Луиза Пенни - Смертельный холод Страница 23

Клара открыла другую страницу и опять прочла первое, что попалось, потом еще одно и еще.

– Они почти все о смерти или утрате, – сказала она, опуская книгу. – Я этого прежде не понимала. Большинство стихов Рут о смерти.

Она закрыла книгу. Это был один из первых сборников Рут.

– Не только о смерти, – возразил Питер, подбрасывая в огонь березовое полено. Полено зашипело, а Питер отправился на кухню, где разогревалась еда к обеду. – Она очень тонкая поэтесса. У Рут есть много такого, чего мы просто не замечаем.

– «Ты всего лишь мотылек, и у тебя нет жала», – повторила Клара.

Была ли Си-Си всего лишь мотыльком? Нет. У Си-Си де Пуатье было жало. Тот, кто приближался к этой женщине, сразу чувствовал это. Клара сомневалась, что согласна с Питером в его оценке Рут. Всю свою горечь Рут вкладывала в стихи. Она ничего не держала в себе, а Клара знала, что та ненависть, которая ведет к убийству, должна вызревать долгие годы и часто она спрятана под слоем фальшивых улыбок и рассудительных слов.

Зазвонил телефон, и Питер, обменявшись со звонившим несколькими короткими словами, повесил трубку.

– Допивай, – сказал он от дверей. – Звонила Мирна – приглашает нас выпить в бистро.

– Я должна поспешить с этим стаканчиком, чтобы тут же приступить к другому?

– Как в старые времена, правда?

Арман Гамаш стоял перед старым домом Хадли. Дверь закрылась, и он почувствовал, что может выдохнуть. И еще он чувствовал себя глуповато. Он прошел по этому старому мрачному нагромождению комнат вместе с Лионом, и ничто из увиденного не вызвало у него ни малейшего сочувствия, но и монстры здесь больше не скрывались. Дом был усталый, печальный, и ему не хватало смеха. В этом смысле дом напоминал своих обителей.

Перед тем как уйти, он зашел в гостиную, где все так же сидела Кри в своем платье без рукавов и в шлепанцах. Он накинул на плечи Кри одеяло и сел напротив нее; несколько мгновений он смотрел на ее бесстрастное лицо, потом закрыл глаза.

Он хотел дать ей понять, что все будет хорошо. Со временем. Жизнь не всегда будет такой мучительной. Мир не всегда будет таким жестоким. Не спеши, девочка. Дай им еще один шанс. Вернись.

Он повторил это несколько раз, затем открыл глаза и увидел, что Лемье смотрит на него от дверей.

И вот теперь, выйдя на мороз, Гамаш повел плечами, глубже залезая в тепло куртки, и по тропинке двинулся к машине. Начался снегопад, и полетели снежинки, пушистые, легкие и приятные. Неожиданно ему в голову, словно снежинка, залетели слова, сказанные Габри некоторые время назад: «Чудовище мертво, и деревня празднует». Намек на историю Франкенштейна. Но в той истории жители деревни не просто праздновали смерть чудовища – они сами и убили его[49].

Возможно ли, что жители этого сонного, приятного, тихого места объединились и убили Си-Си де Пуатье?

Гамаш почти отказался от этой мысли. Безумная идея. Но потом вспомнил о ней. Ведь и смерть эта была безумной.

– У тебя есть ко мне вопросы? – спросил Гамаш, не поворачиваясь к молодому человеку, идущему за ним.

– Нет, сэр.

– Урок номер три. Никогда не лги мне.

Он повернулся и посмотрел на агента Лемье, и молодой человек, увидев этот взгляд, понял, что не забудет его никогда. В нем было сочувствие, но и предупреждение.

– Что вы делали в гостиной с дочерью?

– Ее зовут Кри? А на что это было похоже?

– Вы сидели слишком далеко от нее, так что на разговор это не походило. И еще…

– Да-да, слушаю.

– У вас глаза были закрыты.

– Ты прав.

– Вы молились?

Лемье испытывал неловкость, задавая этот вопрос. Молитва в его поколении была хуже изнасилования, хуже содомии, хуже неуспеха. Он чувствовал, что глубоко оскорбил старшего инспектора своим вопросом. Но ведь Гамаш сам просил.

– Да, я молился, хотя, мне думается, не на обычный манер. Я думал о Кри и пытался передать ей мысль, что мир может быть хорошим местом, уговаривал ее дать этому миру еще один шанс.

Сказанное содержало больше информации, чем хотел Лемье. Гораздо больше. Он начал спрашивать себя, насколько трудным будет это дело. Но, наблюдая, как старший инспектор с задумчивым видом возвращается к машине, Лемье признался себе, что ответ Гамаша успокоил его. Может быть, все будет не таким уж тяжелым. Он вытащил блокнот и, когда они сели в теплый автомобиль, записал услышанное от Гамаша, а тот, глядя на молодого агента, улыбнулся.

