Николай Леонов - Шакалы Страница 25

– Вот бы мне такого…

– Тебе такого не надо, извини, не доросла, может, со временем, – твердо сказала Мария, вспомнила, как Гуров резко ломает разговор, и спросила: – А ты чем в жизни занимаешься?

– Я? – Юлия растерялась. – Вот, – она оглядела гостиную. – Живу, дочь Юрия Карловича Горсткова. На выставки хожу, в театр, за рубеж мотаюсь, стран много. Я на французском болтаю, на английском объясниться могу, в мире стран много. А кому я нужна? Секретаршей идти в какой-нибудь офис? Папочка меня вмиг бы определил, так ведь неинтересно. В актрисы податься? Так у меня ума хватает, что без призвания и таланта…

– И без каторжного труда, – добавила Мария. – Тебе лет двадцать пять? Ты, извини, под папиным крылом задержалась. Положение у тебя действительно тяжелое. – Она саркастически улыбнулась. – Выбери среди своих ухажеров мужика, организуй семью, роди ребенка, лучше двух, воспитывай детей и мужа, создай дом. Скажу тебе, это работенка не простая, уважаемая. А в театр ходи, приглашаю тебя на спектакль, послезавтра, во вторник, два билета на твое имя будут в кассе. Но лучше, чтобы ты со своим партнером договорилась, что он после спектакля нас оставит, вместе поужинаем, мужчины в такой вечер люди лишние.

– Правда? – Юлия чуть не захлопала в ладоши. – Спасибо! Обязательно! А мне только двадцать четыре. – И показала язык.

– Мне, девочка, тридцать семь, твои годики для меня значения не имеют. Все! Антракт закончен, пора в бой!

Мария надела туфли, неуловимо изменилась лицом, полоснула Юлию острым взглядом.

Пока женщины решали свои проблемы, хозяин и Гуров решали свои. В их беседе длинных монологов не было, никто никого не поучал, вообще слов произносилось мало, преобладали паузы.

– Лев Иванович, может, ты все-таки выпьешь? – недовольно сказал хозяин. – Я видел, ты за столом воздерживался.

– Я сейчас в одном убийстве разбираюсь, но твое дело держу на контроле, люди работают. – Гуров подошел к бару, налил себе водки, закурил. – Пока зацепиться не можем. Я могу изложить свои соображения, но это только слова.

Горстков уселся в кресле, тяжело навалился на стол, долго откашливался, затем глухо произнес:

– Мне слова ни к чему. Я требую, чтобы обезопасили мою дочь. Ты знаменитый сыщик, я плачу тебе хорошие деньги, изволь соответствовать.

Гуров поставил рюмку с водкой обратно в бар, пыхнул сигаретой, прошелся по кабинету.

– За такие слова я послал бы далеко-далеко и министра, а уж тебя с деньгами тем более. Но я ошибся в работе и дал слово, так что говори без опаски. Ты взрослый битый мужик, должен знать: деньги решают почти все проблемы. Но в это «почти» может уместиться не одна жизнь.

Молчали долго. Горстков давно отвык от такого тона, а этот нанятый сотрудник не только имеет свое мнение, но и открыто заявляет, что, мол, плевать он хотел на него, Горсткова, и шефом его своим не считает.

Гуров на личные отношения внимания не обращал, о сопевшем Горсткове даже забыл, думал о том, как складывается разговор у Марии с Юлией. Как идут дела у Крячко и ребят, смогут они разыскать человека, который увез девчонку из аэропорта Шереметьево?

Сейчас практически успех зависел от двух моментов. Если раскроется Юлия, то можно приблизительно определить цель нападения. Удастся найти мужчину из Шереметьева, выяснят личность противника. Точнее, одного из противников, так как Гуров был убежден, что противников двое. Их интересы пересеклись на Горсткове, они друг другу мешают, оттого и создается сумятица.

– Ты чего же так разобиделся, что и рюмку в моем доме выпить не желаешь?

– Как? – Гуров взглянул недоуменно, так как находился далеко от кабинета, его хозяина и недавнего разговора. – Обиделся? Извини, я лет двадцать как перестал обижаться, даже забыл, как это делается. А выпить можно, почему не выпить? – Он вернулся к бару, опрокинул в рот рюмку, взял орешек.

Горстков с удивлением смотрел на сыщика, подумал, что из него получился бы отличный помощник. И пусть он в финансах не понимает, но таким инструментом любую стену вспороть можно. И человек получал бы не грошовую зарплату, а настоящие деньги и не копался бы в дерьме, хотя большой бизнес отнюдь не розарий.

– Так какие у тебя соображения, говори, я русские слова понимаю.

