Фридрих Незнанский - Героиновая пропасть Страница 29

Теперь ему, например, понятна роль Каманина, которому он поручил наладить предварительные контакты с такой сложной политической фигурой, как Али Шах Максуди. Понятно, почему случались постоянные срывы в переговорах, которые были на руку московским «ястребам», почему так долго не могли, или не хотели, прийти к решению о выводе нашего контингента домой в Советский Союз. Понятно и стремление некоторых фигур успеть как можно больше нахапать, наворовать, устроить собственное благополучие на Родине. А эта резкая вспышка наркоторговли, положившая начало героиновой интервенции через среднеазиатские республики в Россию! Будучи сам абсолютно честным и ответственным человеком, Галеев не хотел тогда верить в то, что его ближайшие товарищи и коллеги уже занялись контрабандой, спекуляцией, всеми теми позорными делами, которые неожиданно обрели в новых условиях, особенно с концом так называемой перестройки в обществе, статус узаконенного бизнеса, а сами мерзавцы — имидж удачливых бизнесменов, столпов нового общества…

Долго рассказывал свою печальную историю-исповедь Фарид Нурмухаммедович. Турецкий вдруг сообразил, что его присутствие здесь невольно будто открыло какие-то клапаны в душе бывшего дипломата, искренне огорченного бедами своей Родины, которую кое-кто нынче даже стесняется так и называть. Чаще — «эта» страна, пока я проживаю в «этой» стране, ну что вы хотите от «этой» страны… Ужас! Позор!

А может быть, Галеев просто проверял на одном из первых своих слушателей реакцию на собственные исторические экзерсисы? И так вполне могло быть. Но среди общих фраз и безадресных обвинений Александру Борисовичу все же удавалось извлечь кое-что весьма полезное и для своего дела. И уже за одно это он был благодарен старику, воодушевлявшемуся от своих же рассуждений.

Нет, конечно, Галеев не тянул на свидетеля. Обвиняя, старался тут же обелить, как-то понять того, кого он на самом деле искренно ненавидел. Ну что ж, повторяя его навязчивую фразу, думал Турецкий, возможно, в том и состоит искусство дипломатии, чтобы объяснить все, не сказав в то же время ни о чем.

А что касается Каманина и Марата Багирова, то, хотя их человеческие и деловые качества Галеевым оценивались весьма низко, он как бы мысленно разводил руками: мол, что теперь поделаешь? Раньше думать надо было.

Очень бы, конечно, хотелось Александру Борисовичу перейти от общих фраз к конкретным фактам, с помощью которых он смог бы выстраивать в дальнейшем свою систему доказательств, но получалась странная картина. «Они воровали?» — «А кто не воровал?» — «Они совершали проступки, несовместимые с их дипломатическим статусом?» — «Господи, да кто подобного не совершал? И ведь за это не расстреливали. В худшем случае высылали на Родину. А они отвечали с вызовом: „А вы меня Родиной не пугайте!“ Но все же, как уже сказано, Турецкому удалось кое-что и выловить.

Среди ряда фамилий крупных афганских политических и военных деятелей, по обе, как говорится, линии фронта, с которыми надо было контачить Каманину, Галеев особо упомянул молодого в те годы и решительного врага кабульского режима Рахматуло Назри-хана, на которого посоветовал обратить отдельное внимание. В восьмидесятых тот был, как их теперь называют, полевым командиром высокого ранга. А в настоящее время, насколько это известно Галееву, Назри-хан является одним из лидеров талибов, причем его имя тесно связывают с бурным ростом наркоторговли по всему миру. Но сейчас, как явствует из некоторых источников, он считается едва ли не главной фигурой, разрабатывающей и обеспечивающей центральноазиатские героиновые маршруты в Россию и далее, в Европу.

А вообще, заключил свои воспоминания Фарид Нурмухаммедович, верно замечено, что Восток — дело тонкое. И тот, кто посвятил себя его изучению, работе в этих особых регионах, должен быть либо честнейшим и влюбленным в свое дело человеком, либо прожженным негодяем, действующим исключительно из корыстных и карьерных интересов. Вот, мол, и делайте свои выводы, уважаемый Александр Борисович, старший вы наш и уважаемый следователь по особо важным делам…

И кто к какой из этих двух категорий относится — это также ваши проблемы.

Расстались тепло. Галеев вышел проводить до калитки, постоял, вежливо качнул поднятой до уровня виска полусогнутой ладошкой — типичный образ ушедшей эпохи — и медленно вернулся во двор.

Турецкий ехал, ни на что вокруг не обращая внимания, и размышлял о том, что удалось узнать. Особый интерес, конечно, представлял этот неизвестный ему героиновый король. Или — царь? Нет, он же шах! Одну минуточку! Тот ведь Али Шах! А этот — Назри-хан. Тоже неплохо. Будет о чем подумать с Грязновым…

— Ну как он тебе показался, Саня? — спросил Грязнов, когда Александр вошел к нему в кабинет на Петровке, 38.

