Алексей Макеев - Трудно быть вором Страница 29

– Вы по этому поводу приехали? – прищурился Водянкин.

– Не совсем, – с сожалением сказал Гуров. – Просто я очень любопытный. А так я вас вот что спросить хотел: вам знакома фамилия Шульгин?

Реакция Водянкина была очень сдержанной.

– Как вы сказали – Шульгин? Доводилось мне встречать людей с такой фамилией. Двух-трех человек я знаю. Вас который интересует?

– Ну, допустим, Владимир Матвеевич, – ответил Гуров. – Тот самый, с которым вы на границе служили.

– Ах вот какой! – задумчиво протянул Водянкин. – Ну, это давно было!

– А больше с тех пор вы с ним не встречались?

– Не припоминаю. А в чем дело?

– Напрягите память. Может быть, совсем недавно? Скажем, четвертого октября?

Глаза Водянкина зло сузились.

– Я уже ответил – нет, – бросил он.

– А чем вы вообще занимались четвертого октября? – спросил Гуров.

– Я обязан отвечать на этот вопрос? – с явной досадой поинтересовался Водянкин. – Ну, хорошо, я понял… В деталях вспомнить не могу, но, по-моему, четвертого была конференция. Снимали зал для заседаний на Нижегородской. Мы с ребятами следили за порядком и чтобы не было эксцессов. Сами знаете, время сейчас непростое, всякое может случиться. Для того нас и держат.

– Во сколько вы выходите из дома на работу?

– Когда как, – пожал плечами Водянкин. – Официально у нас рабочий день с девяти. Иногда по обстоятельствам приходится являться раньше. Но обычно полдевятого я уже выхожу из дома.

– Четвертого октября вы тоже вышли на работу раньше?

– Нет, я вышел вовремя. Конференция состоялась после обеда, у меня было время подготовиться.

– Вы живете на Таганке? Машина у вас имеется, конечно?

– Да, у меня есть машина. А что?

– Значит, в принципе, если бы вы захотели четвертого октября с утра пораньше сгонять в район Жулебино и вернуться к началу рабочего дня, то никаких проблем с этим у вас бы не возникло?

– Какого черта мне делать в Жулебине? – раздраженно произнес Водянкин. – Не понимаю, куда вы клоните.

– Это я так, для примера, – мирно сказал Гуров. – Понимаю, что вам ни к чему кататься по Москве, когда у вас важное мероприятие на носу. А все-таки, кто-нибудь может подтвердить, что четвертого октября вы до половины девятого находились дома и никуда не выезжали?

Гуров заметил, что в глазах Водянкина мелькнула тревожная искра.

– Я один живу, – буркнул он. – Хотя, впрочем… припоминаю, что в ту ночь у меня ночевала женщина. Да, она может подтвердить. А для чего это?

– Четвертого октября в роще около своего дома погиб академик Звонарев. Мы расследуем обстоятельства его смерти. Поэтому опрашиваем всех, кто был с ним знаком.

– Я не был знаком с академиком, – возразил Водянкин. – Ну, может быть, мы иногда здоровались. Он посещал наши мероприятия.

– Не знаете, почему в последнее время академик отдалился от вашего Союза?

– Мне это неизвестно. Я же говорю, что мы не были коротко знакомы. Спросите об этом Буракова. Он наверняка знает.

– Обязательно спросим, – пообещал Гуров.

– Больше у вас нет вопросов? – нетерпеливо проговорил Водянкин. – Я могу быть свободен? Мне еще инструктаж проводить.

– Да, конечно, мы вас не задерживаем, – согласно кивнул Гуров. – Всего хорошего.

Водянкин еще раз пристально посмотрел на Гурова, на Крячко, повернулся и быстро пошел к воротам. Гуров выдержал паузу, а потом бросил ему вслед:

– Чуть не забыл, Григорий Захарович! Мы вас на очную ставку хотим пригласить. С Шульгиным! С тем самым, с Владимиром Матвеевичем! Вы уж постарайтесь в ближайшие дни по возможности не выезжать никуда. А повесточку мы вам пришлем.

Водянкин при этих словах застыл на месте, и лицо его чуть-чуть побледнело. Но он мгновенно взял себя в руки и ответил спокойно, даже чересчур спокойно:

– Я редко выезжаю. Если вздумаете прислать повестку, найдете меня без труда.

Он опять повернулся и прошел в ворота. На Зверева, который хотел о чем-то спросить, Водянкин даже не посмотрел. Лишь бросил два каких-то слова охраннику. Тот кивнул и скрылся в будке. Зверев потоптался на месте, зачем-то посмотрел на небо, обложенное тучами, и поспешил к машине.

Когда они расселись по местам, Гуров поинтересовался:

– Что такое сказал вам Григорий Захарович напоследок?

– Мне? Нет, ничего. Это он просто попросил запереть на замок ворота. Не хочет, чтобы его отвлекали.

