Андрей Кивинов - Цепная реакция Страница 30

— Только не сапер, а взрывотехник, — поправил ненавистник стиральных машин. — Саперы разминируют, а я, в основном, наоборот. Хотя и разминировать тоже приходилось. На Кавказе. Через это, между прочим, и рисовать начал.

— Рисовать — через разминирование? — наклонила изящную головку стажер, отчего у взрывотехника чуть не случилась детонация.

— Ну… Занятие живописью — это прекрасная тренировка зрительной памяти. Когда в «инженерку» — в инженерно-разведывательный дозор то есть — по маршруту идешь, на каждую деталь внимание обращать надо. Запоминать обстановку. Если во время следующего обхода видишь, что что-то нарушено, значит, кто-то здесь был. Может, случайный человек, а может, и нет. Вот я и начал рисовать. По памяти. Нарисую какой-нибудь пейзаж, а позже иду и сравниваю. Но поскольку рисовальщик я, по правде сказать, никудышный, получается кубизм… А… «Если хочешь заинтриговать предмет своих грез — дай ему проявить себя, — вспомнились Анатолию советы коллеги-психолога. — Нет ничего приятней для человека, чем упоенно рассказывать о себе благодарному слушателю». …Хотите, проверим вашу зрительную память?

— Я, к сожалению, рисовать совсем не умею. Даже кубики.

— И не надо. Есть другой способ…

Анатолий порылся в карманах и выложил на стол их содержимое.

— Вот, смотрите… Кошелек, связка ключей, расческа, носовой платок. Абсолютно чистый, не беспокойтесь! Раскладываем их в ряд… Посмотрите внимательно на эти четыре предмета и хорошенько их запомните… Запомнили? Тогда закройте глаза…

Ксюша послушно зажмурилась. Репин быстро произвел манипуляции с предметами.

— А теперь смотрите… Что-то изменилось?

Девушка уставилась на стол.

— Вроде, ничего… Все на месте.

— На первый взгляд, да, — кивнул искуситель. — Потому что вы запомнили картину в целом, а на мелкие детали внимания не обратили. На самом же деле кошелек теперь развернут на сто восемьдесят градусов. Молнией в сторону платка лежит, а был — в сторону ключей. По кнопке хорошо видно.

— Надо же… — Ксения рассматривала кошелек, словно увидела в первый раз. — А вы такие мелочи действительно примечаете и можете запомнить?

— Разумеется. Когда рисовать начинаешь, они волей-неволей всплывают. Так, постепенно, и тренируешь зрительную память. Хотите — вы меня проверьте!

Репин уже забыл о методиках психолога — больше всего ему хотелось проверить себя, любимого. Он несколько секунд смотрел на стол, потом закрыл глаза.

— Вперед… — позвала девушка.

— Расческа перевернута, — констатировал, открыв глаза, Анатолий. — Лежала зубцами от ключей, а теперь — к ним… Молния у кошелька полностью застегнута была, а теперь наполовину открыта… У платка уголок загнут… Ключи вы трогали, но случайно. Положения они практически не изменили.

— Здорово! — восхитилась Ксюша. — Все правильно… То есть можно сказать, что в вашей жизни служба и искусство идут вместе, рука об руку?

— Ну да… Что-то в этом роде.

— Значит, в искусство вы пришли от профессии. Тогда возникает следующий, вполне логичный вопрос: как вы пришли в профессию?

Репин почесал затылок.

— Да черт меня знает… Случайно, в общем. Скажи мне кто в институтские годы, что погоны буду носить, — лопнул бы со смеху. Отец — военный, так что жизнь в гарнизонах я не по фильмам знаю. И, честно говоря, меня подобная стезя не прикалывала. Я наукой хотел заниматься. Закончил школу, поступил в политехнический, по специальности — инженер-теплотехник. Учиться нравилось. Наполеоновские планы в уме строил… А когда диплом получил и стал работу искать, очень быстро убедился, что демократия прекрасно обходится без теплотехников. Помыкался с годик, плюнул и подался в ряды тех, без кого демократия обойтись не может. С учетом имевшегося образования меня переквалифицировали во взрывотехника. И знаете, не жалею! Пока, во всяком случае… Сколько добрых дел успел сделать — и не сосчитать… Вообще, вся наша жизнь — это минное поле. Никогда не знаешь, где и когда рванет. Посему лучше подстраховаться. Как говорил Шопенгауэр, не к удовольствиям надо стремиться, а стараться избежать страданий…

Философа он процитировал уже не столько для стажерки, сколько для самого себя.

Леонид Андреевич Харин с удовольствием сделал глоток горячего кофе, вернул чашку на стол и вольготно расположился в кресле. Тело в дело. Язык жестов.

