Энн Перри - Улица Полумесяца Страница 28

Томас с трудом подавил смех, видя, как замешательство коллеги побеждает его яростное раздражение. Инспектору явно хотелось разозлиться, но Лили не дала ему на это ни малейшего шанса. Она не позволила себе выглядеть ни испуганной, ни обиженной и не собиралась замечать его неодобрение. Вместо этого, сойдя с последней ступеньки, женщина, шурша юбками, направилась в столовую, повернувшись к нему спиной и оставляя за собой в воздухе легкий шлейф изысканных духов.

Скромная по размерам столовая поражала утонченностью обстановки. Обои теплых желтых тонов гармонировали с золотистым деревянным полом, а мебель красного дерева вполне могла выйти из мастерских Адама[16] или его талантливых последователей. В вазе на буфете бронзовели хризантемы, а горничная уже накрыла стол, добавив дополнительные приборы для гостей.

Лили Мондрелл пригласила полицейских к столу. Телман принял приглашение с настороженной робостью, Питт – с интересом. Служанка принесла изысканный серебряный чайник в георгианском стиле, из носика которого поднимался легкий пар, и поставила его на стол с таким восхищением, что у Томаса опять возникло сильное подозрение, что этот чайник тоже новый.

– Ну вот, – удовлетворенно произнесла Лили. – Правда ведь, выглядит неотразимо!

Питт вдруг осознал, что, ожидая в прихожей выхода хозяйки, он также заметил одну новую картину – хотя, возможно, ее перевесили туда из другой комнаты. Но разве кто-то держит картины такого мастерства в комнатах, недоступных для гостей? Похоже, после смерти Кэткарта мисс Мондрелл позволила себе много дорогих покупок. Хотя она не была упомянута в завещании. Известно ли ей об этом? Не покупала ли она в кредит, ожидая наследства? Смешно было бы испытывать к ней жалость, и однако полицейский все же пожалел ее.

– На редкость красивая вещица, – признал Томас, глядя на чайник. – Новое приобретение?

Он внимательно следил за ее лицом, надеясь обнаружить оттенок лжи, прежде чем та слетит с губ красавицы.

Но Лили задумчиво помолчала, не дав ему возможности сделать какое-то однозначное заключение.

– Да, – наконец улыбнулась она, взявшись за ручку, чтобы разлить чай.

– Подарок? – Суперинтендант не сводил с нее глаз.

А женщина тем временем решила, как ответить.

– Нет, если только вы не считаете подарками собственные покупки!

Стоит ли ему сообщить ей некоторые новости, засомневался Томас, или позволить продолжать сорить деньгами, лелея обманчивые надежды? Это же совершенно не его дело! И все же источник ее денег вполне мог касаться его расследования. Если Кэткарт шантажировал своих клиентов или кого-то другого, то, возможно, его любовница знала об этом. Она могла быть настолько в курсе его дел, что унаследовала их после его смерти. А долг Питта – предотвращать преступления, будь то шантаж или очередное убийство. И мысли о том, что Лили Мондрелл в экзотическом полуобнаженном наряде будет дрейфовать по холодной Темзе в утреннем тумане, показалась ему необычайно возмутительной. Какие бы ее нынешние или прошлые поступки ни спровоцировали новое преступление. Она выглядела такой живой, что ее смерть была бы жутко противоестественной.

Томас глотнул предложенный ему чай. Он едва не обжегся, но оценил чудный аромат.

– Я виделся с поверенным мистера Кэткарта, – сообщил суперинтендант почти небрежно.

– Чтобы узнать, когда он купил дом? – уточнила Лили.

– В том числе, – согласился полицейский. – И также чтобы выяснить, как поверенный распорядился им и всем его прочим имуществом, включая произведения искусства.

Красавица подняла чашку и пригубила чай. Он тоже показался ей чересчур горячим.

– Благотворительность, – немного помолчав, сказала она. – По крайней мере, он всегда говорил мне, что все завещает благотворительным организациям.

Суперинтендант почувствовал приступ удивления и облегчения. Хотя ему следовало бы испытать разочарование. Значит, ее новые приобретения не основывались на ожидании прибыли после смерти Кэткарта, по крайней мере – не от его наследства. Однако оставалась еще возможность шантажа.

Мисс Мондрелл вопросительно смотрела на Томаса.

– Да, именно так, – ответил он, позволив себе перевести взгляд на чайник. – У вас в прихожей появилась новая акварель с коровами. Мне всегда нравились сельские пейзажи с животными. По-моему, они производят в высшей степени успокаивающее воздействие.

