Елена Топильская - Ход с дамы пик Страница 24

— Почему избавиться, котик? — запротестовала я, но он меня прервал.

— Опять работа? Что-то важное? Если важное, я готов потерпеть. А когда ты освободишься?

— Постараюсь как можно раньше. Я же буду по тебе скучать.

— И я по тебе. — Он обнял меня, подышал мне в ухо, потом лег на подушку и велел: — — Все. Гаси свет. Спокойной ночи.

Закрыв дверь к нему в комнату, я пошла на кухню и некоторое время сидела, тупо глядя на телефонный аппарат. А когда тоска стала невыносимой, я набрала домашний телефон Стеценко. Трубку он снял после первого гудка, как будто тоже сидел возле телефона и караулил, когда я позвоню.

— Привет, — оригинально начала я.

— Привет, — откликнулся Сашка.

— Как дела?

— Спасибо. Мы помолчали.

— У меня к тебе будет несколько вопросов по экспертизам, — прервала я паузу.

— Приезжай, завтра я на месте, — ответил он.

— Хорошо.

Мы опять замолчали. Два упрямых урода, как два барана на мосту, ни один из которых не желает первым признать, что неправ, и сделать шаг навстречу.

— Пока, — наконец сказала я.

— Пока, — отозвался Сашка. Но мы продолжали молчать и дышать в трубку, пока я не спросила, почему он не отъединяется.

— А ты? — спросил Сашка.

— Хочешь, чтобы я первая? — разозлилась я и бросила трубку. Невидяще глядя на телефон, я еще некоторое время сидела, кипя негодованием. Чего ждать от этой особи мужского пола, если предполагается, что инициативу всегда должна проявлять я?! И ведь так всегда было, с самого начала. Все всегда решала я. Да, он хороший, добрый человек, очень внимательный, только совершенно неинициативный. Мы прожили вместе несколько лет. И если бы я сказала: «Ап! Вставай с дивана и пошли в загс!», — он бы послушно встал и пошел. А поскольку я такого не сказала, мы до загса и не дошли. Да примеров тому куча…

Выпив валерьянки, я разложила на столе экспертизы по трупам. Завтра я поеду в морг, соберу экспертов, производивших вскрытия, и попрошу их определить, с антропологической точки зрения, могли ли все эти убийства быть совершены одним человеком. Скажем, если человек держит нож определенным образом, то раны, нанесенные им в спину жертвам, теоретически должны располагаться на одном уровне от пола. Если эти данные сопоставить с направлением раневого канала в теле жертвы, то в зависимости от того, вверх шел раневой канал, вниз или располагался горизонтально, можно сделать определенные допущения на тему, как преступник держал нож: зажав его в кулаке клинком вниз, к мизинцу, или наоборот, клинком к большому пальцу. Это косвенно укажет на его рост и степень физического развития. Потом надо будет определиться с орудием убийства. Ни на одном месте происшествия орудия не нашли. Убийца уносит с собой нож, который использует при следующих преступлениях? Или выбрасывает, отойдя от места совершения преступления на безопасное расстояние? Рядом с местами преступлений никто наверняка окровавленных ножей не искал.

Что скажут физико-техники? Может, на орудии есть какие-то индивидуальные признаки — шероховатости и микрозазубрины лезвия, сколы или канавки на металле, которые позволят при исследовании ран сделать вывод, что хотя бы некоторые из интересующих нас убийств совершены одним и тем же ножом?

Я стала перелистывать заключения экспертиз. Вот, на трупах Погосян, Ивановой и неустановленной женщины ножом повреждены хрящи, а значит, можно рассчитывать на то, что на срезах хрящей отобразился микрорельеф орудия. Судя по характеру ран на трупе Риты Антоничевой, экспертиза по которой еще не готова, там тоже перерезаны хрящи, а может, и ребра. И это — дополнительный материал для умозаключений.

Телефон зазвонил так громко и резко, что я испугалась. Кто это еще на ночь глядя, подумала я, с бьющимся сердцем хватая трубку.

— Мария Сергеевна? — спросил приятный мужской голос.

— Да.

— Извините, что беспокою вас так поздно, да еще и дома, но застать вас на работе не смог. Я — из газеты «Любимый город». Антон Старосельцев.

— Слушаю вас.

— Я бы хотел побеседовать с вами…

— По поводу?

— О-о! До нас дошли слухи, что вы расследуете серию очень интересных преступлений, убийств женщин в разных районах города, и у меня есть задумка…

— Извините, — прервала я его. — Я бы не хотела иметь дел с вашей газетой.

— Почему?

— Потому что мне не нравится позиция вашего коллеги, который незаслуженно охаял на страницах вашего издания моего коллегу.

