Алексей Макеев - Кремлевская пуля Страница 29

До администрации президента Степан несся на пределе дозволенной скорости. Он выделывал по дороге такие фортели, что Гуров поклялся себе никогда больше с ним в машину не садиться.

Добрались они быстро, наверх поднимались, шагая через ступеньку. Конечно, будь Степан один, он бы просто взбежал, а так вынужден был тормозить из-за Гурова.

– Ознакомьтесь, – кивнув на пухлый конверт и не отвлекаясь на приветствия, сказал Александров.

Забрав конверт, Лев и Степан отошли в угол, сели на стулья и стали изучать его содержимое. Они шепотом обменивались впечатлениями, а поговорить было о чем.

Гуров оказался прав. Ахмет в прошлом был уголовником, и звали его тогда Константин Викторович Курышев. Первый раз его задержали, когда он еще сопливым мальчишкой, возвращаясь в составе сборной с соревнований из-за границы, пытался провезти в Россию наркотики, а потом пошло-поехало.

Летом девяносто девятого он был задержан и содержался в Грозненском СИЗО по обвинению в разбойном нападении на дом Ходжи Мугаза Мукуева. Этот очень уважаемый и не бедный человек был убит. Погибла и вся его семья. Если уж даже масхадовцы его арестовали, то, значит, чаша их терпения в то очень неспокойное время была переполнена.

Когда в Чечню вошли федеральные войска, все заключенные были выпущены из СИЗО. Константин действительно вступил в отряд Хасена. Вместе с ним туда ушла его младшая сестра Ирина. Их родители на самом деле погибли во время бомбежки еще в первую чеченскую.

Через некоторое время Ирину отправили на «повышение квалификации» за границу, и в Чечню она больше не вернулась. Имелась даже фотография, где были сняты боевики из отряда Хасена, в том числе и эта особа. По словам людей, знавших ее, она была умна, решительна, очень сильна физически и жестока настолько, что это шокировало даже мужчин.

По данным Интерпола, среди профессиональных наемных убийц, известных им, были женщины. Одна из них по возрасту и параметрам фигуры походила на Ирину. О внешности речь не шла, потому что пластическая хирургия в наше время достигла невероятных высот. Имен у этой женщины было столько, что гадать, под каким она могла приехать в Россию, не имело никакого смысла.

Степан осторожно покашлял. Александров понял, что они все просмотрели, и поманил их к столу.

Когда они сели возле него, он сказал:

– На пистолете, из которого был убит Усынин, найдены микроследы черных шелковых женских перчаток. Что у вас?

То, что Гуров и Степан только что прочитали, заставило Льва Ивановича переосмыслить ранее полученную информацию.

Он начал говорить, тщательно взвешивая каждое слово:

– У меня пока только предположения, так что прошу не относиться к моим словам как к истине в последней инстанции. Все на уровне допущений. Прослеживается следующая цепочка. Курышев, давний друг и подельник Паршина, его любовница Наталья Завьялова, ныне Панкратова. Ее родной брат Семикин является лидером ультраправых, а нынешний муж Панкратов – сами знаете кто. Допустим, у Панкратова или Семикина возник некий преступный умысел. Наталья, которую Паршин очень любит, обратилась к нему с просьбой найти киллера. Он, в свою очередь, связался с Курышевым, тот – со своей сестрой. Отсюда следы женских перчаток на пистолете, использованном при убийстве Усынина, которое было демонстрацией ее возможностей. Деньги для оплаты услуг Ирины у Натальи и Панкратова имеются, насчет Семикина данных нет. Есть несколько моментов, которые меня смущают. Наталья, по мнению знающих ее людей, простите за грубость, дура набитая, которую к серьезным делам вряд ли стали бы привлекать. Можно предположить, что она просто познакомила Паршина со своим братом, а Семикин потом уже действовал без нее. Деньги для оплаты услуг киллера дали Наталья и Панкратов. Паршин не может знать, что Наталья вышла замуж. Регистрация произошла в Париже и почему-то держится в строжайшей тайне. Таким образом, известие об этом поможет получить у него необходимую информацию. Есть неясный для меня момент. Паршин, будучи вовлечен в столь серьезное дело, по непонятной пока причине спланировал устранение того мелкого уголовника Матвеева, о котором я говорил. Он поручил ему поиски киллера, заведомо обреченные на провал. Они могли закончиться только его смертью. Это все.

