Александр Звягинцев - Прокурор идет ва-банк Страница 30

Сорвав на прощание поцелуй, Цвях лихо развернул машину и погнал ее в сторону от центральных улиц.

Здесь движение машин было не менее интенсивным, чем в центре, но Цвях не соблюдал никаких дорожных правил. Дав длинный предупредительный гудок, он проехал на красный свет, чем предоставил Ярыгину повод проследовать за ним, нарушая правила.

Свернув на кипарисовую аллею, идущую вдоль берега моря, Цвях остановился возле одноэтажного домика. На нем была скромная надпись из неоновых трубок «Южная ночь». Прямо от входа широкая лестница вела вниз, в зал ресторана, расположенного в настоящем гроте.

Цвях опять просигналил три раза, и из-за тяжелой двери тотчас появился щеголеватый грузин с тугим конвертом.

Ярыгин, выбрав погуще кусты возле громадного кипариса, снял оттуда и эту сцену…

А в это время Оболенцев занимался не одной только разработкой стратегии и тактики ведения дальнейших следственно-оперативных действий.

Он позвонил зампредисполкома Штукатурову:

— Вячеслав Евгеньевич! С вами говорит следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Оболенцев.

— Здравствуйте! — сразу напрягся Штукатуров. — Чему обязан?

— Мне надо с вами встретиться! — предложил Оболенцев.

— Сегодня вряд ли получится. У меня дела. Если хотите, я могу вас принять завтра после обеда, — довольно сухо ответил Штукатуров.

— Вы меня неправильно поняли, — спокойно продолжил Оболенцев. — Я вас официально приглашаю в прокуратуру города, кабинет у меня сто тридцать пятый, а где она находится, вам хорошо известно. Хотел бы вас видеть сегодня в одиннадцать часов.

— В связи с чем такая срочность? Что, конец света? — попытался пошутить Штукатуров.

— Да нет… Просто у каждого свои дела. Я думаю, что в ваших интересах посетить прокуратуру сегодня. Зачем нарочным слать повестки и возбуждать всякие лишние разговоры.

— Но у меня в двенадцать тридцать совещание, — сбавляя тон, заговорил Штукатуров.

— Я думаю, что успеете, — твердо сказал Оболенцев.

Его последние слова несколько успокоили Штукатурова, и он решил, что ему действительно лучше встретиться со следователем сегодня и выяснить, чего этот деятель хочет.

— Хорошо. Я буду у вас через полчаса. Какой, вы говорите, у вас кабинет?

— Семнадцатый, — четко повторил Оболенцев.

Штукатуров приехал точно к назначенному времени. Настороженный и ершистый, он плохо шел на контакт. Какие-либо связи с Борзовыми, Багировым и Юрпаловым отрицал. И только после того, как Оболенцев ознакомил его с несколькими убедительными документами, свидетельствующими о его неделовых отношениях с Юрпаловым и Борзовой, показал фотографии, Штукатуров с горячностью заговорил:

— Что вы понимаете в нашем деле! Есть корпоративная этика: если тебя назначили на эту должность, то ты обязан идти навстречу пожеланиям тех людей, которые тебя выдвинули.

— Вы хотите сказать, что действовали всегда исключительно из дружеских побуждений?

— Я хочу сказать, что те бумаги, которые я подписывал, я подписывал не для себя. Моей выгоды вы там нигде не найдете.

— Тогда зачем вы это делали? — продолжал наступать Оболенцев.

— Могу пояснить! — охотно согласился Штукатуров. — Вы столько общаетесь с должностными лицами, что должны были давно понять, что в нашем мире существуют свои, неписаные законы. И если по ним не жить, вся ваша экономика рухнет.

— Я знаю очень многих людей, которые занимают высокие должности, но живут по писаным законам.

Штукатуров прямо на глазах осунулся. Взгляд потух. Смотрел он в одну точку и думал о чем-то своем. Поэтому на возражения Оболенцева отреагировал не сразу.

— Вы что, меня под статью подводите? Хотите арестовать?

— Зачем же так резко? — пытаясь смягчить разговор, начал Оболенцев. — Вы ведь и сами хорошо знаете, что как депутат не можете быть арестованы без согласия сессии Совета народных депутатов. Я просто допрашиваю вас как свидетеля по делу, которое находится у меня в производстве. И под статью не я, а вы сами себя подвели. Вы хорошо понимаете, что, подписывая ряд документов, превысили свои служебные полномочия. Не говоря уже о том, что с помощью них совершались хищения если и не в вашу пользу, то в пользу ваших друзей и приятелей…

— Друзей?.. — перебил Оболенцева Штукатуров, изобразив улыбку обреченного человека. — Каких друзей… О чем вы говорите? Друзей нет, одни собутыльники. А если учесть, что пью я с ними очень редко, от случая к случаю, то можете себе представить, как они меня любят. Поэтому не волнуйтесь, отдадут меня с превеликим удовольствием.

