Спираль зла - Бернар Миньер Страница 3

Чуть поодаль, под другой галереей, новый дивизионный комиссар о чем-то оживленно беседовал с прокурором и еще двумя людьми в белых халатах – наверное, с медбратьями или психиатрами.

Стройный и худощавый сорокалетний комиссар Эрвелен выглядел лет на десять моложе в своем прекрасно сшитом костюме с шелковым галстуком. Он был самым молодым руководителем Региональной службы судебной полиции. Эрвелен взлетел в небо тулузской полиции по траектории, достойной ракеты «Спейс-Икс». Причина этого головокружительного взлета была проста: он ничего не понимал в работе «на земле», но зато у него получалось быть экспертом по статистике, нормативным актам, всяческой говорильне и по навыку фантастически быстро – Сервас в этом не сомневался – раскрывать над собой зонтик.

Эрвелен сразу разглядел самого знаменитого следователя в полиции и воспринял его не как козырь, а как опасность для собственной карьеры. Здесь все – да и он сам – знали, что, кроме всего прочего, Сервас был еще и самым неуправляемым следователем.

Почувствовав краем глаза чье-то присутствие у себя за спиной, дивизионный комиссар резко обернулся. Непохоже было, что он рад видеть своего ведущего следователя.

– Майор Сервас, – мрачно представил он, и лицо его при этом ничего не выражало. – Он возглавит следственную группу.

– Да, да, майора знают все, – быстро отреагировал магистрат.

Сервас, удивившись, спросил себя, как это понимать: как комплимент или как сарказм? Он знал, что и в судебной полиции, и в прокуратуре его считали кем-то вроде легенды, аномалии. Вокруг его персоны бродило множество слухов, более или менее правдивых и более или менее преувеличенных. Любой из новичков, пришедших в полицию или в судебное ведомство Тулузы, рано или поздно слышал разговоры о нем. И все сплетни неизбежно сопровождались одними и теми же вопросами. Как ему удается достичь таких результатов? Почему он до сих пор майор? Почему не требует повышения по службе?

– Майор, вот это доктор Роллен, – сказал дивизионный, снимая с пиджака невидимую пылинку. – Он руководит клиникой. А это господин Жубер, санитар.

Сервас внимательно оглядел обоих. Психиатр оказался узколицым мужчиной лет пятидесяти, в очках, с взлохмаченной седой шевелюрой. Руки он засунул глубоко в карманы халата, на пару размеров больше, висевшего на нем как на вешалке. Тридцатилетний санитар выглядел одним из тех бородачей, что стригут свои длинные бороды квадратом и питают слабость к тем, кому в наше время меньше сорока. Таких полно на улицах. Они похожи на пришельцев-инопланетян, переодетых Дедами Морозами. Лицо молодого санитара было напряжено, на лице психиатра застыло изумление. Интересно, насколько же тяжело смотреть на то, что творится на месте преступления…

– Должен предупредить вас, что за долгие годы своей карьеры я нагляделся на всякие ужасы и имел дело с агрессивными пациентами, – взволнованно начал психиатр. – Но то, что произошло там… это… это за пределами всяких слов.

Сервас обернулся к дивизионному комиссару, но тот упорно отводил глаза.

– Кто обнаружил тело? – спросил Мартен.

– Я, – отозвался санитар. – Во время утреннего обхода. Я сразу уведомил господина директора.

Что же здесь произошло? У Серваса сложилось впечатление, что эти двое закаленных и видавших виды медика потрясены до глубины души.

– Это был один из ваших пациентов? – спросил он, обращаясь к психиатру.

Тот кивнул:

– Да, Стан дю Вельц. Сорок пять лет. Он работал в сфере кинематографа. У него наблюдалось возвратно-поступательное движение между внутренним и внешним. Психиатрический диагноз – параноидальная шизофрения. Но он был медикаментозно стабилизирован, что отражено в протоколе лечения.

– А другой пациент, тот, что занимал соседнюю палату, он, э… сбежал… – прибавил Эрвелен. – Он занимал палату, соседнюю с палатой жертвы.

Сервас внимательно оглядел психиатра. Тот был почти такой же белый, как его халат. И было отчего. Уже не впервые в «Камелот» кто-то вторгался: несколько «набегов», как их стыдливо называла администрация, устроила одна дама из региональной национальной прессы. В здании тогда усилили наблюдение, охрану и временно сократили часть процедур в выходные. Тогда устроила скандал другая гранд-дама, из профсоюза работников по уходу за пациентами, поскольку профсоюз был категорически против того, чтобы лечебное учреждение становилось тюрьмой, и считал, что с такими мерами оно быстро превратится черт знает во что.

– Лейтенант Самира Чэн и капитан Венсан Эсперандье уже на месте преступления, – уточнил Эрвелен, указывая подбородком на открытую дверь, но не выказывая желания туда войти.

Сервас оглядел дверь. Металлическая. Белая. Прочная. Большая пусковая кнопка на стене позволяет открывать ее снаружи.

Он вошел. Прихожая. С каждой стороны – по двери, снабженной иллюминатором, чтобы можно было заглянуть внутрь, не потревожив обитателей. Преступление произошло в палате справа, судя по вспышкам фотоаппарата, сопровождавшим каждый комментарий знакомого голоса.

– Мужчина, европейского типа, лежит на спине… – наговаривала в микрофон Самира Чэн. – Во рту кляп из ткани. Щиколотки и кисти рук с усилием пристегнуты кожаными ремнями с металлическими запорами к кровати примерно в метр десять шириной. Множество колотых и резаных ран на всем теле: на лице, на груди, на конечностях, внизу живота, в паху, на половом члене… Кровопотеря большая, но убийца избегал артерий… Тело остыло, уже появились признаки трупного окоченения, кровь запеклась… Смерть наступила несколько часов назад.

Мартен вошел в палату. В нос ударил жуткий запах. Пахло рвотой, потом, экскрементами. Венсан и Самира стояли к двери спиной, с ними техники в белых комбинезонах, голубых перчатках и бахилах. Самира наговаривала информацию на свой телефон.

Техник с блокнотом в руке по старинке вручную размечал кроки. Сервас заметил, что все операции разворачивались в полной тишине. Атмосфера вызывала в памяти бодрствование у гроба усопшего. Даже Самира оглашала первые результаты осмотра места преступления тише, чем обычно. Причину он понял, когда взглянул на кровать за спинами своих помощников. Сервас стоял у порога, не двигаясь, все чувства у него обострились, мысли обрели полную ясность – как и всегда, когда он осматривал место преступления.

Картина была ужасающая: в маленькой палате в три на четыре метра убийца просто с цепи сорвался.

Сквозь зарешеченные окна в палату проникал утренний свет, смешиваясь с мощным галогенным светом прожекторов, направленных на жертву. Лежащий на спине человек был абсолютно голым, если не считать хлопчатых трусов. Лицо его посинело, на нижних частях тела обозначились трупные пятна; кровь, обильно залившая матрас, потемнела и свернулась. Все указывало на то, что Самира была права: смерть наступила несколько часов назад.

Резкий свет прожекторов сообщал сцене неестественную, мрачную яркость. А рассветные лучи добавляли мягкий, даже поэтический оттенок.

Однако внимание Серваса привлекали сейчас раны на теле жертвы. Их было очень много: зияющие дыры, порезы, разрывы