– Болеет душой за дело! – одобрительно сказал Гуров. – Молодец. Получает хоть прилично? Какая у него машина?

– «Ауди», кажется, – сказал Зверев. – Только последние дни он все больше на такси ездит. В ремонте, наверное.

– С машинами одна морока, – посетовал Гуров. – Если хорошего механика не знаешь, то вообще труба!

Они проболтали о машинах до самой Москвы. На эту тему Зверев говорил столь же охотно, но куда конкретнее. Гурову, однако, удалось выяснить еще одну нужную деталь. Оказалось, что руководитель Союза, господин Бураков, не просто отсутствует, а находится в краткосрочной командировке и появится в Москве не раньше чем через два-три дня.

– Налаживает связи с другими регионами, – доверительно сообщил Зверев. – Сейчас вот в Волгоград поехал.

Гурова при этих словах будто током ударило. Связи с регионами – дело обычное. И Волгоград мог быть простым совпадением. Но в такой ситуации не стоило рассчитывать на такую коварную штуку, как совпадение.

Высадив Зверева, Гуров проехал еще квартал, остановил машину и сказал:

– Решено. Сегодня же вечером отправляюсь в Волгоград. Раньше нужно было это сделать. Но я все-таки надеялся, что все образуется. А тут, наоборот, дело запуталось хуже некуда.

– А мне чем заниматься? – мрачно спросил Крячко.

– Ты здесь остаешься, – заявил Гуров. – На легкой работе. Возьми ребят посмышленее и понаблюдай немного за Водянкиным. Только аккуратно, не особенно напирай. И обязательно выясни две вещи – во сколько он вышел из дома четвертого октября и что случилось с его машиной. Порасспрашивай соседей, участкового… Ну, не мне тебя учить.

– Ладно, – хмуро сказал Крячко. – Сделаем. Только попомни мое слово, Лева, – та харя у ворот точно была с нами тогда в Твери.

– Не отвлекайся, – посоветовал Гуров. – До всех доберемся.

Глава 13

Валерий Аркадьевич Биклемишев остановил машину возле неприметной пятиэтажки неподалеку от Речного вокзала. В этом доме он снял на месяц однокомнатную квартиру и теперь сильно в этом раскаивался. Район был беспокойный, да и комфортом квартирка не отличалась. По правде говоря, Биклемишев просто не думал об этом, когда ее снимал. Все делалось впопыхах, ввиду чрезвычайных обстоятельств, и Биклемишев пошел самым легким путем. Он выбрал то, что находилось подальше от центра и не очень дорого стоило. Денег он, по правде говоря, пожалел.

О том, что он совершил непростительную глупость, ему в первый же день приезда сообщила жена. Она не уставала повторять это и при каждом последующем свидании. Разумеется, в их уютном гнездышке на Новом Арбате было куда лучше, и супругу можно было понять, но Валерий Аркадьевич считал, что не заслужил упреков. В конце концов, не он затеял всю эту карусель. Однако, будучи по характеру человеком покладистым, Биклемишев сносил нападки жены молча. Худой мир лучше хорошей ссоры, считал он. Тем более что обстоятельства их жизни были сейчас по-настоящему форсмажорными и они должны были держаться друг друга, если хотели чего-то добиться.

Идея принадлежала не Биклемишеву. Духовным вдохновителем в их союзе была Таисия Федоровна. Это ей пришла в голову мысль распорядиться научным наследством отца с наибольшей для себя выгодой. Таисия Федоровна была единственным человеком на свете, которого после смерти горячо обожаемой супруги академик Звонарев по-настоящему любил. Но «любил» – не означало «доверял». Свои заметки, расчеты, теории академик тщательно скрывал даже от родной дочери. Под конец жизни он просто стал класть все свои труды в банк. Старик все еще верил в грядущее возрождение великого Советского Союза и работал ради него. Все свои работы он намеревался завещать будущему коммунистическому правительству.

Наедине с женой Биклемишев частенько подшучивал над тестем – впрочем, совершенно беззлобно, и Таисия Федоровна его поддерживала. Однако совсем скоро выяснилось, что к наследству отца она относилась очень серьезно. Она наводила справки и читала научную литературу. Проблема, над которой работал Звонарев, могла принести целое состояние. И Таисия Федоровна решила во что бы то ни стало это состояние получить.

Она знала, в каком банке отец хранит свои бумаги, но добраться до них не могла. Старик был крепок и обещал прожить еще долго, а ключ от банковской ячейки он никому не доверял. Таисия Федоровна решила запастись терпением и подождать. Попутно она прощупывала возможные варианты, кому выгоднее продать будущее наследство. Основания для этого у нее были. Звонарев не считал нужным доверить дочери свои работы, но он назначил ее распорядителем своего завещания. Проделано все это было с большим пафосом, и у нормального человека не могло вызвать ничего, кроме улыбки, но Таисия Федоровна с удовольствием подыграла отцу. Она вовсе не собиралась давать ход этому завещанию.