— Алён, я тебе точно говорю: это крайне перспективный вариант. Только, пожалуйста, пусть все сказанное останется между нами… Дело в том, что мои московские друзья по великому блату достали мне проект федеральной трассы. Практически секретный документ! Трассу должны закончить к сочинской олимпиаде, и пройдет она как раз через эти участки. Представляешь? — Тема возбуждала его до дрожи, не менее, а даже гораздо более, чем сидящая перед ним красивая и состоявшаяся женщина.

— Честно говоря, не очень. — Руки у нее тоже дрожали. Но не из-за проекта, а в связи с недавней семейной ссорой.

— А ты учись думать с опережением. В нашем бизнесе это — одно из основных условий успешного существования. Дело в том, что сегодня эта земля никому не нужна, но очень скоро ее стоимость увеличится в десять раз. А то и больше… И такой шанс упускать нельзя.

— Ну, это я, слава богу, понимаю. Я не могу понять, что в данном случае нужно от меня. Деньги на землю?

Харин качнул головой.

— Не совсем. Сама земля сейчас больших денег не стоит. Это бывший военный полигон, а кто знает, что там наши доблестные генералы испытывали… Сейчас она распродается по-тихому. И по госцене. Но, чтобы попасть в списки счастливчиков, нужен целевой взнос. Просто так ее никто не отдаст.

Харин потер большим пальцем об указательный. Получилось выразительно.

— И сколько? — среагировала на жест Лена.

Вместо ответа земельный спекулянт пододвинул к себе лежавший на столе Репиной ежедневник и нарисовал там цифру с несколькими нулями. Как бы случайно коснувшись руки бизнесменши.

— Однако! — приподняла брови земельная спекулянтка. — Они совсем сдурели?

— А ты как хотела? Взятка — матушка, откат — батюшка. На том наше ненаглядное государство и стоит. Да, собственно, и не только наше… Возьми, к примеру, ту же сочинскую олимпиаду. Ты всерьез думаешь, что ее затеяли ради подъема в стране спортивного движения?.. Туфта. Сказки для плебса. Ведь если здраво подумать, то биатлон в субтропиках — это, в принципе, клинический случай. Лучше бы сельское хозяйство поднимали… Спорт, Леночка, здесь абсолютно не при делах. Здесь не спорт, здесь — бизнес. Причем бизнес с большой буквы. По Москве ползут слухи, — Леонид Андреевич выразительно ткнул указательным пальцем в направление потолка, — что кое-кто из наших олигархов членам Международного олимпийского комитета около пятидесяти миллионов в общей сложности отстегнул. Североамериканскими тугриками. Не напрямую, разумеется, а через подставные счета. Чтобы те за Сочи проголосовали. И, между прочим, отнюдь не без ведома и не без одобрения наших первых лиц. Плюс еще около сорока миллионов тех же тугриков накладных расходов. Презентации по всему миру, приемы, Русский дом и прочая лабуда… Но олигарх этот внакладе не будет. Наоборот, вскоре приподнимется, причем очень неслабо. Мало того, что бюджет олимпиады под его негласный контроль переходит, так еще и после игр земля со всеми постройками ему останется… Красиво, да? И не подкопаешься. Ибо сказано: «Пусти свой хлеб по воде, и с течением многих дней найдешь его». Экклезиаст, глава одиннадцатая… Вот и нам с тобой стоит прислушаться к мудрым советам. Земелька, про которую я говорю, тоже окупится, причем с огромными процентами. Если, повторяю, момент не прозеваем.

Елена посмотрела на компаньона испытующе. Харин ей нравился. В нем было то, чего не хватало ей в Репине, — умение подать себя, одеться стильно, но не вызывающе, вставить в беседу уместный анекдот. Он умудрялся совмещать в себе повадки бизнес-хищника и интеллигента, что придавало ему особый шарм, точнее, добавляло его харизме особые оттенки. В этом он был похож на нее же саму, или ту, которой она хотела бы быть. В последнее время Лена с интересом поглядывала на компаньона все чаще, и интерес постепенно обретал не только рабочую окраску. Да, она — все-таки женщина, а не только ломовая лошадь, заложница бизнеса. И тем более не посудомойка. Она снова невольно сравнивала его с мужем — представляла, как в том или ином случае повел бы он себя на месте Репина. И сравнение оказывалось явно не в пользу художника-взрывотехника. Ей нравилась харинская жесткость, умение настоять на своем, убедить или переубедить, умело оперируя фактами. И вряд ли он раскидывает грязные носки или сопливые платки. И в присутствии дамы на других дам не смотрит.

Леонид Андреевич открыл портфель и достал несколько снимков: