Елена Топильская - Героев не убивают Страница 31

При этом я всегда забываю фонарик, а на лестнице часто не горит свет.

В полуобмороке добежав до квартиры, я захлопнула за собой дверь и перевела дух. И подумала, что если мафия захочет выведать у меня какие-то секреты, ей достаточно напугать меня в моей собственной парадной.

Ночью на кухне я дописывала свои бумажки, которые следовало вложить в уголовные дела, чтобы меня не уволили при первой же проверке. Писала и плакала над своей несчастной судьбой. Все нормальные люди ведут правильный образ жизни, отдыхают после работы. А я работу тащу на дом да еще сама ищу себе задания потруднее… Ну что мне стоило просто ждать, пока Кораблев получит сведения от своих агентов? На кой мне сдались все эти списки, которые выкинут меня из колеи надолго? Может быть, мне кто-нибудь скажет «спасибо»? Как бы не так. Еще и накажут, найдут за что. За волокиту, например.

В этих тяжелых раздумьях я так и заснула в одежде за столом. И проснулась с тяжелой головой и тяжелым сердцем.

С завтрашнего дня начиналась напряженная работа.

Глава 13

Всю дорогу к поместью Осетрины Крушенков чертыхался и набирал номер телефона своего кабинета — вчера он не успел предупредить напарника о том, что его целый день не будет, и волновался, не взъелось бы руководство. Но и Царицын в кабинете отсутствовал, и, по словам Крушенкова, царицынский мобильный телефон был вне пределов досягаемости.

Вилла Теодора Сергеевича Асатуряна была действительно расположена на отшибе, но с выходом к собственному куску пляжа. Каменный забор выше человеческого роста (мы с трудом попали внутрь, Крушенкову пришлось перелезать через забор и открывать калитку изнутри). Прелестный домик, и дивная территория. Сосны, песочек, цветочные клумбы, а в глубине персонального участка леса — тир. И россыпь автоматных гильз. Стреляли по мишеням, укрепленным на деревьях. Мы с Крушенковым заранее решили, что не будем вызывать криминалистов; если придется что-то фиксировать и изымать, сфотографирует все Сергей. Пока мы возились с гильзами, собирая их в конверты и отмечая на плане, откуда мы их берем, пока маркировали каждую, чтобы потом можно было точно сказать, где была обнаружена каждая гильза, солнце начало садиться. Запахло разогретой на солнце хвоей, и откуда-то из-под дома выполз, щурясь на солнце, крохотный черно-белый котенок. Когда мы закончили осмотр, Крушенков взял котенка на руки и посадил себе за пазуху.

— Он же тут пропадет, — сказал он. — Наследников у Осетрины нету, все выморочное. А что ты, кстати, думаешь с понятыми?

— Впишем кого-нибудь, — отмахнулась я. — Мы и сами-то еле сюда попали, а еще и понятых тащить…

Но войти без понятых в дом мы не решились. Котенка Сергей забрал с собой и посадил на заднее сиденье. Котенок, как будто всю жизнь ездил в машинах, забрался под заднее стекло и стал смотреть на дорогу.

— Кого бы привезти понятыми? — заволновалась я.

Меня уже засвербило; мне казалось, что в доме лежат полные данные киллера с обожженным лицом, а также его отпечатки пальцев и весь набор доказательств его участия в преступлениях. А мы уезжаем все дальше и дальше от этого места!

Я так причитала, что Крушенков зарулил в попутную деревню и уболтал первых попавшихся бабушек поприсутствовать при осмотре. А заодно и пролоббировал интересы котенка, выпросив для него блюдечко молока.

Старушки собрались в рекордные сроки и, зажимая в руках паспорта, торжественно уселись на заднее сиденье.

Подъехав к вилле Осетрины, Крушенков непонятно из каких соображений оставил машину за лесочком, а нам предложил пройтись до виллы пешком. Котенок выскочил из машины и побежал к вилле впереди нас, взрывая лапами сухие сосновые иголки, которыми была устлана земля.

Подойдя к двери виллы (дачей этот дом назвать язык не поворачивался), Крушенков пустил в ход прихваченные из машины инструменты. Я про себя посмеялась над тем, что этого высококвалифицированного оперативника в последнее время приходится использовать в качестве слесаря или водителя. Бабушки-понятые реагировали на все абсолютно спокойно, поскольку Сергей заблаговременно показал им внушительное удостоверение с магическими словами «подполковник ФСБ». Он довольно быстро справился с дверью, причем даже не слишком покрушил ее — снаружи было практически незаметно, что дверь взломана. Образовавшиеся опилки он аккуратно собрал в пакетик и унес.

Мы вошли внутрь, осмотрелись, в холле усадили бабушек в удобные кресла и начали Осмотр. Крушенков отправился обследовать верхние этажи, а я зашла в спальню, соединенную с роскошным санузлом, из мрамора и меди.

