Алексей Макеев - Идеальный маньяк (сборник) Страница 25

– За кого вы меня держите? – притворно обиженно сказал Крячко, выходя за пределы сквера. – Удачи вам, Лева. С вашим гнилым либерализмом. Пишите письма!

И он, приподняв воображаемую шляпу, исчез в темноте двора. Гуров зашагал обратно к зданию фитнес-центра. По дороге ему навстречу семенил кляузник Жигалкин. Увидев полковника, он остановился и обнажил в улыбке редкие желтые зубы. Он почтительно снял с головы шляпу – настоящую, в отличие от Крячко – и посторонился, давая Гурову дорогу. Полковник взглянул на него мельком – человек этот был ему неприятен, – подумал о чем-то, на полсекунды задержав шаг, но Жигалкин уж больно подобострастно взирал на него, и Гуров прошел мимо.

Поднявшись на второй этаж, он сразу же двинулся к кабинету Гришаевой. Эмму Эдуардовну он там застать не рассчитывал, но он и не хотел сейчас беседовать с ней. Он прошел в узкий коридорчик, где в удобном мягком кресле восседала Анастасия Николаевна Борзина.

– Эммы Эдуардовны нет, – заявила она полковнику таким тоном, словно ее в очередной раз побеспокоил какой-то неугомонный и бестолковый сосед, постоянно наведывающийся в ее квартиру.

– Ну вот пока ее нет, Анастасия Николаевна, я побеседую с вами. – Не дожидаясь приглашения, Гуров опустился на стул. – Как вам новое кресло, удобно?

– Вполне, – сухо ответила Борзина. Сомнение в искренности интереса полковника мелькнуло в ее глазах, и все-таки она не удержалась и спросила: – А что?

– Да боюсь, оно вам не подходит, – произнес Гуров, глядя прямо в глаза Борзиной. – Как любое место, занятое не по праву и не по заслугам.

Борзина невольно стала выпрямляться, заявляя о своем достоинстве. Потом вспомнила о своей равнодушной манере держаться и бросила:

– Начальству виднее, кого в какое кресло сажать.

– Начальству виднее, – согласился Гуров. – Особенно если начальству деваться некуда.

Борзина отвернулась и со скучающим видом стала перебирать лежавшие на столе бумаги, давая понять, что у нее нет времени отвечать на обвинения Гурова в ее адрес.

– Вы кто по образованию, Анастасия Николаевна? – негромко спросил Гуров.

– А что? – снова спросила та, уже не скрывая раздражения. – Этот вопрос тоже входит в вашу компетенцию?

– В мою компетенцию многое входит, Анастасия Николаевна. А вот вы сейчас не правы. Вы делаете уже вторую ошибку.

Борзина старательно рассматривала бумаги, но интереса к словам Гурова скрыть не могла. Она ничего не говорила при этом, но полковник видел, что она внимательно слушает и пытается определить, что же он знает и чего хочет.

– Первую вы сделали, заняв это место так быстро, откровенно и нагло, – сообщил полковник. – Сам по себе этот факт бросается глаза, особенно в тот момент, когда ведется расследование убийства. Что, жадность обуяла, взалкали? Ну так попросили бы просто денег и сидели бы тихо-мирно! Нет, у вас еще и тщеславие взыграло. Хотя с вашей бывшей специальностью упаковщицы на кондитерской фабрике работа секретаря, согласитесь, не слишком подходящее занятие, правда? Квалификации вам явно не хватает. Вы и сейчас не знаете, что делать, туда-сюда бумажки двигаете. А хорошему секретарю этого не нужно. Он всегда знает, что актуально на данный момент. А вы – нет. Потому что конфеты заворачивать в бумажки вы умеете, вас этому учили, и опыт есть, а вести делопроизводство – нет. И Эмма Эдуардовна это отлично знает. И тем не менее почему-то берет вас к себе секретарем с повышением оклада, разумеется, хотя думаю, что в качестве уборщицы вы ее устраивали больше.

Полковник сделал паузу. Борзина сидела внешне спокойная, но судя по выступившим пятнам у нее на щеках, а также по тому, что она его не перебивала и внимательно слушала, он убедился, что его утренние подозрения подтвердились.

– А вторая ваша ошибка, – закинув ногу на ногу, продолжал Гуров, – состоит в том, что вы уж слишком откровенно пытались меня отшить. Уж больно по-хозяйски вы себя сразу почувствовали здесь, хотя и кабинетик-то этот не бог весть какой, да и должность ваша. Вам не пришло в голову, что к вам приехал опер по особо важным делам, полковник. Вам, как хорошему секретарю, следовало меня принять радушно как только можно и директрису свою прикрыть, сказать, что, мол, неважно почувствовала себя Эмма Эдуардовна, устает сильно, вот и уехала пораньше. Но вы не волнуйтесь, я ей позвоню, передам, что вы приезжали по ее душу, она с вами обязательно свяжется. А пока не хотите ли чаю-кофе-печений, дорогой полковник, я вам сейчас все это с радостью организую. Но нет, вы, как человек алчный, заняв это место и утешив свое копеечное тщеславие, тут же стали тяготиться чьим-либо посторонним обществом. Я мешаю вам наслаждаться вашим успехом. Только вот что я вам скажу: для таких людей, как вы, этот ваш взлет – потолок. И то на короткое время. Потому что мыслите вы лишь на один ход вперед. Но только дальше вы не двинетесь. Не хватит вам на это ума.

