Сергей Трахимёнок - Из Сибири сообщают… Страница 3

– Ты там не выдрыкивайся, больно умным себя не выставляй…

Перед входом в управление ОГПУ он посмотрел в пропуск.

«Обладатель сего, – значилось там, – следует в шестьдесят шестой кабинет».

Шестьдесят шестой был закрыт, и ему ничего не оставалось делать, как усесться на садовую скамейку, что стояла перед дверью этого кабинета. Наличие в ОГПУ такой же скамейки, как и в угро, объяснялось просто. Губернское начальство для того, чтобы эти скамейки не пошли на растопку буржуек, распорядилось забрать их в госучреждения.

«Специально меня выдерживает Кожан, – думал он, сидя на жестких рейках скамейки, – или нет? А может Кожана куда-то вызвало начальство или он уехал на происшествие».

Шел тысяча девятьсот двадцать третий год со дня Рождения Христова, и всякое могло случиться в губернском городе Новониколаевске, волей судьбы стоящем посередине огромного государства – Союза Советских Социалистических Республик.

Кожан появился только после обеда. Он открыл дверь ключом и пригласил гостя в кабинет. Там он уселся за большой стол, взял перо и бумагу:

– Фамилия, имя, отчество? – были его первые слова.

«Етить твою!..» – выругался гость про себя, хотя сам по многу раз в день задавал подобные вопросы.

– Где живут сейчас ваши родители? – был следующий вопрос.

– Не знаю, – ответил он.

Кожан сделал удивленные глаза и отложил в сторону ручку.

– Как не знаете? Вы – сирота?

– Возможно, – ответил он, чувствуя, что Кожан ломает комедию. На самом же деле он уже все разузнал о нем.

– Где ваши родители?

– Не знаю.

Кожан не мигая смотрел ему в глаза, а потом открыл ящик стола, достал оттуда папку.

– Можете посмотреть, – сказал он, – это ваши родители, в настоящее время они находятся в Харбине… Посмотрите, посмотрите, отец-то, ну копия – вы… Как?

– Не знаю…

– Вы что, никогда не видели своих родителей? У вас были родители?

– Наверное, были.

– Так где они сейчас?

– Не знаю.

– Нелогично, – произнес Кожан, – вы – сотрудник уголовного розыска, могли бы придумать что-нибудь правдоподобное…

– Я не хочу ничего придумывать.

– Не хотите, хорошо… Но тогда объясните свое появление в Новониколаевске?

– Мне трудно это сделать.

– Почему?

– Я не помню себя до болезни.

– Как не помните?

– Так… как обычно не помнят… Помню, как лежал в тифозном госпитале, помню, как начал ходить, а то, что было до этого, не помню.

– Как же вас взяли на службу в угрозыск?

– Меня туда взял Тарус.

– За какие заслуги?

– Ему понравилось мое поведение на базаре.

– А что вы делали на базаре?

– Стыдно признаваться, но я пришел туда, чтобы украсть что-нибудь поесть, когда выписался из госпиталя…

– И…

– И попал в перестрелку Таруса и его ребят с преступниками… Тарусу понравилось, что я не убежал, как другие, и подставил ножку одному из его оппонентов.

– Правильно… А зачем вы это сделали?

– Не знаю, это получилось неосознанно, импульсивно…

– А потом?

– А потом Тарус пригласил меня к себе, накормил, проверил на вшивость и взял на работу.

– Так… Тарус, выходит, повел себя, как барин: накормил, взял на работу, а, между прочим, он всего лишь начальник отдела, а не хозяин его… Ну, черт с ним, с Тарусом, он принял на работу человека, который не помнит своего прошлого и не знает своих родителей… Кроме того, этот человек не имел документов.

– Документы, как раз у меня были.

– Откуда?

– Мне их выдали в госпитале при выписке.

– А как вы попали в госпиталь?

– Я думаю, что после того, как заболел.

– Ну вот, опять: я думаю, я предполагаю… Этого мало, если не сказать большего… Это-то вы хоть понимаете?

– Да.

– Даю сутки на раздумье… Мне нужно знать правду. Кто вы? С какой целью проникли в рабоче-крестьянские органы?

Кожан нажал звонок, и в кабинет вошел конвойный с длинной винтовкой в руках.

«Страшное оружие, – отстраненно подумал он, – но в узком коридоре весьма неудобное, может, рискнуть?»

– В камеру, – отрывисто сказал Кожан.

– Руки за спину, – скомандовал конвойный, – шагом марш.

Камера была крошечной: четыре шага в длину и три в ширину. Он ходил по камере, касаясь ногами топчана, прислоненного к стене.

Что он мог сказать Кожану? Он действительно не помнил свою прошлую жизнь. Точнее, он помнил ее, но какими-то урывками, помнил о таких событиях, расскажи о которых, ему бы не поверили или приняли бы за сумасшедшего.

