Николай Леонов - Точка невозврата Страница 26

– Лидия знает что, – махнул рукой шеф. – Маленькая инъекция, и дело в шляпе. Не забудьте только надеть резиновые перчатки.

– Выходит, я там вроде мебели буду? – слегка обиделся Резаев. – При Лидии этой?

– Ну, это как ты себя сам ощущаешь, – сказал Самохин, сверля его глазами. – Дело, между прочим, очень серьезное. Промашки быть не должно ни в коем случае. Вот и решай, мебель ты или что другое.

– Все равно не понял, – настаивал Резаев. – Даже когда операция готовится долго и тщательно, бывают накладки. Жизнь-то не стоит на месте… Я хочу знать, что мне делать, если возникнут форс-мажорные обстоятельства? И вообще, беру я на дело оружие или нет?

– Значит, так, – проговорил шеф, значительно вглядываясь в лицо Антона. – Первейшая ваша задача – добиться максимального результата, по минимуму засветившись. Лишь в самом – подчеркиваю – в самом крайнем случае, если возникнет угроза захвата, разрешаю применить оружие. Но в отношении пациентов – ни-ни! Только укол. Только укол и тихая смерть. Я совсем не хочу подбрасывать милицейским ищейкам эту сладкую кость. Они мигом за нее ухватятся.

– Простите, шеф, – сказал на это Резаев. – Тогда на черта нам кончать обоих? Думаете, в милиции ничего не поймут, если два важнейших свидетеля в одну ночь умрут тихой смертью? Эта кость, пожалуй, пожирнее будет. Не мне, конечно, решать, но Вагина я пока не стал бы трогать. Он свой, без особой нужды болтать не станет. А вот Будилин – это другое дело. Кстати, он и по состоянию, я слышал, тяжелее. Если вдруг умрет, подозрений меньше будет.

Шеф переглянулся с Самохиным и смущенно закряхтел.

– Слушай, а он дело говорит вроде, а? Я всегда знал, что у Антона башка варит! В самом деле, Вагин и потерпеть пока может. Главная головная боль – это, конечно, та горилла, которую мы так и не приручили. Значит, все еще проще – разбираетесь завтра вечером с Будилиным, и дело в шляпе. А уляжется с ним, займетесь Вагиным. Правильная идея! Вот не зря говорится: ум хорошо, а два лучше. А то заработались мы тут, дальше своего носа не видим…

Самохин, кажется, был не очень доволен таким оборотом дела. Видимо, идея разом избавиться от обоих свидетелей принадлежала ему, но теперь он не захотел спорить с шефом. Резаев же высказал свою мысль по одной-единственной причине – он терпеть не мог, когда ему подсовывали кого-то в помощники. Серьезные дела должны делаться в одиночку. В крайнем случае, он самостоятельно подбирал себе помощников. А здесь получалось так, что он сам попадал в помощники к какой-то дешевой сучке. Это было обидно, и это было небезопасно. Доверять незнакомой бабе Антон не мог, даже в том случае, если ей доверяет сам шеф.

Но решать в конечном счете было не ему, и с этим пришлось смириться. Весь следующий день вместе с Лидией и Самохиным они просчитывали каждый шаг в готовящейся операции – пути отхода, расположение служб, фамилии работников больницы и прочее. Проникнуть в больницу они намеревались с черного хода, который им должен был открыть один из людей шефа, специально ради этого оформившийся в терапевтическое отделение. Дальше все зависело от них самих.

Вообще-то Лидия Резаеву понравилась. Что там у нее было в прошлом, это, в конце концов, ее личное дело. А в отношении делового партнерства лучшего напарника надо еще поискать. Держалась она спокойно, замечания делала деловые, лишнего языком не молола. И страха в ней Антон не заметил. Он не знал, как она поведет себя в трудную минуту, но пока все шло нормально.

Чрезвычайно забавляла его внешность Лидии. Он то и дело поглядывал на нее, сравнивая с теми красотками, на которых делал свой бизнес шеф, и посмеивался про себя. До тех пор, пока Лидия наконец не заявила ему с мрачной решимостью:

– В общем, так – или ты прекращаешь скалить зубы, когда на меня смотришь, или я прямо сейчас вышибу их тебе к чертовой матери!

– А получится? – с интересом спросил Антон.

– Хочешь проверить?

Антон не думал, что его спутница сумеет выполнить свою угрозу, но ухмыляться перестал. Он решил, что эта пигалица и в критический момент не подведет. Характерец у нее железный.

На часах было девять, когда они остановились в проходном дворе за квартал от цели – Резаев не хотел, чтобы машину видели возле больницы. Не разговаривая, дошли до места, в полуосвещенном дворе больницы отыскали нужный черный ход. Резаев опасался прокола, но дверь уже была открыта. Они вошли, задвинули засов и прямо под лестницей сбросили верхнюю одежду. Белые халаты были надеты на них заранее. Оставалось только водрузить на головы белые шапочки и приготовить марлевые маски. Лидия объяснила, что в больнице человек в маске ни у кого не вызовет удивления, даже если он не в операционной и нет карантина. Разные бывают причины носить маску. Насчет резиновых перчаток было не так просто, но перчатки они тоже надели.