– Пустые, сродни выступлениям Президента. Слов много, а в руки взять нечего. В предвыборной борьбе некто рассчитывает использовать твои деньги и влияние. И нацелилась на тебя не одна сила, а две, сейчас отношения выясняют. Чтобы вынудить человека служить, когда он того не хочет, необходимо найти его слабину. Твоя слабина – дочь Юлия. Вот они к ней и примериваются, мешают друг другу, полагаю, что у них методы разные. Один хочет так, другой – эдак. Главное, ни один не желает тебя уступить. Горстков-то один, всех крупных бизнесменов по партиям и блокам растащили. А ты, самый могучий, стоишь отдельно, вроде как не оприходованный.

– Так что же, они намерены дочку захватить и в виде выкупа от меня помощи потребовать?

– Это вряд ли, полагаю, все не так просто. Хотя само похищение не исключено.

– Так приставь к ней человека, двух, трех…

– Сколько убивают людей, которых охраняет чуть ли не взвод автоматчиков? За Юлией приглядывают, сейчас ее взять непросто, однако я имею дело с профессионалами. Моя задача не хватать вора за руку, у него рук много, отрубить ему голову. А если серьезно, так требуется объяснить человеку, что ему трогать Юлию Горсткову невыгодно либо опасно. Это уж как получится. А чтобы такую задачу выполнить, требуется нужного человека разыскать, вычислить.

Горстков некоторое время молчал, затем махнул на Гурова тяжелой рукой:

– Проще все, Лев Иванович, значительно проще. Шарик наш большой, земель и закоулков не счесть. Я Юлию в такое место зашлю, ее сам черт не разыщет.

– Черт, может, и не разыщет, а спецслужба прямо в Шереметьеве под ручку возьмет и до места проводит, – усмехнулся Гуров.

Алентов в это время на кухне вытирал посуду. Хозяйка домработницу отпустила на выходной, мыла посуду, а политик, возможно будущий Президент, тарелки, вилки, ложки вытирал.

Беседа велась неторопливо, уважительно, с обоюдным интересом, правда, каждый говорил о своем.

– Хотела я в свое время нарожать кучу ребятишек, троих как минимум, – говорила хозяйка, – да не получилось. Я Юльку произвела, второго носила, когда Юру взяли. Суд тогда был скорый, большевистский, раз-два, и срок. Нет, статья-то у него была, слов нет, только занимался Юра в те годы делом, которое они сегодня освоить не могут. Ну, у меня преждевременные случились, врачи сказали, мол, все, голубушка, более детей не жди.

– В такой стране живем. – Алентов укладывал тарелки аккуратными стопочками. – Поторопился, опередил время, в тюрьму опоздал – в кювет, кувыркайся в грязи.

– Так Юленька и осталась одна, росла одинокой березонькой. Какой родитель ни умный, один ребенок всегда балованный. Я вам, Николай, скажу по секрету, отец Юлию пару раз по заднице лупил, у меня сердце отмирало. У него же ручища – медведя заломать может. Я не скажу, что Юленька девчонка избалованная, капризная. Она и постирать и сготовить может с охотой, быстрая, но как бы сказать, – Нина Дмитриевна замялась, – она без цели в жизни живет. Деньги, естественно, ее не волнуют, а призвания в ней не организовалось. Мечты у нее нет, цели, день прошел, и ладно, завтра наступит лишь завтра.

– Редкий человек имеет цель в жизни, уважаемая Нина Дмитриевна, большинство живет днем сегодняшним. Вот это сделать, то решить, с кем-то договориться, – сказал Алентов. – Эйнштейны и Пикассо рождаются редко.

– Юлии требуется настоящий, прочный мужик, сын, затем дочь и опять сын. Хочу, чтобы она мою мечту осуществила, в доме должны дети кричать, тогда это дом, а не квартира со всеми удобствами.

Хозяйка протянула Алентову последнюю тарелку, вытирая руки полотенцем, посмотрела Николаю в глаза внимательно.

Они вернулись домой около семи вечера. Мария сразу переобулась. Гуров снял пиджак и галстук, надел спортивную куртку.

Привезший их Крячко, прощаясь, сказал:

– Нас «пасут» профессионалы, считаю, твоя квартира прослушивается. Генка Веткин и Гриша Котов, кажется, зацепились за мужика из аэропорта. Я тебе позже позвоню.

– И как мы говорить станем? – спросил Гуров.

– Найду слова, ты поймешь. – Крячко подмигнул и укатил.

– Полковник, вечер впереди, что-нибудь придумаем или отдадимся во власть телевизора? – спросила Мария.

– Я только сегодня понял, какая ты красивая, – сказал Гуров.

– Наблюдательность – основное оружие истинного сыщика. – Мария подняла руки, освободила собранные на затылке волосы, встряхнула головой, стала не такой строгой и официальной, более земной и знакомой. – У тебя есть ко мне вопросы?

– Множество. – Гуров обнял женщину, умышленно сжал ее так сильно, что она ойкнула, прошептал на ухо: – Помолчи. – А громко сказал: – Хочу вымыть голову, покажи мне, каким шампунем пользоваться.