Стряхнув снег с курток, Питер и Клара повесили их на вешалку у дверей и оглянулись. В бистро было шумно и тесно от посетителей. Официанты ловко двигались между столиками, разнося на подносах напитки и еду.

– Вон она.

Мирна стояла у дивана перед камином. С ней была Рут, а двое других за их столиком собирались уходить.

– Можете сесть на наши места, – сказала Ханна Парра, их избранный представитель в муниципалитете. Она и ее муж Рор заматывались шарфами. – Снег начался?

– Идет понемногу. Но дороги пока в порядке, – ответил Питер.

– Ну, нам до дома рукой подать. Доедем.

Рор пожал всем руки, а Ханна поцеловала каждого в обе щеки. Прощание в Квебеке было важным обрядом.

Как и прибытие.

Обойдя знакомых и поцеловавшись с ними в обе щеки, Клара и Питер уселись в мягкие удобные кресла. Питер поймал взгляд Габри, и тот вскоре принес им два стаканчика вина и две вазочки с орешками кэшью.

– Вы можете себе представить, чтобы такое случилось? – сказал Габри, отпив глоток из стакана Клары и взяв горсть орешков.

– Они уверены, что это убийство? – спросила Мирна.

Питер и Клара кивнули.

– Этот здоровенный олух царя небесного Гамаш снова возглавляет следствие, – сказала Рут, потянувшись за вином Питера. – А что случилось в прошлый раз, вы все знаете. – Она отхлебнула вина.

– Разве он не раскрыл дело? – спросила Мирна, отодвигая свой стакан с виски подальше от Рут.

– А разве раскрыл? – Рут посмотрела на нее лукавым взглядом. – Сплошное везение. Нет, ты подумай. Эта женщина умирает на льду, а он говорит, что ее убили током. Но как? Рукой Господа?

– Но она и в самом деле была поражена ударом тока, – произнес Питер как раз в тот момент, когда подошел Оливье.

– Вы говорите о Си-Си, – сказал он, с тоской посмотрев на пустые стулья у огня.

Но в его ресторане было полно клиентов, и он не мог позволить себе такую роскошь – посидеть.

– Питер думает, что это ты ее убила, – сказал Клара, глядя на Рут.

– А может, и убила. А ты, может, следующая.

Она с улыбкой маньяка посмотрела на Питера, который пожалел, что Клара не умеет держать язык за зубами.

Рут потянулась к ближайшему стакану на столе.

– И что ты рассказал полиции? – спросил Оливье у Питера.

– Описал то, что случилось.

– Старший инспектор зарезервировал номера в гостинице.

Оливье взял пустой стакан Питера и наклонил в его сторону с безмолвным вопросом. Питер, удивившись, что стакан пуст, отрицательно покачал головой. Его норма составляла два стакана.

– И ты не считаешь, что ее убили током? – спросила Клара у Рут.

– Да нет, я это знаю. С самого начала знала. Я просто удивилась, что этот дуралей Гамаш так сразу до этого допер.

– А ты откуда могла об этом знать? – скептически спросила Мирна.

На что Рут ответила:

Жареным мясом запахло вокруг,Си-Си Пуатье окочурилась вдруг.

Мирна невольно рассмеялась. Стихи были в самую точку. Воздух тогда действительно наполнился запахом жареного.

– Вообще-то, мне пришли в голову другие стихи:

Так долго мир его терпел —Его огарок весь дотлел.Не потому ли не огоньОставил он, а только вонь?[50]

Стихи, которые прочла Клара, были встречены у камина молчанием. Рядом текли оживленные разговоры, раздавались вспышки смеха, звенели бокалы. Никто не оплакивал Си-Си де Пуатье. Три Сосны не заметили этой смерти. Она оставила после себя вонь, но даже и та уже рассеивалась. Напротив, после этой смерти Три Сосны чувствовали себя легче, ярче и свежее.

Еще не перешагнув порог, Гамаш почувствовал запах тушеного мяса. Boeuf bourguignon[51] с ароматами филея и грибов, крохотного лука-севка и бургундского вина. Он позвонил из кабинета Рейн-Мари, сообщил ей, что вернулся, и по ее просьбе купил свежий французский батон в местной пекарне за углом. Трудная задача – протиснуться в дверь с коробкой вещдоков, собственной сумкой и драгоценным батоном. Гамаш не хотел его сломать, еще не успев войти в дом, хотя такое уже случалось прежде.

– Это у нас кто – коридорный?

– Non, Madame Gamache, désolé[52]. Это всего лишь пекарь.

– С батоном, я надеюсь.

Рейн-Мари вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. Когда она увидела мужа, ее лицо расплылось в улыбке. Она не могла удержаться. Гамаш стоял в коридоре, обеими руками держа коробку, кожаная сумка сползла с его плеча, пытаясь утащить за собой и пухлую куртку цвета жженого сахара, из-под мышки у него торчал батон, упираясь концом ему в лицо.