Николай Леонов - Бриллиантовая пуля Страница 3

– А почему вы в медицинский не пошли? – поинтересовался Гуров.

– Из духа противоречия. Родители решили на мне отыграться, раз уж из Таньки великого врача не получилось, к тому же школу я окончил с золотой медалью. А потом Танька написала, что не надо больше деньги посылать, потому что Мишка стал начальником цеха и им на жизнь хватает. И это при том, что он в тот момент еще институт не закончил! Кстати, он и там всего четыре года учился, большинство предметов экстерном сдавал. Как-то я с занятий возвращался и вдруг вижу, от нашего подъезда «Скорая» отъезжает. Непонятно почему, но я сразу понял, что она у нас была. Взлетел по лестнице, в квартиру ворвался и услышал голоса родителей из спальни. Мама рыдала и все повторяла: «Ну, как она может быть такой бессердечной? Ну, хоть бы телеграмму прислала с одним-единственным словом «Жива»! Нам бы и этого хватило! Ведь нет больше сил в неизвестности жить!», а папа ее утешал, говорил, что, если бы с ней что-то случилось, то Михаил обязательно нам сообщил бы, что не похож он на подлеца, и все в этом духе. Ну, тут уж я не выдержал, вошел и сказал, что все у Таньки нормально, что четверо детей уже у них, что она мне регулярно пишет и фотографии присылает. Что тут началось! – Рыбовод даже головой покрутил.

– Представляю! Крайним стали вы! – усмехнулся Гуров.

– Кто же еще? Оказалось, что я не сын, а выродок и исчадие ада! Что решил родителей в гроб вогнать! Что мог бы и раньше сказать, что у сестры все в порядке, а не заставлять отца с матерью ночами в подушку рыдать. Я заикнулся было, что мама сама запретила имя сестры в доме произносить, а потом махнул рукой, принес им все Танькины письма и фотографии, на кровать бросил и ушел от греха подальше. Потом до самого вечера слышал, как они там внуками восхищались, письма читали и перечитывали, удивлялись, что Михаил смог таких высот всего за несколько лет достичь, и все в этом духе. Затем полночи письмо Татьяне писали – телефона у них тогда еще не было, его поставили, когда Мишка директором завода стал. И после всего этого родители начали требовать, чтобы Татьяна со всем семейством погостить приехала. Но тут ведь нужно было подгадать, чтобы и отпуска у нее с мужем совпали, и дети старшие на каникулах были, так что приехали они только через два года, как раз под Новый год, когда Мишку уже главным инженером назначили. Родители к их приезду готовились, как к приему коронованных особ: квартиру до блеска отдраили, продуктов закупили, детям билеты на Кремлевскую елку достали, а Таньке с Мишкой – на самые новомодные спектакли. Свою спальню решили им отдать, сами в мою комнату перебрались, меня на раскладушку выселили, а детей решили разместить на диване в зале, благо тот раскладывался до неимоверных размеров. В общем, дурдом был настоящий. Поехали мы их в аэропорт встречать на двух машинах: на нашей и еще такси заказали. Они наконец появились: на Таньке – шуба до земли из непонятного меха и шапка соболья, на Мишке – дубленка, что тогда редкостью было, и шапка-ушанка тоже из соболя, да и дети одеты соответственно. А уж багажа-то! Мама стоит, плачет и не знает, к кому первому бросаться: то ли к дочери, которая тоже слезами заливается, то ли к внукам, а потом начала от одних к другим метаться. Постепенно все немного успокоились, и папа спросил, показывая на Танькину шубу: «Это что?», а Наташка, она тогда еще не очень хорошо говорила, ему ответила: «Это лысь! Папа настлелял! А теперь соболя бьет маме на субу!» Танька и объяснила, что зима в Москве не то что у них, вот она и надела, что полегче, а на морозы у нее волчья, потеплее. А уж как домой приехали и они стали гостинцы доставать, так отец с мамой сели возле стола и молча провожали глазами каждую банку и сверток, потому что слов подходящих подобрать не могли. Одна трехлитровая банка красной икры чего стоила! Да и все остальное ей под стать было. Мы такого даже в продуктовых наборах, что родителям к праздникам выдавали, не видели. Среди прочего они достали кедровые орехи, а мы их в глаза не видели и не знали, что с ними делать. А Мишутка солидно так нам объяснил, что они очень полезные и что они нам их сейчас почистят. Сели вчетвером вокруг журнального столика и, как проворные белки, целую тарелку нашелушили, причем Наташка тоже изо всех сил старалась. А когда уже за столом сидели, мама, расплакавшись, начала у Мишки прощения просить за все те гадости, что ему тогда наговорила, что ей нужно бы получше в людях разбираться, что должна была сразу понять, какой он серьезный человек. Он ее слушал-слушал, а потом заявил: «Бросьте вы, мамаша! Я же еще тогда сказал, что всего достигну, чтобы Танюша мной гордиться могла. Чего ж вы на меня удивляетесь? Вы лучше сыну своему удивляйтесь, который много лет все деньги, что скопить мог, нам отправлял. И за это ему наша великая благодарность и скромный подарок». И Мишка достал настоящий японский видеомагнитофон – по тем временам редкость необычайная, у спекулянтов он стоил столько, что за эти деньги можно было и «восьмерку» подержанную купить. Родители у меня были советской властью пуганные и тут же всполошились – откуда, мол? А Мишка объяснил, что был в командировке в Японии по вопросам закупки оборудования, вот там-то мне подарок и купил.