Мужчина и женщина на фотографии, которую предъявил ему Кожан, вполне могли быть его родителями, но это также могло быть провокацией.

Он попробовал плечом дверь, подергал руками решетку. Все было прочно. «Жаль, что не рискнул убежать в коридоре». Но сейчас было поздно, поезд ушел, и он улегся на топчан: если сил не хватает, чтобы грести против течения, придется плыть по течению…

Кожан вызвал его на следующее утро. Он похлопал рукой по картонной папке, которая за ночь стала вдвое толще. «Мы даром хлеб не едим», – словно говорил этот жест.

– Ну, так до чего мы додумались? – спросил Кожан.

– Я все сказал, – ответил он.

Последовала долгая пауза, и выражение лица Кожана изменилось.

– Молодец, – сказал он, – все верно, в этой папке ничего нет. А фотографии тех людей – это фотографии родителей Огнивца. Ваше сходство с мужчиной – чистая случайность. Правда, у Огнивца действительно был брат, но он где-то сгинул, пропал в дыме Гражданской войны… Ну, вы довольны?

– Чем?

– Тем, что прошли проверку, остались живы?

– Мне кажется, что я не прошел проверки, поскольку не выяснен вопрос, откуда я появился, – сказал он, – даже угро не согласился бы иметь в операции человека, который появился неизвестно откуда и не знает своих родителей… Значит, вы мне не все сказали и есть еще что-то, что дает вам шанс поставить на меня.

– Да, – подтвердил Кожан, – но это не ваши проблемы, это наша профессиональная тайна.

– А не объясняется ли сия тайна тем, что у вас нет времени на подготовку другого агента и вам ничего не остается, как оказать доверие мне.

– Еще раз молодец, – произнес Кожан, – это значит, что я в тебе не ошибся. Ты правильно оценил ситуацию. Мы действительно не разобрались до конца, кто ты такой, и у нас действительно нет времени, чтобы готовить другого агента… Поэтому в Каминск едешь ты и будешь там не только выполнять задание, но и реабилитировать себя перед рабоче-крестьянской властью. Выполнишь задание, станет ясно, что ты – наш человек и тебе действительно отшибло память, поэтому ты и не помнишь своих родителей и не скрываешь своего социального происхождения. А теперь мы перекусим и поговорим о том, чего не знает даже твой Тарус.

Кожан позвонил, и в кабинет принесли поднос с тарелкой, на которой были кусочки хлеба и сала.

Конца завтрака Кожан не дождался и начал говорить во время еды:

– В отделе есть еще два зама. Фамилия одного из них Базыка. Он ненамного старше тебя, но в отличие от тебя хорошо помнит все, что с ним было, хотя его по контузии из армии демобилизовали. Он одновременно является командиром конной полусотни, которая дислоцирована в Каминске и предназначена для борьбы с бандой Огнивца… Есть у Бороды еще один зам – Андросов. Он в отличие от Бороды мужик грамотный, все доклады и отчеты составляет: раньше работал наборщиком в Каминской типографии… Андросов считает, что отделом должен руководить он… Разумеется, это прямо к делу не относится, но учитывать это надо…

И последнее… У нас в Каминске работает один из лучших сотрудников… Он будет тебя подстраховывать… Но смотри, не спали его… Это тебе дорого будет стоить… Документы и пароль для связи сообщу завтра, когда отвезу тебя к поезду, и… сам понимаешь, эту ночь ты тоже проведешь в тюрьме. Ничего не поделаешь – конспирация.

– К вам гость, – сообщил Василич, заглянув в палату, и тут же из-за его спины появился длинный парень. Он, как это бывает с высокими людьми, был сутул. Но самое выдающееся в нем были его руки. Когда парень уселся на табурет рядом с койкой и поставил свои локти на колени, ладони его вполне могли коснуться пола. На госте была выгоревшая гимнастерка, слева на ремне болталась шашка с темляком, изготовленным из фитиля настольной лампы, справа – деревянная кобура, в каких носили маузеры революционные матросы.

Поерзав немного на табурете, гость оглянулся на двери, в проеме которых все еще стоял Василич. Василич все понял и закрыл дверь со стороны коридора.

– Базыка, – представился гость и протянул ему огромную ладонь.

– Очень приятно, – вывернулся он, чтобы не называть себя.

Базыка поморщился, услышав интеллигентское «очень приятно».

– Да брось ты, – сказал он с той прямотой, которая характеризовала его больше, чем характеристики Кожана, – мы с тобой ровесники, стоит ли церемониться…

Фраза эта не понравилась ему: он все же по легенде проверяющий из губугрозыска, начальник, но пришлось проглотить бесцеремонность одного из замов начальника и спросить: