Алексей Макеев - Лига правосудия Страница 23

— Как вы смее… — гневно начала директриса, но Стас шарахнул кулаком по столу, и этот его выразительный жест заставил женщину замолчать.

— В этом списке восемь фамилий, — продолжал он. — Самому старшему, Дмитрию Ломакину, было тогда четырнадцать, а остальные — мелюзга от восьми до десяти. Что представлял собой Ломакин?

— Сильный, умный, гордый мальчик, который не выдержал диктата Зотова, — высокомерно ответила директриса.

— И этот прекрасный мальчик не только сам подался в бега, но еще и увлек за собой семь несмышленых мальчишек? Да-а-а, здесь есть, чем гордиться! — язвительно произнес Стас. — А когда они через месяц вернулись, больные и несчастные, он все еще продолжал гордиться своим подвигом?

— Я не понимаю, что вы от меня хотите! — взвизгнула она.

— В какой детдом были отправлены дети? И не лепите мне горбатого, что архив залило водой, а вы теперь ничего не помните! Кстати, пора и вам осваивать блатной язык, на зоне вам это очень пригодится. И не заставляйте меня вызывать людей и устраивать обыск у вас в кабинете и на квартире.

— Вы все равно ничего не найдете, — зло бросила директриса. — Все забрал Зотов. Он приехал сюда в феврале, а когда узнал, что их здесь уже нет…

— Вы поняли, что гораздо безопаснее будет все ему рассказать, — понятливо покивал головой Крячко.

— Я думала, он меня просто убьет…

— А следовало! — с ненавистью крикнул Стас. — Вы это вполне заслужили! Счастье ваше, что он офицер и о такую падаль, как вы, руки пачкать не стал. Другой бы на его месте вас, как гниду, раздавил! Только не гоните мне туфту, что вы все забыли! Где дети? Я это все равно узнаю, только времени мне для этого потребуется больше. В районо и облоно следы обязательно остались! Ну!

— В Воскресенский детдом перевели, в Рязанской области, — уже рыдая, ответила она.

Стас вышел, изо всех сил хлопнув дверью, чтобы дать хоть такой выход бушевавшей у него в груди ярости, и пошел, но не в управление, не в гостиницу, а к Егорычу. Знакомый охранник в этот раз даже обыскивать его не стал, а сразу провел в дом. Отец и сын Сидоркины сидели и что-то обсуждали, но, когда вошел Крячко, тут же замолчали и уставились на него.

— Мир дому сему, — поздоровался Стас и тут же поинтересовался: — Егорыч, ты нитроглицерин, часом, далеко не убрал? А то ведь пригодиться может.

— Смотрю, с хорошими новостями ты, полковник, пришел, — хмыкнул старик. — Ужинал?

— Какие есть, — развел руками Стас. — Да не затевайся ты, в гостинице поем.

— Ну, там только язву себе наесть можно, — отмахнулся Егорыч. — Миша, скажи Насте, чтобы собрала чего, да возвращайся.

Михаил вышел, а старик закурил, но спрашивать пока ни о чем не стал — ждал сына.

— Егорыч, ты бы не смолил при таком-то сердце, — посоветовал Крячко.

— Все едино помирать, а так — хоть с удовольствием, — ответил тот.

— Смотри, тебе жить, — пожал плечами Стас.

Тут вернулся Михаил, сел рядом с отцом, и Сидоркин-старший обратился к Стасу со словами:

— Ну, рассказывай, что приключилось. Сразу говорю, пока не забыл, Андрей мне сказал, куда людей отвезти, так что таджики завтра там будут и все что нужно раскопают. А теперь давай ты.

— Егорыч, ты кого в кресло директора детдома посадил? — ласково спросил Стас.

— Давай без этих штучек, — поморщился старик.

— Ты вот сегодня людям сказал, что деньги на детдом даешь, так ты бы хоть поинтересовался, куда они идут. На какие шиши Зоя Леонтьевна при своей грошовой зарплате вся золотом обвешана? Обручального кольца я на ней не заметил, насчет богатого любовника тоже сильно сомневаюсь — уж больно у нее глаза голодные, даже со мной от великой нужды кокетничать пыталась. Да и не полезла бы замужняя женщина, у которой семья, дети, внуки, в такой хомут.

— Вот ты о чем, — помрачнел Егорыч. — Хорошо, проверю. Это все?

— Да стал бы я из-за одного этого ноги бить, — усмехнулся Крячко. — Ты помнишь, как в 2004-м восемь мальчишек из детдома сбежали?

— Как же такое забудешь? А что?

— Проболтались они где-то побольше месяца и вернулись в детдом в начале ноября, а пожар-то был 5-го числа, это тебе ни о чем не говорит?

Старик откинулся на спинку стула и рявкнул:

— Настя! Долго тебя ждать?

— Да бегу уже! — раздалось из-за двери.

Женщина вошла и, видя, что хозяин не в духе, быстро все расставила на столе и выскользнула из комнаты как тень. Старик налил себе водки, выпил, закусил дымом и спросил:

— Намекаешь, что они там были?

