Эдуард Хруцкий - Служебное расследование Страница 3

Вскочил на постели Толик. Он был худой, взъерошенный, со спутанными волосами.

— Ты чего, мужик? — хриплым со сна голосом спросил он. — Ты чего?

Игорь, удачно миновав электроорган и колонки усилителя, подтянул стул и сел около кровати.

— А, это ты, начальник из МУРа… Как он тебя вчера…

Корнееву даже жарко стало от напоминания, он вытер рукой лоб.

— Ко мне в Архангельское знаешь какие люди ездят… Так что смотри… — засмеялся Толик.

— А ты никак меня пугаешь? — удивился Игорь.

— Чего мне тебя пугать.

Толик встал, натянул светлые джинсы.

— Чего мне тебя пугать, — повторил он и улыбнулся. Улыбка у него была хорошая. Лукавая и добрая. Толик взял со стула рубашку, надел ее, пригладил волосы. И опять спросил:

— Ну что?

— Дело у меня к тебе…

— А раз дело, вызвал бы повесткой.

Корнеев достал сигареты, вопросительно поглядел на хозяина.

— Кури, — разрешил тот и поставил перед Игорем пепельницу, а сам отошел к холодильнику. Вернулся с бутылкой молока и двумя стаканами.

— Будешь?

— Спасибо.

Корнеев взял стакан, мелкими глотками стали пить холодное молоко.

— Можайское?

Толик молча кивнул, допил молоко, поставил стакан на стол.

— Ну, что у тебя ко мне за дело?

— Понимаешь, Толя, у нас есть общий друг, Женя Звонков…

— Точно, — Толик хлопнул себя по лбу. — Точно, а я голову ломаю, где я тебя видел. В гараже. Подожди-ка, ты там какое-то старье восстанавливаешь.

Игорь усмехнулся.

— Вспомнил.

— Ты бы сразу с этого и начал, а то книжка, МУР… Кофе хочешь?

— Хочу. Но это потом. Сейчас у меня к тебе очень важное дело. Садись

Толик сел. Игорь достал из кармана фотографию.

— Знаешь этого человека?

Толик взглянул мельком.

— А тебе зачем?

— Ты его знашь?

— А то. Самый мой сладкий клиент.

— То есть?

— Ну, ресторан у нас до двадцати трех. Так?

— Так.

— А мы потом для своих начинаем работать. Ну, а они платят.

— Сколько?

— А я не считаю, — усмехнулся Толик.

— Этот хорошо платит?

— Хорошо.

— А ты ему поешь?

— Пою.

— «Дочь камергера», «Созрели вишни в саду у дяди Вани», «Поручик Голицын»… Так?

— Так.

— А знаешь, откуда у него деньги?

— Ты меня на голое постановление не бери. Откуда у него деньги, это твоя забота. И не смотри на меня так. Не надо. Нынче как: умеешь жить — заказываешь музыку.

— А те, кто не умеет?

— А те, — Толик засмеялся. — Так они дома сидят и телевизор смотрят. У нас по Конституции полная свобода волеизъявления. И не смотри на меня так, я все равно тебя не боюсь.

— А мне не надо, Толик, чтобы ты меня боялся. Помоги мне.

— А я не дружинник…

— Это точно, но мне Женя Звонков сказал, что ты парень хороший…

— Хороший парень не профессия.

— Значит не столковались.

Игорь встал, толкнул сигарету в пепельницу. Толик с интересом разглядел его. Корнеев пошел к двери, обходя наваленные на полу запчасти к автомобилю, какие-то сумки, стопки книг.

Открывая дверь, он хотел в сердцах хлопнуть ею. Да одумался вовремя.

Коридор был так же темен и пуст. Игорю пришлось повозиться с замком.

А дом уже доломали. Даже пыль осела. И победно раскачивалась клин-баба на тросе и крановщик пил кефир, приложив к губам бутылку, словно трубу.

Игорь закурил и пошел по переулку…

В кабинете Громова сидел начальник МУРа Кафтанов… Громов переоделся в форму и как все люди, одевшие ее недавно, чувствовал свою необыкновенную значительность.

Значительность прибавлял огромный кабинет, в который Громов тоже вселился не так давно, и телефоны разного цвета, и селектор. В этом кабинете он не только работал, но и играл роль кого-то вельможно-важного, виденного давно-давно, в те далекие годы, когда он только пришел в горком комсомола маленького городка Пензенской области.

Громов смотрел на Кафтанова начальственно-печально, как на ребенка-несмышленыша, и говорил ровным, тихим голосом.

— Андрей Петрович, дорогой, ну это же не дело. Звонит жена Сергея Степановича Черемисина. Вы, надеюсь, знаете, кто это?

— Да, имел сомнительное удовольствие говорить с ним по телефону.

