после чего искоса глянул на Томаса и быстро отвел глаза. Шеф слишком хорошо понимал его.

– Радуется жизни, – ответил суперинтендант, – описывает красоты, театры и злачные места – в общем, считает Париж очаровательным городом. Парижанки обладают особым вкусом и одеваются исключительно элегантно. А выглядят так, будто это не стоит им никаких усилий. Похоже, это ее чертовски раздражает.

– Ну, по-моему, это у французов в крови, – рассудительно произнес Сэмюэль с долей сомнения. – Трудно ожидать, что у кого-то они не вызовут раздражения, – пояснил он.

Питт невольно усмехнулся.

– Если Кэткарт был хоть наполовину так умен, как говорила его дамочка, – заметил Телман, возвращаясь к работе, – то, возможно, с кем-то он зашел слишком далеко, попытавшись использовать шантаж. Смею сказать, что фотографы, как и слуги, весьма наблюдательны. Их по обыкновению не замечают, выкладывая при них любые секреты. А наш покойничек частенько бывал в разнообразных богатых домах, и его отчасти замечали, а отчасти и нет, если вы понимаете, что я имею в виду. Он мог узнать что-то чисто случайно, но опрометчиво решил воспользоваться таким шансом.

Дорога стала мокрой, а потяжелевшие от влаги живые изгороди поблескивали каплями воды. Над рекой разносился заунывный вой туманного горна.

Томас поглубже засунул руки в карманы.

– Тогда у нас обширное поле для деятельности, – задумчиво ответил он. – Хотелось бы мне узнать, сколько он зарабатывал на своих фотографиях и сколько тратил.

Инспектор поленился спрашивать о причине такого желания.

– И не унаследовал ли он тот дом вместе с большей частью обстановки, – продолжил Питт, вспоминая виденные там произведения искусства и пытаясь мысленно прикинуть их ценность.

Телман заинтересованно взглянул на шефа.

– А что, его хозяйство дорого стоит? – спросил он.

Он имел представление о фальшивых банкнотах или аккредитивах, о наличии в домах обычной мебели, посуды или столового серебра, но мало смыслил в предметах искусства.

Суперинтендант не сомневался, что видел в доме Кэткарта исключительно подлинники картин. Вероятно, весьма ценной была и разбитая ваза, а также почти наверняка роскошным когда-то был и тот ковер, что они выловили из реки.

– М-да… – протянул Томас задумчиво.

– Больше, чем могут заработать фотографы, снимая джентри[12]?

– Я бы не удивился…