— Вы имеете в виду Льва Сребренникова, его статьи о захвате Дома моделей?

— Совершенно верно. Он оклеветал моего друга, честного следователя.

— Но ведь это же он, а не я, автор не понравившихся вам статей? — возразил журналист.

— Да, но их публиковала газета, в которой вы работаете. Значит, это позиция издания.

— А вы не допускаете, что моя позиция может не совпадать с позицией издания?

— Но вы же представляете вашу газету? А я не хочу сотрудничать с вашей газетой.

— Хорошо, — не сдавался журналист. — Я пишу еще для «Мегаполиса». Это московское издание. Давайте сделаем материал туда.

— Извините, но я не собираюсь делать никакого материала.

— Мария Сергеевна, — помолчав, проникновенно произнес журналист. — Ведь и в прокуратуре бывают разные следователи, но это не значит, что вся прокуратура или плохая, или хорошая. Я хочу вам помочь…

— Да что вы? Пока что я не упомню случая, чтобы журналисты помогали расследованию. Вот мешали — сколько угодно.

— Да я в душе следователь, — журналист рассмеялся, смех у него был приятный, располагающий. И чем-то мне знакомый. — К тому же я бывший пограничник. Чем черт не шутит, может, я и вправду вам чем-нибудь помогу? Вам же нужен общественный помощник?

— Хорошо, — решилась я. — Давайте пообщаемся. — Я рассудила, что лучше держать руку на пульсе, чем потом расхлебывать бредовые домыслы.

— Я знал, что вы разумный человек, — радостно ответил журналист. — Куда мне подъехать и когда?

— Завтра в девять утра я буду в городском морге. Приезжайте туда. Знаете, где это?

— Еще бы. Я уже давно пишу на криминальные темы.

— Отлично. В вестибюле. А как мы друг друга узнаем?

— Я буду держать в руке свою газету, — заявил журналист.

— Хорошо, а я тогда — Уголовный кодекс.

Чем-то он меня развеселил, и, положив трубку, я подумала, что если парень окажется нормальным человеком, то его можно будет использовать на посылках. Может, и проблему профилактики через него осторожненько порешаем. А вот кто ему стукнул про серию убийств, о которой я сама узнала два дня назад, я у него завтра выпытаю. Надеюсь, это не провокация заместителя прокурора города с целью добиться моего увольнения; он же меня предупреждал — никаких контактов с прессой…

Значит, завтра я в морге, отступать уже некуда. С Синцовым мы договорились, что он отрабатывает Женю Черкасову, начиная с момента первого убийства и до ее собственной смерти. Нам нужно знать о ее знакомствах и передвижениях все, буквально по минутам. Рисунки, изъятые у нее дома, прямо указывают на то, что она общалась с убийцей. Только у убийцы она могла видеть весь набор мелочей, которые были похищены у разных женщин, оказавшихся жертвами преступника. Конечно, нельзя исключать возможность того, что Женя сама могла быть причастна к убийствам. Совершать их в одиночку она вряд ли могла, поскольку уже после ее смерти была убита Рита Антоничева. Хотя кто-то мог уже после убийства Жени сработать под ее почерк. Но это допущение, слегка притянутое за уши.

На следующий день, запихав ребенка в школу, ровно в девять утра я входила в вестибюль городского морга, держа в руках тоненькую книжечку Уголовного кодекса. Навстречу мне поднялся невысокий, коротко стриженный молодой человек. Даже если бы у него в руках не было газеты, я все равно узнала бы в нем журналиста. Тем более что свое удостоверение он мне уже показывал — в метро, предлагая поднести тяжелую сумочку. Так вот откуда мне был знаком его смех!

Журналист, улыбаясь, пошел мне навстречу.

— Мария Сергеевна? Видите, я не ошибся тогда. И имя правильно назвал, и профессию.

— Антон Старосельцев? — спросила я. — А как вас по отчеству?

— Да зачем вам отчество? Просто Антон. Можно и на «ты».

— Дело в том, что я для вас — не просто Мария, а «тыкать» в одностороннем порядке я не привыкла. Итак?

— Александрович, — вздохнув, произнес журналист. — Если это так необходимо…

— Абсолютно, — жестко ответила я. — А теперь давайте договоримся. Я буду общаться с вами и сообщу интересующую вас информацию, только если вы дадите мне честное слово, что без моего разрешения никакая публикация не появится. Кроме того, шаг влево, шаг вправо с вашей стороны, любая самодеятельность, несанкционированные мной попытки что-нибудь разнюхать — будут караться немедленным лишением аккредитации. Присядем, вот здесь распишитесь, пожалуйста.