— Да, Андрей Петрович, Черемисин крут, несдержан. Но и его понять можно. Такой человек и вдруг у него машину угоняют. Я думаю, мы должны были первым делом, вне всякой очереди…

— А у нас не магазин, мы потерпевших с черного хода не принимаем…

— Полно вам, Андрей Петрович, не придирайтесь к словам. Я имел в виду, что есть люди, спокойствие которых мы обязаны оберегать в первую очередь.

— Борис Павлович, — Кафтанов забарабанил пальцами по столу, — перед…

— Знаю, — засмеялся Громов. — Знаю, перед законом все равны, но товарищ Черемисин все-таки равнее других.

Кафтанов помолчал, глядя на портрет Брежнева над столом Громова, потом сказал:

— А мы, собственно, нашли машину. Вернее, ее кузов и шасси.

— Как нашли?

— Очень просто. Ее украли, разобрали на запчасти, и мы располагаем данными, что сделал это Черемисин-младший.

— Сын Сергея Степановича? — Громов вскочил. — Чушь!

Кафтанов усмехнулся.

— Да, чушь! Я знаком с этой семьей и прекрасно знаю Виктора Черемисина.

— Да, кстати, известно ли вам, что Виктор Сергеевич Черемисин нигде не работает, постоянно торчит в ресторанах, играет в карты на крупные суммы?

— Откуда у вас эти сведения?

— МУР есть МУР, как сказал герой фильма «Дело пестрых» Сафрон Ложкин.

— Послушайте, Андрей Петрович, мне не нужны ваши догадки и гипотезы. Мне нужен преступник, чтобы он сидел в этой комнате, а я с чистой душой мог позвонить товарищу Черемисину…

— Борис Павлович, я повторяю вам, что все сходится на Викторе Черемисине.

— Вы тяжелый, не современный человек, Кафтанов.

— Какой есть.

— Кстати, — Громов раскрыл папку, достал документ, — вот ваше представление о назначении майора Корнеева Игоря Дмитриевича начальником отдела. Вы его подписывали?

— Да.

— Но мы же предполагаем выдвинуть на эту должность подполковника Кравцова.

— Борис Павлович, — Кафтанов старался говорить спокойно и сдержанно. — Борис Павлович, — повторил он, — майор Корнеев опытный оперативник, порядочный, честный, мужественный офицер. Он раскрыл множество тяжких преступлений. Он проявил себя…

— Подождите-ка, — Громов хлопнул ладонью по столу. — О Корнееве потом. Вы считаете, что Кравцов не обладает такими способностями?

— Я не берусь судить о подполковнике Кравцове. Могу вам сказать одно, он не профессионал.

— Ну и что? Он же идет на руководящую работу! Понимаете? Ру-ко-во-дя-щую. Его дело правильно направить процесс в духе указаний.

— Начальник первого отдела не направлять процесс должен, а умело организовать оперативную службу. Кравцов же в милиции всего четвертый год, да и то все это время просидел в приемной.

— У него большой опыт партийно-комсомольской работы. Он подтянет ваших сыщиков. Потом ему расти надо. Не зря же его из Моссовета сюда перевели. Посидит на подполковничьей должности, получит третью звезду. Переведем куда-нибудь повыше, пусть руководит.

— Я оставлю за собой право обжаловать ваши действия, — по-служебному сухо отрапортовал Кафтанов.

Громов изумленно поднял брови:

— Вам что, звонок из министерства не указ?

— Нет.

— Хорошо. Я не хочу ссориться с вами… Пока, — многозначительно сказал Громов.

Это «пока» звучало предостерегающе. Предупреждение было в этом коротком слове…

— Теперь о Корнееве, — Громов вздохнул, всем видом показывая, как неприятен ему этот необходимый для пользы дела разговор.

Он достал из стола папку, раскрыл:

— Не очень хорошо характеризуется Корнеев… С женой разошелся… Пять лет назад было служебное расследование по применению оружия…

— Борис Павлович, по-моему, времена прошли, когда за развод увольняли со службы?

— Времена-то прошли. А мораль? Мораль, дорогой мой главный сыщик, осталась та же. Вот по ее меркам мы и судим о поступках таких, как Корнеев. А что это за стрельба в Измайловском парке?

— Корнеев один задерживал двоих вооруженных преступников.

— А зачем стрелял? Зачем создавал опасность для граждан! Нет, Андрей Петрович, как хочешь, а такие, как Корнеев, мне не по душе. Ну, а теперь о том, чего ты не знаешь. Я его вчера выставил из ресторана Архангельское. Вел он себя разнузданно, видимо, был пьяный. А ты начальником его делаешь. Нынешняя должность зама не для него. Понял?

Толик виртуозно втиснул машину в узкую арку. Дальше начиналось хитросплетение проходных дворов, арок, узких щелей.

Наконец благополучно объехав детей, катавшихся на велосипедах, старушек, сидевших на лавке, спящих на асфельте ленивых котов и хрипло лающих собак особой породы «городская дворняжка», он вывел свою синюю «Вольво» на пустырь, естественно, образовавшийся в результате стихийной застройки и ставший кооперативным гаражом.