– Какой-то детский сад! – раздраженно воскликнул Александров. – Вы думаете, что, если бы Панкратов захотел кого-то устранить, он стал бы обращаться к помощи какого-то Паршина? Да его люди за границей нашли бы отличного исполнителя. Скажу больше, на него существует такой компромат, что люди, узнав о некоторых его склонностях, никогда в жизни за него не проголосуют. Он знает о существовании этой информации, поэтому полностью подконтролен. Кроме того, этот субъект начисто лишен политических амбиций. Таким образом, я не вижу ни одной причины, по которой он мог бы иметь хоть какое-то отношение к нашему делу.

– Привести к власти своего нового родственника Семикина, – тихо предположил Степан.

– Бросьте! – Олег Михайлович поморщился. – Имеется официальный медицинский документ о том, что Семикин психически болен. Если он будет опубликован, то его политической карьере придет конец.

– А может, и нет, – тоже тихо заметил Гуров. – Люди еще не забыли, как когда-то инакомыслящих держали в психбольницах. Они могут воспринять этот документ как стремление властей дискредитировать политического соперника. Это, наоборот, вызовет у граждан сочувствие к Семикину.

– Это вряд ли. Времена изменились, и сумасшедшие во власти никому не нужны ни здесь, ни за рубежом. Более того, их туда просто никто не допустит, – резко заявил на это Александров, немного подумал и все-таки добавил: – Кроме того, он тоже подконтролен, хотя и по другим причинам, чем Панкратов. В свете всего вышеизложенного я считаю эту версию несостоятельной. – Он посмотрел на Гурова. – Лев Иванович, это все, что вы можете сказать?

– На данный момент все, – с трудом скрывая раздражение, заявил Гуров. – Завтра мы планируем поехать в колонию к Паршину, чтобы все-таки доработать эту версию до конца.

– Эту Ирину мы, конечно, будем искать, а вы езжайте в колонию. Толку… все равно немного, – небрежно бросил Олег Михайлович.

Он не сказал «от вас», но это было и так понятно. Гуров взбесился настолько, что практически не владел собой. Интуиция подсказывала ему, что это реальная версия, по которой нужно не просто работать, а пахать как каторжным. Но тут сыщик почувствовал сильный удар по ноге. Это Степан так привел его в чувство. Полковник промолчал.

Пользуясь тем, что Александров демонстративно погрузился в бумаги, Савельев и Гуров тихо попрощались и ушли. В здании Лев Иванович еще сдерживался. Оказавшись в машине, он хотел было высказаться по полной программе, но Степан не дал ему и слова сказать.

– Лев Иванович, а я теперь знаю, зачем Паршину нужна смерть Матвеева, – заявил он.

Гуров тут же пришел в себя и заинтересованно уставился на парня, но тот спокойно вел машину и даже не собирался продолжать разговор на эту тему.

– Степа! Ты меня не интригуй, – нехорошим голосом проговорил сыщик. – У меня нервы не железные. Что тебе сообщили?

– Это видеть надо, – хладнокровно ответил тот.

– Да что это за день такой! – взорвался Гуров.

Тут он взялся за Степана, сделал его козлом отпущения, излил на несчастного парня все накопившееся возмущение, раздражение и гнев. Но Савельев на провокацию не поддался. Гуров злился еще больше. Замолчал он только тогда, когда окончательно выдохся.

– Вот видите, вам и полегчало, – спокойно заметил Степан. – Хорошо, что драться не стали, видимо, поняли, что так мы и вписаться куда-нибудь можем. Правда, некоторые выражения в свой адрес я вам обязательно при случае припомню, но не сейчас, потому что мы уже приехали.

– Куда? – спросил Лев Иванович, вылезая из машины.

– Возле дома Димы, – объяснил парень. – Сейчас пойдем содержимое тайника смотреть.

Они поднялись на лифте на пятый этаж, вошли в двухкомнатную квартиру. Лев Иванович увидел, что она действительно забита разными металлическими деталями и прочими техническими штучками, в которых он ничего не понимал. Тайник, оказавшийся довольно большим, был устроен в толстой капитальной стене за газовой плитой, соединенной с трубой длинным гибким шлангом, так что отодвинуть ее ничего не стоило.

Дверца тайника была когда-то, как и остальная стена, покрыта кафельной плиткой, а сейчас просто взломана и лежала отдельно. На кухонном столе высилась солидная куча банковских упаковок с пятитысячными купюрами.

Один из парней, находившихся в квартире, заметил взгляд Гурова, брошенный на нее, и пояснил:

– Сверху ксерокопии, а внутри нарезанная бумага. А вот евро в количестве девяти с половиной тысяч – настоящие.

– Видимо, Паршин дал Матвееву десять, а пятьсот Дима поменял, – предположил Степан. – А где у нас самое интересное?