В доме был некоторый бардак, свойственный жилищам холостяков, которых посещают ленивые и необязательные женщины. Следы женщин, причем разных, мы находили на каждом шагу — я сужу по разным помадам, брошенным во всех углах дома; помады были разных фирм, диаметрально противоположных цветов и даже сточены были по-разному. Для одной женщины этого было слишком много. Да и нижнее белье, разбросанное в укромных уголках, очевидно, принадлежало разным леди. Осетрина явно не скупился на своих крошек — везде валялись новые, порой даже нераспечатанные дорогие косметические наборы, а в шкафу нашлись даже две норковые шубы, разные по росту и фасону.

Все это было хорошо, но женщины Теодора Сергеевича Асатуряна меня не интересовали ни в малейшей степени. Я лезла вон из кожи, стараясь найти следы пребывания молодого человека с обожженным лицом. Я так зациклилась на этом обожженном лице, что даже не обратила внимания, как во дворе истошно пискнул котенок и тут же замолк.

В следующую минуту я практически не удивилась и не испугалась, когда закрыла дверцу шкафа и встретилась глазами с незнакомым человеком. Но это был шок. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза, не мигая, и шок постепенно проходил; а меня с ног до головы медленно охватывал липкий ужас. Я с трудом, сделав невероятное усилие над собой, оторвалась от его черных зрачков и перевела взгляд на лицо. И чуть не умерла от страха: черные немигающие глаза смотрели на меня с изуродованного, красно-фиолетового лица. В следующее мгновение человек, стоящий передо мной, резко выбросил вперед руку, и я упала.

Только сильно стукнувшись затылком об пол, я пришла в себя и попыталась закричать, позвать на помощь Сергея. И, как в кошмарном сне, поняла, что не могу выдавить из себя ни единого звука, кроме сиплого писка.

Даже и не знаю, сколько я пролежала на полу, хрипя и ощупывая голову.

Когда я смогла приподняться на локте и оглядеться, в комнате уже никого не было. Из холла доносилось спокойное воркование старушек.

Кое-как поднявшись, я с трудом дотащилась по лестнице до второго этажа, поминутно оглядываясь и вздрагивая. Вскарабкавшись наверх, я завертела головой в поисках Крушенкова и вдруг осознала, что у меня страшно болит шея. Услышав шорох из комнаты напротив лестницы, я на негнущихся ногах подкралась и заглянула туда. Крушенков сидел у окна и перебирал бумаги, вываленные на письменный стол.

— Зачем этому ублюдку нужен был письменный стол? Он и писать-то не умел, — бормотал Крушенков, роясь в бумажках. — А, Маша?

Обернувшись, он посмотрел на меня и испугался. Вскочив так резко, что половина бумаг рассыпалась, он подбежал ко мне:

— Господи, Маша! Что случилось? Ты упала?!

Я помотала головой и скривилась от боли в шее.

— Скажи, что произошло?! — добивался от меня Крушенков, поддерживая меня за локти и разглядывая мою шею.

Поскольку я говорить так еще и не могла, а только мычала, он бережно подвел меня к зеркалу на стене, и оно отразило мои совершенно безумные глаза, встрепанные волосы и красную полосу на шее.

— Машка, да скажи же ты хоть слово? — Крушенков легонько потряс меня за плечи, и я обрела способность говорить. Все еще хрипя, я сбивчиво рассказала, что в дом как-то проник тот самый киллер с обожженным лицом. А может, он уже был в доме, когда мы вошли, ведь старушки-понятые его не видели. А вдруг он и сейчас еще в доме? Тут силы покинули меня, и я разрыдалась на груди у испуганного Крушенкова. А он не знал, что со мной делать, и покорно стоял, пережидая мою истерику.

Наконец я относительно успокоилась и, продолжая мертвой хваткой держаться за кру-шенковский рукав, поведала ему, как я смотрела в глаза убийце.

— Ну, теперь мы, по крайней мере, знаем, что он существует на самом деле и был связан с Осетриной, — мягко сказал Крушенков. Он осторожно подвел меня к креслу у окна и усадил. — Ты побудешь тут одна немного? Я пройдусь по дому…

— Нет! — захрипела я что было сил. — Не уходи! Я боюсь! Я пойду с тобой.

— Хорошо, — пожал плечами Крушенков. Наверное, он решил со мной не спорить. Достав пистолет и передернув затвор, он левой рукой взял меня за руку, и мы тихонько пошли на разведку.

Совершая вслед за Крушенковым осознанные действия, я как-то постепенно успокоилась и смогла общаться на профессиональном уровне. Дом старый чекист Крушенков осмотрел качественно; я плелась за ним и только отмечала, что ни в одном из обойденных нами помещений следов преступника нет. Бабушки и впрямь все это время просидели в креслах в холле, но за их спинами вполне возможно было незаметно проникнуть в дом. Выйдя во двор, Крушенков, не убирая пистолета, присел на корточки перед безжизненным тельцем черно-белого котенка.