— Доказательств нет, но чутье старого сыскаря говорит, что были, — ответил Стас.

— У нас по-простому: наливай и пей, да закусывать не забывай! — предложил Егорыч. Стас последовал его совету, а старик между тем сказал: — Ну, чутье старого сыскаря со счетов не сбросишь, только Зойка здесь при чем?

— Сейчас объясню. Она давно на место директора зарилась, а поставили Зотова. Что он за человек, говорить не буду — незнаком, но то, что Зойка своих намерений не оставила, это точно. Просто удобного момента ждала и дождалась. Был там такой отъявленный хулиган — Дмитрий Ломакин, который Зотова ненавидел. Чем уж она его прельстила, не знаю, но то, что он на ее уговоры поддался, — факт. Вот скажи мне, Егорыч, ты мужик жизнью битый, — какой уголовник пойдет в побег по осени?

— Только самоубийца, — уверенно заявил старик.

— Вот! А Ломакина, как я выяснил, жизнь тоже хорошо во все зубы пожевала. Так чего же он в побег сорвался в конце сентября, да еще семь мальчишек несмышленых с собой прихватил? Они ведь ему не подмогой, а только обузой были.

— Понял я, о чем ты, — покивал Егорович. — Они ему для количества нужны были, чтобы скандал погромче получился. Зотова бы тогда с треском сняли, а Зойка на его место села.

— Только скандала не получилось, потому что цену Ломакину все хорошо знали. Зотов сам понял, что не его это — с детьми работать, и ушел, а Зойка не без твоей помощи до власти дорвалась.

— Ты на больной мозоли не прыгай, — огрызнулся старик.

— Так ведь и это еще не все! — выразительно проговорил Крячко. — Как только Зойка директрисой стала, она тут же всех восьмерых в другой детдом перевела. Вот представь себе, Егорыч, что ты полсрока в одном лагере отмотал, где всех и все знаешь, связи налажены и никакие неожиданности тебе не грозят. А тут тебя — раз! И в другой лагерь переводят, где ты за новенького, никого и ничего не знаешь и каждая «шестерка» тебя гнобить пытается. Каково тебе будет?

— Сука она! — процедил Егорыч сквозь зубы.

— А ты знаешь, зачем она это сделала?

— Чтобы Ломакин не проболтался, а остальных — просто за компанию, чтобы подозрений не вызывать, — тихо произнес Сидоркин-младший.

— Правильно, Михаил Ильич! — кивнул Стас. — Она их в Воскресенский детдом, что в Рязанской области, сплавила, документы якобы в архиве водой залило, а то, что у нее оставалось, приехавший навестить детей Зотов забрал! Он, как узнал, что она натворила, так чуть не убил ее.

— Ты насчет Зойки не волнуйся, я с ней по-свойски потолкую! — успокоил его старик, пристукнув кулаком по столу.

— Егорыч, а ты не помнишь, кто говорил, что женщин бить нельзя? — насмешливо заметил Крячко.

— Ты, полковник, хрен с пальцем не путай! Есть женщины, а есть суки рваные! А про них речи не было! Ты ешь давай! Зря, что ли, Настя старалась! Да и мы с сыном тоже повечеряем.

Стас вышел от Сидоркиных сытый и успокоившийся насчет детдома — Зойка там явно долго не задержится. Посмотрев на часы, он понял, что идти в управление уже поздно, и отправился в гостиницу. О том, что он вдрызг разругался с Гуровым и перебрался в другой номер, он не жалел — в конце концов, должен же был хоть кто-то сказать ему правду в глаза. А если Лева так ничего и не поймет, значит, так тому и быть! В гостинице он вошел в уже свой номер, разделся и лег спать — прошлой ночью практически ведь и не спал.

А вот у отца и сына Сидоркиных, когда он ушел, разговор еще не закончился.

— Папа, я Зотова хорошо помню и ничего не забыл, — сказал Михаил. — И не простил! Но на фоне Зойки он выглядит человеком порядочным. Он-то, по крайней мере, не врал, не подличал, не воровал и детей действительно любил.

— Да найдем мы на место Зойки хорошего человека, — успокоил его отец. — Поищем и найдем.

— Папа, ты этому полковнику веришь?

— Не абсолютно, но да, — кивнул старик. — Он, конечно, хитрит, но у него ведь служба такая. Да и какой настоящий русский мужик без хитрецы? Без нее и черта в дурачка не обыграешь, и сам можешь в дураках остаться.

— А что ты о Гурове думаешь?

— Не знаю пока, я же его не видел. Справки я о нем навел — тот еще волчара, но мужик вроде бы порядочный, подлостей никому не делает да и начальству не кланяется. Слава о нем, во всяком случае, именно такая идет. Но гонору, все говорят, как у сучки блох, аж впереди него бежит. Ошибки свои признать для него — нож острый. Вот Крячко, например, сначала человек, а уже только потом мент, а Гуров — наоборот: он по сути своей мент, может, даже родился таким, а уже только потом — человек. Несчастный он! Жизнь свою не прожил, а прослужил! Он ее, по сути, и не видел.