– В общем, Михаил положил ваших родителей на обе лопатки, – констатировал Орлов.

– Это была только присказка, потому что на следующий день родители, встав пораньше, чтобы завтрак на всю ораву приготовить, застали Михаила уже на кухне, где он мясо через мясорубку прокручивал, а племянники мои вокруг крутились и очень деятельно ему помогали: Мишутка мясо резал, Степан, обливаясь слезами, лук чистил, Емельян муку просеивал, а Наташка с самым серьезным и сосредоточенным видом ему помогала, из-за чего половина муки была на полу, а вторая – на ней. Ну, Мишка и объяснил, что решил настоящих сибирских пельменей налепить. Мама в ступор впала, а папа только растерянно спросил: «А Таня что же?» А Наташка ему серьезно так: «Мама у нас хилулк. В ее луках зизнь теловека, поэтому ей ничего луками делать незя!» А тут и сама сестрица появилась в японском кимоно и тапочках каких-то затейливых с помпонами, заспанная и довольная, как кошка. Мишка увидел ее и, глядя на детей, только укоризненно головой покачал: «Ну вот! Разбудили маму!» А она подошла к мужу, прижалась, потерлась об него щекой и в ванную поплыла. Посмотрел на все это отец и ехидно так маме сказал, ее же передразнивая: «Ох, пропадет наша дочка в Сибири! Ох пропадет!» А Мишка им на это добродушно так: «Да бросьте вы! Что нам, трудно, что ли?» Тут мама вконец растерялась: «Мишенька! А кто же готовил, стирал, убирал, пока детишки маленькие были, а ты учился?» Он в ответ расхохотался: «Угадайте с трех раз!» Вот такой у меня зять! Но это он только с Танькой и детьми такой добрый, а на самом деле – кремень! У него вся область по одной доске ходит!

– Как же он губернатором стал?

– Когда все разваливаться начало, он уже давно был директором завода. Посмотрел Мишка на этот бардак и понял, что помощи ждать неоткуда и спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Собрал команду из таких же, как он, людей, и начали они область спасать. И спасли! Так что, когда губернатора выбирали, люди за него все, как один, проголосовали. Вот с тех пор он и правит там единовластно. Правда, была одна попытка его сместить, но ничего из этого не вышло, из-за чего на него даже покушались. Но все обошлось, и его снова назначили губернатором. А поскольку теперь опять начнут губернаторов выбирать, то альтернативы ему нет. Конечно, если он выживет и решит потом на прежней должности остаться, – поправился Рыбовод.

Гуров хотел спросить, что это значит, но тут за дверью кухни раздались какие-то непонятные звуки, потом она открылась, и в кухню пулей влетел рыжий, необыкновенно пушистый и уже не совсем маленький, месяцев пяти от роду, котенок сибирской породы. Он застыл, выгнув спину и подобрав лапы, но, поняв, что противников не предвидится, сразу успокоился.

– А-а-а! Явился, бандит! – буркнул Андрей Сергеевич, а на самом деле в его голосе послышалась какая-то даже родительская любовь к котенку.

Тот же, начисто проигнорировав как его самого, так и его тон, запрыгнул на подоконник, уселся там и стал по-хозяйски осматривать то, что стояло на столе.

– А ну, Ермак, марш отсюда! – приказал Андрей Сергеевич.

– За что же вы такого красавца не любите? – спросил Орлов, любуясь котом. – Вам же его, наверное, сестра в подарок привезла?

– Она, – подтвердил Андрей Сергеевич. – Если б я тогда знал, что из того пушистого комочка вырастет, то отправил бы его с ней обратно или отдал кому-нибудь.

– Чем же он так плох?

– А всем! Вот у нас до него Васька жил – от старости умер. Так он был и ласковый, и добрый. Бывает, с работы придешь, так он навстречу бежит и заранее мурчит, об ноги трется. А этот? Характер у него независимый, на колени никогда в жизни сам не запрыгнет и ласкаться тоже не будет. Спит исключительно на нашей постели рядом с женой, она ему даже специальную подушку сделала. У нас в зале пальма стоит – еще от родителей жены осталась, так этот паразит об нее когти точит, а с остальных цветов листья обгрызает. А главное, рыболов чертов, повадился из моего аквариума рыбок таскать. Я сначала удивлялся, куда они деваются, а потом его прямо на месте преступления застукал. Стоит, паршивец, и с неописуемо брезгливым выражением морды лапой в аквариуме шарит. Охотничек! Оказывается, жена его и до этого за подобным занятием заставала, и даже вылавливала оттуда пару раз, когда он, не удержавшись, в воду сваливался, а мне ничего не говорила. Так и пришлось рыбок на работу перевезти, а то бы всех извел. Одно хорошо – мышей ловит мастерски, еще совсем крохой был, а уже ловил, но не ел ни разу, а приносит, чтобы похвалиться, прямо к нашей кровати. Один раз мне в тапочек положил, но это он мне мстил за то, что я его газетой отходил. Между прочим, за дело – а нечего было на стол во время ужина запрыгивать! А ну, марш отсюда! К маме иди! Утешь ее, а то ей сейчас плохо.