— Типичный дипломат, который хочет обелить свое прошлое.

— И ты не смог ничего нарыть? — удивился Вячеслав.

— Ну почему же, кое-что имеется…

— Ты лучше скажи прямо: сдал он их? — настаивал Грязнов.

Турецкий неопределенно пожал плечами и неуверенно сказал:

— Мне показалось, что свой выбор он, во всяком случае, сделал. Хотя я честно его предупредил, что его правда может оказаться чреватой для него же самого.

— «Хвоста» не было?

Турецкий опять пожал плечами.

— Знаешь, Славка, как-то не обратил внимания. Старею, что ли? А у тебя имеются подозрения? — вдруг забеспокоился он.

— Так вот, если б не имелись, я бы и не спрашивал. Во всяком случае, когда ты гонял в Чертаново, интерес к тебе обозначился.

— Да быть того не может! Я же внимательно смотрел! А потом еще пару твоих приемчиков применил. Нет, там чисто было.

— Действительно стареешь, Саня, — вздохнул Грязнов. Он заглянул в папочку, которую достал из ящика стола, и вытащил листок. Надел очки, спустив дужку на самый кончик носа: так он и читал, и поверх очков мог наблюдать за выражением лица Турецкого. — Вот чего мне тут понаписали мои ребятки… Ага, послушай, Санечка, тебе будет полезно… Значит, так… Донесение, стало быть. По вашему указанию… и так далее, тыр-пыр, восемь дыр… двумя экипажами в составе… это тебе неинтересно, проведено слежение за а/м марки «Жигули» седьмой модели… синего цвета, госномер и прочее. Вот где интересное начинается, Саня. Объект, следующий за а/м Турецкого, обнаружен в районе Большой Дмитровки, что дает основания полагать, что… ну, тут лирика, однако ничего! Наблюдатель сел на «хвост» следователю прямо у здания Генеральной прокуратуры и очень умело довел его до развилки Варшавского и Каширского шоссе, после чего Турецкий ушел на Чонгарский бульвар, где применил прием отрыва от преследователя, свернув с нарушением правил дорожного движения в обратную по бульвару сторону, и углубился по проезду между строящимися домами. Преследователь попробовал повторить маневр Турецкого, но наши экипажи немедленно создали на его пути аварийную ситуацию, имитируя столкновение. Преследователю пришлось возвращаться на Чонгарский бульвар, после чего он направился в сторону Балаклавского проспекта и станции метро «Чертановская», где наблюдение за ним было нами снято. Госномер машины марки «Жигули» шестой модели песочного цвет приводится… Подпись старшего группы. Число, время. Вот так-то, Санечка, друг ты мой ненаглядный.

— Ни себе фига-а… — протянул Турецкий. — Сдаюсь, Славка!

— А мы, между делом, проверили этот госномер. Принадлежал он «Ладе»-»восьмерке», вдребезги разбитой еще в прошлом году в автоаварии на Дмитровском шоссе. Владелец с супругой умерли, не приходя в сознание на месте происшествия. Говорит чего-нибудь?

— Еще как!.. Слушай, а я и сегодня, видно, здорово лопухнулся! Что же делать? Это ж получается, что я их на Галеева вывел? Надо немедленно предупредить старика!

— Знаешь, почему так случилось? А потому, Саня, что ты уехал не сказавшись. Вчера я был в курсе твоих передвижений, да оно и понятно — «наш друг» не та фигура, чтобы ее светить. И вообще делай выводы. На трубку, звони своему послу.

— Может, ему временно охрану приставить?

— Не очень здорово, конечно, но предложи. У меня лишних людей нет, но можем Дениску попросить отрядить кого-нибудь. Только ж за это платить надо, а твой посол вряд ли согласится… А там у вас точно ничего опасного в разговоре не мелькало? Ну, такого, на что Каманин с компанией могли бы нехорошо отреагировать?

— В том-то и дело, Славка, что было. И фамилии назывались.

— Ну пиши тогда, — Грязнов тяжко вздохнул, — на мое имя… Прошу обеспечить и так далее, ты знаешь. Но все же позвони ему.

Удивительно, но Галеев с ходу напрочь отверг все скрытые страхи Турецкого, а от даже временной охраны категорически отказался. Он не чувствовал за собой никакой вины и ни от кого не собирался прятаться. И еще добавил — с явной иронией, — что тайных соглядатаев он привык наблюдать в своем окружении вот уже на протяжении более четырех десятков лет, знает, как они выглядят, догадывается, что им нужно, а потому привык к сдержанности — буквально во всем.