– Пошли! – сурово сдвинув брови, скомандовала Лидия. – Держись уверенно и чуть снисходительно. И поменьше болтай!

«Ишь, разошлась, стерва! – подумал удивленный Антон. – Знает, что сейчас я не могу ей ответить, и пользуется. Есть такие дамочки, которым мужики сильно насолили. Они потом из кожи лезут, чтобы ткнуть нашего брата в дерьмо. Ну, погоди, девочка, дай разделаться с тем уродом – я с тобой тогда поговорю!»

Лидия уверенно начала подниматься по лестнице, почти не задумываясь, выбирала направление в путанице длиннющих больничных коридоров, и Антону пришла в голову мысль – а не в этой ли самой больнице работала прежде эта девушка? Это было, конечно, удобно, но это было и опасно – кто-нибудь мог ее узнать.

Сама Лидия об этом, кажется, не думала. Она шагала, сосредоточенная и целеустремленная, словно была здесь, по крайней мере, старшей сестрой отделения, а то и того выше.

Перед входом в хирургическое отделение она коротко бросила ему:

– Накинь маску!.. Завязывать необязательно, пусть болтается на носу, это нормально. Зато тебя потом ни один черт не опознает. И больше уверенности!

Резаев подчинился. Лидия критически оглядела его с головы до ног и шепнула:

– Сейчас иди прямо в палату к этому типу. С ментами особенно не базарь – мне нужно взглянуть на больного, и точка! Если там никого – сразу выходи и зови меня, как договорились. Если в палате кто-то есть…

– Ладно, без тебя знаю! – с раздражением сказал Антон, которому уже надоел командирский тон этой маленькой стервы.

Он вошел в отделение и, сунув руки в карманы, решительной походкой направился по коридору. Где находится палата, он знал только по схеме. Но запутаться тут было невозможно, поэтому Антон выполнил эту часть плана без малейшей заминки. По пути он прошел мимо хмурой молоденькой медсестры, возившейся с металлическим штативом, на котором были укреплены какие-то пузырьки и трубки, и на Резаева едва взглянула. Это приободрило Антона.

Он подошел к нужной палате. Полноватый милицейский сержант в накинутом на широкие плечи халате скучал, сидя на обтянутой белым кожзаменителем кушетке. Никакого автоматического оружия при нем не было – только кобура выглядывала из-под мятой полы халата. Взгляд у милиционера был полусонный и какой-то болезненный. Должно быть, дежурства в таком скорбном месте уже надоели ему до чертиков. Резаев коротко кивнул милиционеру и без колебаний открыл дверь палаты.

Он знал, что Будилин лежит один, поэтому свидетелями могли быть только медработники да этот боровок, дежурящий у входа. Вряд ли он что-нибудь понял. Целый день торчать в окружении белых халатов – от этого у кого угодно голова пойдет кругом. Резаев быстро осмотрел совсем небольшую палату и понял, что опасаться нечего. Будилин был один.

Задрав голову и выставив резко обозначившийся кадык, он лежал на кровати и, кажется, дремал. Рядом с ним стоял точно такой же металлический штатив, какой Антон видел только что в коридоре. Из подвешенной на нем пластиковой емкости по прозрачной трубке сбегала жидкость. Через стальную иглу эта жидкость проникала в грешное тело Будилина, поддерживая в этом теле жизнь. В комнате стоял запах лекарств и человеческого пота.

Секунду Резаев рассматривал лежащего на кровати человека. До этого он с Будилиным не сталкивался и не испытывал к нему никаких чувств. Рассказывали, что тот чертовски силен и неудержим в драке. Настоящий зверь. Вагин не справился с ним, даже имея в руках пистолет. За такие качества можно было бы и уважать, но, судя по всему, этот Будилин был туп как бревно, и в будущем его все равно ничего хорошего не ожидало. «Ну, значит, туда тебе и дорога, – равнодушно подумал Резаев. – Днем позже, днем раньше – какая тебе, друг, разница?»

Будилин вдруг повернул голову, открыл глаза и посмотрел прямо на Резаева. Он тем более не мог знать, кто находится перед ним, но Антон мог поклясться, что в мутных, бессмысленных глазах Будилина промелькнула тревога. Что такое мог увидеть он в неопределенной фигуре Резаева, задрапированной в спасительный белый цвет, в маске, закрывающей пол-лица? Ничего он не мог увидеть, и все же взгляд его Резаеву откровенно не понравился. «Звери чуют опасность, – подумал он. – Это звериное чутье, так что лучше нам поторопиться».