Валерий Исхаков - Жизнь ни о чем Страница 30

— Это спорно.

— Это абсолютно бесспорно! — возразила Инна. — У нас у всех в этой жизни достаточно сложные отношения с разными людьми. И очень часто мы сами не осознаем, что те или иные люди для нас значат. И они этого не осознают. И вроде бы никак на нашу жизнь не влияют. Но когда такой человек уходит умирает или уезжает далеко, так что мы вряд ли с ним снова встретимся, — мы вдруг испытываем неожиданное облегчение и наша жизнь резко меняется к лучшему, начинаются какие-то успехи, достижения — и все потому, что этот человек освободил нас, перестал оказывать на нас свое тайное и неблагоприятное воздействие. Вполне возможно, что в твоей жизни есть такой человек — эта женщина, которую ты даже и не помнишь, ты о ней не думаешь, поэтому и не увидел ее лица, но она на тебя давит — и пока ты не «отпустишь» ее вместе с каким-то возвышающимся над тобой мужчиной, перемен к лучшему тебе ждать не приходится.

— Что ж, это утешает, — хмыкнул я и взял из пачки сигарету. Инна взяла сигарету из своей пачки — все тот же синий «LM» — и прикурила от собственной зажигалки. И в это время зазвонил сотовый. Инна машинально потянулась к сумочке: у нее сотовый появился еще на моей памяти — ей, толковательнице снов, без мобильной связи никак, безумный клиент порой разыскивает ее за тысячи километров, чтобы поведать очередное сновидение и услышать ее драгоценную интерпретацию, — но на этот раз звонил мой сотовый, и когда я вынул трубку из чехла, Инна посмотрела на меня не то чтобы с удивлением, но все же как-то иначе, может быть, с чуть большим уважением. Да, Наташенька, — сказал я, услышав в трубке знакомый голос. — Да, конечно, я готов. Подъезжай за мной в кафе-мороженое: — Я объяснил, где это. Хорошо, жду.

— Дела? — понимающе спросила Инна.

— Да так: своего рода халтура. Решил немного подзаработать, пока Майя с детьми в деревне: Кстати, спасибо, ты меня утешила: я немного побаивался, что ты свяжешь эту темную женщину из моего сна с Майей. И предскажешь, что за успех мне придется заплатить такой дорогой ценой.

— А что, Сереженька, твоя будущая вторая жена тебе настолько дорога?

Она улыбалась, хитрая сивилла, и в ее улыбке была вся женская двойственность и недосказанность. Никогда, никогда женщина прямо не скажет мужу, пусть даже и бывшему, что его новая жена глупее, некрасивее, распутнее, чем она, но никогда не упустит случая хотя бы намеком, улыбкой, незаконченной фразой дать ему это понять.

— Да, Инна, — тихо сказал я, почти коснувшись губами ее левого уха. Майя именно настолько мне дорога:

Инна отшатнулась, будто я ее укусил. Насчет левого уха у нее пунктик. Тяжелое осложнение после ангины почти напрочь лишило Инну слуха. И в левом ухе носит она теперь крохотный, телесного цвета микрофончик от самого современного и дорогого импортного слухового аппарата. Что делает ее похожей на шпионку или сотрудницу охранного агентства. Глухота нисколько не портит Инну, но малейший намек на нее — а именно так восприняла она мое движение — выводит ее из себя.

— Господи, Сереженька! На кого ж ты меня променял? На эту корову дойную? Жалко мне тебя, Сереженька. Если уж совсем плохо станет, не стесняйся, заходи. Я не злопамятная:

Ничего себе — не злопамятная! Вон как отделала лучшую подругу. И зря. Не настолько велика у Майи грудь, чтобы сравнивать с коровьим выменем. Впрочем, обе хороши. Майя тоже, когда немного освоилась и почувствовала себя хозяйкой положения, перестала прикидываться и не раз спрашивала, где были мои глаза, когда я выбирал в жены «эту моль бледную». Но я не стану говорить этого Инне. Вместо этого я лишь улыбнусь ей снисходительно и подам руку, чтобы проводить до стоящего неподалеку желтого такси.

— Между прочим, — говорила мне Инна, пока мы медленно шли по тротуару, — давно хотела тебе сказать. Жвакин ведь не вчера появился в моей жизни. Мы с ним встречались раньше. Когда ты на Север уехал. Не сразу, конечно. Я целый год терпела. А потом подумала: зачем мне это надо? Наверняка мой благоверный нашел себе кого-нибудь для утех. А чем я хуже? Ну и приласкала бедняжку.

— Ну и как это было?

— Не очень, — честно призналась Инна. В этом ее сила. Она всегда честна. Поэтому я ей верю. — Встретились несколько раз без особого напряга. Но зато голова перестала болеть, спала по ночам хорошо. А когда он всерьез влюбился и даже замуж начал звать — тут же все прекратила. Еще до твоего приезда. И можешь поверить: все это время он помнил и ждал! Столько лет! Ни за что бы не поверила! Зато теперь он так счастлив:

— Охотно верю.

— А ты счастлив, Сереженька? — нанесла она последний укол, уже усаживаясь на заднее сиденье такси. И тут же, не дожидаясь ответа, махнула рукой шоферу: — Поехали!

Такси тронулось. Я улыбнулся. Стоял и улыбался этим ее словам. Не мог не улыбаться. Все же ты не выдержала, выдала себя. Именно тем выдала, что попыталась напоследок меня уколоть. Не могла оставить меня наедине с собственными мыслями и собственными снами — и наедине с Майей. Предоставить мне идти собственным путем — без тебя. А вдруг без тебя у меня получится лучше, чем получалось с тобой? Вдруг с Майей я добьюсь чего-то, чего с тобой никогда не мог бы добиться? Вдруг мой сон именно об этом? Поистине, для бывшей жены даже мысль об этом невыносима.

А насчет Жвакина опоздала ты со своим признанием. Чуточку бы раньше признаться, до того, как мы решили разойтись. Пока я еще колебался, не знал, кого предпочесть. Не то чтобы я очень ревнивый муж, нет, но и не христосик всепрощающий. У меня просто повода никогда не было тебя ревновать. Ни разу за всю нашу жизнь я в тебе не усомнился. И тогда, на Севере, когда сошелся с той женщиной, виноватым считал себя потому, что тебя, безгрешную, обманывал. А ты вовсе не безгрешной оказалась. Узнал бы об этом раньше — наверняка бы от ревности ослеп, наверняка снова бы в тебя влюбился и потратил бы бездну сил на то, чтобы вернуть женщину, которая могла мне принадлежать безо всяких усилий с моей стороны. Так уж мы глупо устроены, мужчины. Но — опоздала, милая, промедлила, не решалась, видимо, разрушить в моих глазах сложившийся с годами образ непорочной жены. И проиграла:

Я все еще улыбался своим мыслям, когда краем глаза заметил нечто, заморозившее улыбку на моих губах. В машине, припаркованной у обочины, одиноко сидела рядом с пустующим водительским местом молодая женщина и смотрела на меня поверх чуть приспущенного оконного стекла. Не угрожала, не пыталась о чем-то предупредить — просто смотрела и не отпускала своим взглядом. Кто она, эта незнакомка в автомобиле, и чем я ей так досадил?

Вполне возможно, кстати, что и вовсе ничем.

Может, у нее сегодня какие-то свои женские неприятности. Поругалась с мужем или любовником. Или и с мужем, и с любовником одновременно — что случается редко, но зато неприятно не вдвойне, а вдесятеро против ругани с одним. Потому что не у кого искать утешения. Или еще проще: захотела купить новое платье, а муж (тут вряд ли — любовник) не дал денег, потратил все на запчасть для своей подержанной, хотя и приличной с виду «шестерки». Да мало ли чего! А тут я — стою и улыбаюсь себе, и видно по мне, что у человека все хорошо, все замечательно — как никогда, никогда, никогда не будет у нее. Ну как же не возненавидеть такого человека! Как не ударить его — хотя бы взглядом исподтишка, из укрытия, если уж нельзя обидеть прямо! Как не попробовать перевалить на него хотя бы часть моей душевной тяжести — вон он какой здоровый лось, а я такая маленькая, беззащитная, хрупкая:

Замечу справедливости ради, что женщина, сидевшая в отмытой до блеска, хотя и не новой «шестерке», не казалась беззащитной и хрупкой. Нормальная с виду женщина, вполне способная сама нести повседневную тяжесть бытия, а не перекладывать на чужие плечи. Мой же беззаботный вид вызван всего лишь выпитым в компании с приятной, но уже не принадлежащей мне женщиной кампари и тем приятным ощущением, что возникает у нормального человека после добросовестно проделанной работы, за которую предстоит получить немалое вознаграждение.

Я — нормальный человек, мадам, я люблю отдыхать и пить кампари с женщинами, но еще больше я люблю много и тяжело работать и хорошо зарабатывать. Без этого мне и отдых, и кампари, и женщины не в радость. Я предпочитаю зарабатывать себе право на отдых — и именно сегодня я его заработал. Ну, по крайней мере мне кажется, что заработал, а так ли это узнаю через несколько минут. Вот уже и знакомый «Пассат» показался. И за рулем, заметьте, мадам, опять-таки женщина — и ничуть не менее привлекательная, чем та, с которой я только что простился. Только еще моложе и сексуальнее. Обратите внимание, мадам, как она мне улыбается. Конечно, мы-то с ней знаем, что эта улыбка ничего особенного не значит, что для нее возить меня — часть ее повседневной работы, а она для меня водитель служебного автомобиля, не больше. Но вы ведь не знаете этого, мадам. Вы небось бог знает что себе вообразите. Ваш и без того тяжелый взгляд станет наверняка просто каменным, когда вы увидите, как я сажусь на переднее сиденье дорогой иномарки рядом с рыжей женщиной-шофером в черной кожаной фуражке с высокой тульей.