Сергей Майоров - Запасной инстинкт Страница 26

Глава 20

Черников еще не успел просмотреть и половины журнала «Медведь», как услышал шаги в коридоре. Если это дежурная медсестра, то ему несдобровать. На просмотр телепередач и чтение для больного Черникова было наложено табу. Людям с сотрясением мозга прописывается пироцетам и глюкоза внутривенно, но никак не просмотр журнальных девиц. С быстротой, не свойственной тяжелобольным, он свернул журнал и спрятал его под матрас.

Но это была не медсестра. В палату, открыв дверь так осторожно, словно за ней прятался дракон, заглянул Перов — опер из райотдела. В одной руке он сжимал огромный апельсин, второй придерживал белый халат, сползающий с плеч. Петров воровато оглянулся, из чего Черников сделал вывод, что тот находился в больнице не совсем законно, и как уж проскользнул в палату.

— Ты где халат похитил? — поинтересовался Сергей.

— Тихо! — зашипел Перов. — Я здесь инкогнито. Халат у сеструхи взял, она в гастрономе работает. Когда осмотр?

— Ну, минут через сорок.

— Успею. Короче, Никитин звонил. У них в Заболоцке пальба была. Какой-то урод вашу группу из «ТТ» обстрелял прямо у райотдела.

— Как они?.. — Черников оторвал голову от подушки.

— Нормально все. Саморукову щеку мраморной крошкой оцарапало. Что с вашей бандой случиться может? — Перов осекся, вспомнив, где находится. — Все в порядке.

Черников положил голову на подушку, но с его лица никак не могла сойти тревога. Сколько он уже в больнице? Десять дней. Если бы не постоянная боль в пальце, вернее на том месте, где он был еще недавно, то Черников уже покинул бы стены больницы. На опера давила постоянная официальная забота врачей о его здоровье, эти уколы и масса запретов. Курить нельзя, читать тоже, телевизор — боже упаси. А какого дьявола еще делать-то в этой больнице? Лежать, как овощ?

«Да, лежать и не шевелиться! — грозно приказала ему три дня назад старшая медсестра. — По подвалам нужно меньше лазать».

С тех пор, чтобы его не повязали с поличным, Черников взял за правило курить не в туалете, а в палате, открыв окно.

— И еще, Серега… — Перов замялся.

— Что? — Черников, даже не приняв информацию, почувствовал, как сжалось сердце.

Что-то случилось.

Что-то случилось. Перов здесь не затем, чтобы накормить его апельсином.

— У Сани дочь пропала.

— Что? — У Черникова перед глазами вспыхнули два фиолетовых фонаря. — Как это пропала?!

— Утром жена Никитина ее в магазин отправила, за хлебом…

— Ну?! Хватит сопли жевать! Что дальше?!

— Уже четыре часа прошло, а ее все нет. Татьяна родителей обзвонила, думала, может, девчонка рамсы попутала, по подругам пошла. Бесполезно, ни у кого ее нет. Она, в смысле — жена Никитина, в управу позвонила, а там ее отфутболили в наш райотдел.

— Они в курсе были, чья она жена?! — Черников был похож на огромного взъерошенного воробья. — Они в управе в курсе, чья Машка дочь?!

— Бывшая жена, — поправил Перов.

— Но дочь — не бывшая!

Никитин разошелся с женой год назад, дочь свою любил без памяти. Все это знали, и гнев Черникова объяснялся только этим.

— Все они в курсе. Дежурный по управлению тут же Смыслову доложил, а тот велел заявление перенаправить в наш райотдел, по территориальности. Дежурный стал упираться, мол, группу собирать надо, а генерал давай слюни метать. У нас, говорит, все равны. Мол, по закону заявление гражданки Никитиной должны принять в районном отделе внутренних дел по месту жительства, и вообще, четыре часа — не срок. Вот, дескать, сутки пройдут, тогда можно и без вести пропавшей Никитину объявлять. У нас, конечно, на это мнение болт положили. Весь райотдел уже час территорию перепахивает…

— Мнение!.. — у Черникова пропал голос. — Коты помойные! Раздевайся.

Теперь дар речи покинул Перова.

— Раздевайся, я сказал! — Черников рывком сорвал с себя пижаму. — Отдохнешь от мирской суеты.

— Серега, мне это…

Черников его не слушал. Он вынул из-под подушки бумажник с удостоверением, проверил наличие денег и стал натягивать джинсовую рубашку Перова.

— Почему жена плохо кормит? У меня сейчас кнопки на животе на выстрел пойдут!

— Я как-то не рассчитывал…

— Хорошо еще, что штаны на тебе как на швабре болтаются! Мне они как раз. Одним словом, врачи пусть меня не теряют. Какой ты смешной в пижаме.