— Если дело дойдет до суда, то он учтет вашу искренность, Вячеслав Евгеньевич, только не надо горячиться, — пытался успокоить Штукатурова Оболенцев.

— Я сам учту свои искренность и раскаяние! — безапелляционным тоном отчеканил Штукатуров и, посмотрев на часы, встал, давая понять, что больше времени у него нет.

— Ну что же, в таком случае, Вячеслав Евгеньевич, давайте встретимся завтра, как вы и хотели, после обеда. До встречи! — Оболенцев протянул Штукатурову руку и добавил: — Я жду вас…

Штукатуров молча пожал его руку. Затем, вместо того чтобы пойти на совещание, сел в машину и отбыл домой. Он ехал и вспоминал прошедшую жизнь, периодически на светофорах закрывал глаза. Ему не хотелось никого видеть…

Оболенцев, закончив оформлять протокол допроса Штукатурова, который он намеревался дать подписать ему при завтрашней встрече, позвонил Ольге. Он очень хотел позвонить еще в первый день, но, собрав всю свою волю, с трудом удержался. Ведь слишком многое было поставлено на карту!

— Оленька! — Оболенцев услышал старческий голос. — Тебя спрашивает интересный мужчина.

— Откуда вы знаете, что интересный? — Смешливый голос Ольги вызвал взрыв чувств в груди Оболенцева. — По телефону же не видно!

— Э, голубушка! — проскрипела старушка. — Поживешь с мое, мужиков будешь по голосу различать, по тембру. Но, к сожалению, когда ты в них только начинаешь разбираться, то теряешь для них всякий интерес.

Все еще смеясь, Ольга взяла трубку и спросила с надеждой:

— Кто это?

— «Я тот, которому внимала ты в полночной тишине…» — с чувством продекламировал Оболенцев.

— Кирилл! — задохнулась от нахлынувшего волнения Ольга. — Когда я тебя увижу?

— Сегодня вечером! — твердо решил Оболенцев. — Если можно, я приеду к тебе.

— Спрашиваешь! — упрекнула Ольга. — Вся моя жизнь принадлежит тебе. А ты ни разу не позвонил из Москвы!

— Мы же договорились перед моим отъездом! — успокоил он Ольгу. — Целую! До встречи…

Ольга, счастливая, впорхнула в свой просторный медицинский кабинет с колышущимися от легкого сквозняка шелковыми шторами.

— Проходите, пожалуйста! — пригласила она уже ожидающего ее прихода старичка, покорно сидящего у двери кабинета.

— Какой от вас свет идет! — похвалил ее старичок, присаживаясь на кушетку. — Я лишь коснулся его и сразу помолодел. У меня опять болит между лопаток. Будьте так любезны, помассируйте мне спину.

Ольга охотно выполнила просьбу любезного старичка. Когда она его первый раз увидела, то подумала, что это какой-нибудь артист. Оказалось, бывший секретарь горкома партии, фронтовик.

— У вас, Оленька, животворные руки! — Он был очень доволен.

Ольга проводила старичка до двери, подошла к окну и открыла его, чтобы свежий морской ветер немного остудил ее жаркое тело. Она не слышала, как тихо открылась дверь кабинета, как почти бесшумно щелкнул замок. Мыслями Ольга была уже в объятиях Оболенцева.

Когда внезапно на ее шее сомкнулись чьи-то руки, она сдавленно вскрикнула, но пальцы так сжали горло Ольги, что она почувствовала: еще немного — и потеряет сознание. Разноцветные круги замелькали перед глазами.

— Тс-с! — раздался скрипучий мужской голос, и Ольга ощутила запах перегара. — Не шуми, птичка! Передай своему жаверу, чтоб в темпе сваливал из города, не то у него очень скоро сквозь дырки в черепе гвоздички прорастут…

На Ольгу упала сорванная шелковая штора. Чьи-то грубые мужские руки отпустили ее и, умело намотав ей на голову штору, беспардонно швырнули на кушетку.

И почти сразу она услышала, как открылась и захлопнулась дверь.

Придя в себя, Ольга осторожно освободилась от намотанной на голову шторы и долго сидела, боясь пошевелиться. Разноцветные круги перед глазами сменили белые мухи.

Судорожно вздохнув, она неуверенно поднялась и подошла к медицинскому шкафчику, где быстро, как смогла, накапала себе корвалола и выпила.

Ольга поняла, что о приезде следователя они узнали раньше ее и что нападение на нее было предупреждением Оболенцеву. Она тут же решила позвонить ему в прокуратуру, но вспомнила, что номера телефона у нее нет.