Алексей Макеев - Одержимый Страница 23

Сергей Константинович не знал, сколько времени он сражался с неподатливым скотчем. Ему показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем липкая полоска все-таки размахрилась и сползла с разбитого окровавленного рта. Камень тоже весь был забрызган кровью. Как сейчас выглядит его лицо, Сергей Константинович даже не пытался себе представить. Не в этом было сейчас дело.

Он еще не был свободен, но он уже мог кричать, звать на помощь. Но теперь его не слушались губы. Малейшая попытка издать какой-то звук кончалась болью, судорогами и кашлем.

– Я погибаю! – прошептал он, опять заливаясь слезами. – За что?! Что я тебе сделал, таксист?

На некоторое время Романов как бы впал в забытье. Холод все больше овладевал его плотью, пронизывал каждую клетку тела. Сергей Константинович начал дрожать как в лихорадке. Его трясло так, будто он лежал на вибрационном стенде. Держать голову не было сил, и она тоже мелко-мелко тряслась, ежесекундно ударяясь о цементный пол. Каждый толчок сопровождался болью. Романов решил, что он уже не поднимется.

Но отлежавшись и замерзнув до предела, он все же попытался действовать дальше. Тупо и настойчиво, извиваясь как червь, он продвигался к двери, сантиметр за сантиметром, уже даже не понимая, зачем он это делает. Теперь он вообще ни о чем не думал – ни о жизни, ни о смерти, ни о таксисте, ни о полковнике Гурове, ни о коллегах, – он просто пытался избавиться от боли, сделавшейся совершенно невыносимой. Он корчился от мерзлой пыли, роняя капли крови, и рычал, выл, плакал, жалуясь неизвестно кому.

За своими воплями Романов не сразу расслышал звук автомобильного мотора, возникший снаружи. Но все же услышал и замер, стискивая зубы. Мотор зафырчал совсем близко, потом смолк. Хлопнули дверцы. Романов, которого трясло как безумного, скорее угадал, чем расслышал этот звук по-настоящему. Тем более он не мог сказать, что ожидает его дальше. Почему-то мечта о полковнике, роющем землю в поисках тележурналиста, больше не беспокоила Романова. Он уже совсем не верил в нее, не получалось. Все было проще – таксист поменял машину, избавился от приметной, угнал что-то попроще. Круг замкнулся.

И все же Романов собрал оставшиеся силы и последним рывком еще на сантиметр подал свое тело к двери. И закричал – истошным звериным криком. Больше ему ничего не оставалось. Истратив на это весь свой «боезапас», он снова уткнулся лицом в бетон и, кажется, на какое-то время потерял сознание.

Потом в голове у него слегка прояснилось, и он услышал где-то неподалеку два грубых мужских голоса.

– Я тебе говорю, тут металла до гребаной страсти! Только вывози! И лучше всего сейчас, потому что зима, и никто сюда носа не показывает.

– Нормально! Мне нравится. Наймем пару бомжей – пускай корячутся. Завтра же подгоним грузовик и все это погрузим...

– Это еще не все. Пойдем, я тебе покажу, где основные залежи. Там все вперемешку, но если побольше мужиков нанять – разгребут...

До Романова вдруг дошло, что совсем рядом находятся люди, никакого отношения не имеющие к одержимому безумием таксисту, и это его последний шанс. Сергей Константинович закричал.

Сначала у него ничего не получалось – как во сне, когда, борясь с кошмаром, пытаешься криком отогнать призраков ночи. Но глотка тебя не слушается, изо рта не вырывается ни звука, а страх наползает, как облако ядовитого газа, и призраки все ближе...

Но потом Романов все же справился с непослушными губами и сумел выдавить из себя протяжный стон, который услышали за стеной. В неспешной деловой беседе наступил пауза, а потом один из мужчин спросил удивленно:

– Ты слышал? Чего это было?

– Наверное, собака бродячая, – предположил второй.

– Ты что, в натуре, откуда здесь собака? Здесь жрать вообще нечего! Это человек, зуб даю! – заявил первый.

– Я балдею! – потрясенно сказал его спутник. – Если собаке жрать нечего, то человек чего тут делает?

– Ты слышал, как завыл? С бодуна, наверное, мучается. С пьяных глаз забрался сюда и замерз.

– Пойдем глянем, что ли?

Романов завыл снова, и в его воплях явно прозвучали торжествующие нотки. О таком повороте событий он даже и мечтать не мог. Его идут спасать!

Но оказалось, что радоваться было рановато. Неожиданная находка совсем не воодушевила двух тепло одетых мордастых парней, которые, тяжело ступая, вошли в комнатку, где лежал замерзающий Романов. Они остановились на пороге и одновременно в унисон присвистнули.

– Ни фига себе! – потрясенно сказал он.

– Картина Репина, – подтвердил другой растерянно. – Чем это ты тут, пацан, занимаешься? Урок пения у тебя, что ли?

– Слышь, Вован, а его ведь сюда кто-то из крутых ребят поместил. Типа, бабло задолжал или еще чего намутил... Не наше это дело. Валить надо!

– Ну, Макс, ты даешь! – засомневался Вован. – Вроде живая душа все-таки. По-христиански с ним надо.

– Ты давно верующим-то стал? – озадаченно спросил Макс.

– Не важно, когда стал, – хмуро ответил Вован. – Стал, и все. Я в натуре, между прочим, крестился. Православный, как положено. А этого мы просто до ближайшей больнички довезем и коновалам сдадим. От этого нам хуже не будет.

– Ага, не будет! Забыл, что бывает с теми, кто добрые дела делает? Будешь еще локти кусать! Сам собирался металл отсюда вывозить, а как ты теперь сюда сунешься, если мы этого заберем?

– А мы если и не заберем, все равно уже не сунемся, – мрачно возразил Вован. – Это еще неизвестно, какая группировка его сюда привезла...

– Мужики! – чуть живым голосом проблеял Романов. – Меня не группировка... Меня маньяк... Помогите, мужики!

– Чего он там бормочет? – подозрительно осведомился Макс.

– Про маньяка что-то, – ответил Вован, прислушиваясь к надрывному шепоту Романова. – И вот еще денег сулит... Если увезем его отсюда.

– Хрен его знает! – зло сказал Макс. – Не нравится мне это! Неизвестно, как обернется. Пускай по две штуки баксов нам дает – тогда увезем.

– Он согласен! – с радостным удивлением сообщил Вован. – Говорит, по три даст. Короче, забираем его конкретно! Подожди, я сейчас веревки перережу...

В руке у него появился большой нож, которым он быстро перерезал путы на теле Романова. Опухшие синие руки Романова упали точно плети. Ноги его не двигались. Боль разрывала тело на мелкие кусочки. Ему хотелось, не прекращая, кричать, но сил не осталось даже на это. Раздосадованные спасители, поняв, что двигаться самостоятельно Романов не может, матерно ругаясь, кое-как взвалили его себе на плечи и потащили к выходу. К счастью, оба не могли пожаловаться на отсутствие здоровья – свою ношу они без особого труда доволокли до микроавтобуса, который дожидался их снаружи.

Сергею Константиновичу было так плохо, что он не сумел запомнить, как выглядит недостроенный стадион, который чуть не стал его мавзолеем, и правда ли, что вокруг расстилаются заснеженные степи, как он воображал. Его положили на заднее сиденье, и он тут же потерял сознание. Вован, который хотел полечить Романова коньяком из плоской фляжки и уже отвинтил пробку, только махнул рукой, хлебнул из фляжки сам и мрачно уселся впереди рядом с Максом.

– Погнали! – сказал он. – Нам его живым довезти бы! А то плакали наши баксы!

Когда они отъехали от стадиона на порядочное расстояние и уже поворачивали на шоссе, ведущее в направлении Москвы, навстречу им попалась старая «Волга» серого цвета с помятым левым крылом. Ни Вован, ни Макс не обратили внимания на эту колымагу никакого внимания. Сергей Константинович же видеть ее никак не мог, потому что без чувств трясся на заднем сиденье. Иначе, возможно, он узнал бы невыразительное лицо человека в кожаной кепочке, который сидел за рулем «Волги». Этот человек возвращался, чтобы убить его, но они разминулись.

Глава 10

Гуров вылетел самолетом до Сочи. В аэропорту его встретили два майора – милицейский и офицер пограничных войск. Всю подготовительную работу провел генерал Орлов, который, используя свои связи, сумел обеспечить Гурову режим наибольшего благоприятствования при посещении Абхазской республики. От него самого зависело только одно – обнаружить на территории приморского городка следы пребывания воинской части, в которой служили связанные какой-то недоброй памятью люди. Военный архив так и не предоставил до сегодняшнего дня никакой информации, а ждать после трагического случая с журналистом Романовым Гуров больше не мог.

– Никогда себе этого не прощу! – в сердцах заявил Гуров генералу Орлову. – Этот мерзавец все время крутится где-то у нас под ногами и, глазом не моргнув, творит свои бесчинства, а мы только заводим новые уголовные дела! Это какую же нужно иметь наглость, чтобы вот таким образом встретить в аэропорту известного человека, тележурналиста, который к тому же был не один, а с группой! А ведь мне самому нужно было встретить Романова – и все сложилось бы по-другому!

– Ну, знаешь, если бы знал, где брякнешься, то соломки заранее постелил бы! – философски заметил на это генерал Орлов. – А возле каждой потенциальной жертвы преступников непременно милиционер бы стоял. Откуда ты мог знать, что планировал преступник? Нам ведь до сих пор неизвестны даже его мотивы! Что говорит этот Романов?