Показалось ли ему, что плечи хозяйки напряглись под шелком платья?

– Спасибо, – ответила она, – я рада, дорогуша, что вам понравилось. Не желаете ли перекусить тостами? Вы успели позавтракать или с самого утра бродили по городу, задавая вопросы? – Ее голос звучал на редкость сердечно, словно она действительно переживала, не голодны ли ее неожиданные гости.

Телман смущенно откашлялся. Он-то почти наверняка проголодался, но почти наверняка не желал бы воспользоваться ее гостеприимством. Инспектор счел бы неловким быть обязанным этой женщине, даже в такой малости.

– Благодарю вас, вы крайне любезны, – ответил Питт, не отказавшись от угощения и, в общем, сочтя его удобным предлогом, чтобы задержаться в доме для дальнейшего разговора.

Лили взяла со стола хрустальный колокольчик и позвонила, а когда появилась служанка, попросила принести для всех тосты, масло и джем. Замешательство инспектора доставляло ей удовольствие – оно отражалось и в ее легкой улыбке, и в насмешливом блеске глаз. Пожалуй, подумал Питт, по современным канонам ее все же не назвали бы по-настоящему красивой: черты лица у нее были крупноваты, особенно рот. В ней не было и следа скромности или хрупкости. Но суперинтенданту редко приходилось видеть настолько привлекательных женщин, исполненных веселой и кипучей жизненной силы. И вкус Кэткарта в выборе любовницы восхитил его даже больше, чем в подборе изысканной обстановки для дома.

– Нам немного пока удалось узнать, – задумчиво произнес Томас. – Несколько дней мы опрашивали разных его знакомых и почти ничего полезного не выяснили… за исключением того, что мистер Кэткарт тратил огромные деньги, которых никак не мог заработать своим искусством.

Он пристально следил за глазами хозяйки дома, надеясь распознать малейшее проявление тревоги, но все равно не мог толком понять, что именно в них увидел. Ему попросту не удалось понять, как можно истолковать проявления ее чувств. Любила ли она покойного? Отражалась ли в ее взгляде печаль или только уместное отвращение к жестокости и бессмысленности его смерти? Несомненно, она переживала за него. Фотограф ей нравился, и не так уж важно, любила ли она его по-настоящему.

Лили опустила глаза.

– Он был очень умным, – сказала она. – Ведь он был не просто фотографом, понимаете, а чудесным художником.

– Да, безусловно, я понимаю. – Суперинтендант имел в виду то же самое, что и она. – Я видел несколько сделанных им портретов. И по-моему, в данном случае слово гений не будет преувеличением.

Женщина быстро вскинула глаза, вновь улыбнувшись.

– Как жаль, что его больше нет, правда? – В глазах ее заблестели слезы.

Ее последние слова прозвучали неопределенно – она не отвергала, но и не подтверждала суждение полицейского.

– Его талант проникновения в сущность человека и символического, образного отражения ее в портретах не имел себе равных, – продолжил Питт. – И в них запечатлевалось не только то, что люди хотели бы видеть в себе, но во многом и то, что они как раз не хотели бы увидеть с такой ясностью. Я видел не просто портреты людей, но и их тщеславие, и внутреннюю пустоту, пороки и слабости наряду с красотой или силой.

– Практически портретная живопись, – мягко заметила Лили.

– Возможно, она также чревата опасностями, – добавил Томас. – Не каждый пожелает, чтобы его натура предстала с такой откровенностью перед посторонними глазами – и, возможно, еще менее перед глазами тех, кого они любят или перед кем могут быть уязвимы.

– Вы думаете, что его убил какой-то клиент? – Теперь Мондрелл казалась потрясенной.

– Я уверен, что его убил кто-то знакомый, – ответил Питт, – и что убийца относился к нему с особой страстью.

Хозяйка промолчала.

– Не думаете ли вы, что это преступление порождено алчностью? – спросил ее Томас. – Едва ли оно вызвано самозащитой. Если только он не шантажировал кого-то… – Он умолк, ожидая ее отклика.

Если глаза Лили и расширились, то настолько мало, что через мгновение суперинтендант уже усомнился, что видел это. Но почему? Ей следовало бы поразиться и даже оскорбиться. Он же только что предположил, что ее любовник виновен в одном из самых отвратительных преступлений!

– Чем же? – спросила женщина, осторожно выбирая слова. – Почему вы думаете, что он мог знать что-то о… ком-то?

– А он знал?

– Если и знал… то определенно не говорил мне…

– Но мог бы знать?