Маша сидела на горячей пыльной трубе. Вокруг была лишь темнота и сырой запах подвала. От ужаса она не могла даже плакать, боялась дышать. Девочке казалось, что если она издаст хоть звук, то тот, кто сейчас находился в двух метрах от нее, придет в ярость и сделает ей больно.

А он грузно и сипло дышал. Его не было видно в темноте подвала, но отвратительный запах похитителя вызывал у девочки тошноту и страх. Она чувствовала, что на нее смотрят, и ей хотелось превратиться в такую же горячую, обжигающую ноги трубу. Лишь бы ее не было видно.

Девочка не помнила, как случилось, что она оказалась здесь. Все произошло настолько быстро, что она не успела даже испугаться в первый момент. В магазине тетенька-продавец дала ей сдачу, девочка прошла через соседний двор, успела махнуть Пашке-однокласснику, оказалась в подъезде… И вот тут что-то произошло. Кто-то грубый, плохо пахнущий, но страшно сильный зажал ей рот сухой холодной ладонью и оторвал от земли. Перед ее округленными от ужаса глазами проносились ступени, уходящие вниз, становилось все темнее и холоднее.

Потом кто-то посадил ее на горячую трубу и привязал руки к какому-то металлическому вентилю. Она могла закричать в любой момент, чтобы позвать на помощь, но страх сковал ее руки и ноги, лишил голоса.

Девочке хотелось увидеть хотя бы полоску солнечного света. Тогда бы ей было легче. Но ее окружала темнота. Недалеко, всего в двух метрах от себя, она слышала чье-то прерывистое дыхание.

Ей было так страшно, что хотелось умереть, хотя она и не представляла, что это такое. Сейчас ей думалось, что она просто не будет тогда слышать отвратительный, пугающий свист, исходящий из чьих-то легких, попадет на залитую солнцем поляну из этого ужасного подвала и увидит папу.

— Папа, — прошептали губы девочки, и по ее щеке пробежала испуганная, маленькая слезинка.

— Не реви, Таня, — утешал бывшую жену начальника Черников. — Я найду ее. У тебя ничего из обезболивающего нет дома? — Черников держал перевязанную ладонь в другой руке, и лишь по дергающемуся веку можно было догадаться, что его мучит боль.

Он доехал на такси до Никитиных и, выходя из машины, задел за дверцу пальцем, изуродованным Беней. Повязка тут же набухла от крови, и рана возмущенно напомнила о себе. Еще жутко болела голова. Чтобы посмотреть по сторонам, приходилось ее поворачивать, а глаза отказывались двигаться самостоятельно. Боль током пронзала мозг от одной только попытки посмотреть вправо или влево.

— Есть, Сережа. — Таня, размазывая по лицу слезы, не перестающие бежать, встала и распахнула дверцу холодильника. — Кетанол в таблетках, пенталгин в ампулах.

— Шприцы есть? — Черников сгреб здоровой рукой ампулы с одноразовыми шприцами и встал со стула. — Где ключи от вашей машины? — Уже выходя из квартиры, он обернулся и проговорил: — Таня, не переживай. Хотя глупо, конечно, я сказал. Возьми себя в руки. И Сашку пока не тревожь звонками. Он далеко, а я — рядом. Еще ничего не случилось. Дай Машкину фотографию!

— Ты разве не знаешь, как она выглядит? — посматривая на Черникова как сумасшедшая, произнесла Таня.

Сергей почувствовал, как по его душе какой-то безумец полоснул тупым ножом. Ему стало до боли в сердце жаль эту женщину, в одно мгновение из симпатичной и приветливой превратившейся в обессиленную и уязвимую.

— Это не для меня, Танюша, — как можно мягче сказал он. — Я прекрасно знаю, как выглядит Маша.

Спускаясь по лестнице, Черников, продолжающий морщиться от боли, прошептал:

— Какое счастье, что у меня нет детей.

Бак был полный, и Черников облегченно вздохнул. Кое-как, помогая себе ногой и локтем левой руки, он закрыл гараж и сел за руль. Опер еще плохо представлял, как будет управлять машиной одной рукой, но точно знал, что сумеет это сделать.

До магазина, который назвала Таня, было не более двухсот метров.

«Обед», — гласила табличка. Через стекло было видно, как три продавщицы и двое мужиков, очевидно, грузчиков, сидели за большим столом и возлагали на себя тяжкое бремя обеденного перерыва. Звукоизоляция была отменной, но лица работников магазина не оставляли сомнения в том, что они очень весело проводили это волшебное время посреди рабочего дня. Черников постучал в стекло. На него посмотрели как на собаку, пробегающую мимо, и продолжили разговор.

Черников постучал сильнее, чувствуя, что теряет драгоценные секунды.