Гуров резко закончил фразу и отвернулся. С лица Борзиной исчезли красные пятна, теперь оно выглядело посеревшим.

– Вы думаете, если вы полковник МВД, так вам рядового человека оскорблять можно? – спросила она.

Гуров поморщился.

– Анастасия Николаевна, если вы настаиваете, мы с вами сейчас в Главное управление внутренних дел поедем, – сказал он. – И там я с вами буду предельно вежлив. Только там показания придется давать под протокол.

– Не в чем вам меня обвинять, у вас доказательств никаких нет! – зло выкрикнула Борзина, и лицо ее скривилось.

– Нет, – согласился Гуров. – Да они мне и не нужны, я и так знаю, что здесь произошло. И отдавать под суд не собираюсь, хочу лишь предупредить: шантаж – серьезное уголовное преступление и отвечать за него придется. К тому же, по секрету вам сообщу, шантажист – это одна из категорий преступников, которых не любят все. Начиная от рядового мента и заканчивая судьей. Потому что каждый из них – человек и, как любой человек, подвержен слабостям. И я тоже. А когда находятся люди, которые на этом наживаются, то вызывают они в лучшем случае презрение, в худшем – ненависть. Это я вам на будущее говорю.

Борзина стучала авторучкой с блестящим колпачком по столу, и руки у нее были совсем не похожи на секретарские, обычно ухоженные. Пальцы были широкие, с короткими неровными ногтями, края которых не были подпилены. По состоянию рук можно было сделать вывод, что основным их занятием была физическая работа, и довольно грязная. Конечно, понятно желание Борзиной заняться более легкой работой, но не путем же унижения другого человека. Гуров не любил шантажистов, которые, для того чтобы нажиться, используют обычные человеческие слабости, и никакой жалости к Анастасии Николаевне не испытывал. Да и знал он, что самое большое, что грозит Борзиной, – потеря этого места, не бог весть какого высокого, но столь для нее желанного.

– Так что, поедем в управление или все-таки здесь закончим разговор?

– Вы что хотите? – подняла на него глаза Борзина.

– Я хочу, чтобы вы мне рассказали, чем взяли на испуг Гришаеву, что она сделала вас секретарем? Что вы о ней знаете такого, что она хотела бы скрыть?

Борзина вдруг усмехнулась и спросила:

– Вы вот меня тут грязью полили с головы до ног. А чем вы-то лучше меня, а? Я-то эти вещи разглашать не стала, а вы в чужую жизнь грязными ботинками лезете, даже о коврик не вытерев!

– Ну, Анастасия Николаевна! – даже с каким-то разочарованием протянул Гуров. – Вы и здесь применяете дешевые манипуляции! Настолько дешевые, что я даже не собираюсь объяснять вам очевидные вещи. Неужели вы ждали, что я перед вами оправдываться стану? И жалобить меня не нужно, а то я прямо вижу, как у вас из глаза слеза просится, а с губ – желание поведать мне о своей тяжкой доле. Давайте уже по делу, я и так много слов потратил.

Борзина молчала еще секунду, видимо окончательно принимая решение, после чего сказала:

– Гришаева-то вам сказала, что на своей машине уехала в тот вечер. А на самом деле она с Полищуком уехала.

– А почему с Полищуком?

– Так он любовник ее, – с нескрываемым злорадством сказала Борзина, и Гурову не совсем было понятно: чем ей-то доставляет удовольствие этот факт? Или само обстоятельство, что она сейчас рассказывает секреты своей директрисы, секреты, которые той не хотелось открывать? – Почему, думаете, она его заместителем-то своим сделала?

Вот после этой фразы Гурову стало окончательно ясно. Зависть, зависть… И к Гришаевой, и к тому, что ее заместителем стал Полищук, а не она, Анастасия Борзина. И желание теперь, после того как удерживать свое положение шантажом ей больше не удастся, отомстить за это Гришаевой хотя бы так, рассказав о ней побольше.

– Ясно, дальше, – кивнул Гуров.

– А что дальше-то? – Борзина посмотрела на него с таким недоумением, что полковник понял – ей действительно нечего больше добавить.

– Постойте… То есть Гришаева хотела от меня скрыть, что уехала в вечер перед убийством Умецкой со своим любовником Полищуком? И все? – прищурившись, уточнил он.