Исчезнувший - Алексей Макеев Страница 32

за ручку и тут краем глаза уловил движение справа. А когда начал разворачиваться, ему на черепушку опустился какой-то тяжелый предмет. В глазах сразу потемнело, накатила тошнота. «Только бы не блевануть, – промелькнуло в голове. – Захлебнусь собственной рвотой, вот уж поистине позорная смерть». Крячко навалился на стену, но это не помогло. Темная волна надвигалась все быстрее. Он сполз по стене на пол и потерял сознание. Того, кто нанес ему удар, он так и не увидел.

Каким образом он оказался в подвале, Крячко не знал. По всей видимости, тот, кто его ударил, позаботился и о переселении. И вот он, полковник полиции, лежит на сыром полу в идиотской робе и прикованный к стене толстой цепью. Ситуация – хуже не придумаешь. Теперь эти молодчики наверняка уже прошманали машину, нашли и удостоверение, и телефон. Перед самым въездом на территорию клуба Стас опустошил все карманы, сложив их содержимое под коврик в багажнике. Не то чтобы он считал это место суперсекретным, скорее потому, что другого места не придумал, а избавиться от телефона и удостоверения заранее – не подумал.

«Интересно, то, что я являюсь сотрудником правоохранительных органов, каким-то образом на мою судьбу повлияет? – размышлял Крячко. – Ведь не станут же они убивать полковника полиции?» Но тут он вспомнил, что говорил Пряхин о неприязни Рубана к правоохранителям, и уверенность в том, что, найдя удостоверение, они его не тронут, испарилась. «Так глупо все вышло, аж смешно, – продолжал размышлять Крячко. – Телефон мой у них, а ведь я мог взять его с собой. Никто, ни женоподобный человечек, ни бабища с робой, не требовал сдать мобильник. Так какого хрена я его с собой не взял?»

Рассуждать об этом было поздно. В любом случае не наличие или отсутствие телефона привело его в подвал, а неумение ждать. Ведь говорил же Пряхин, выжди время, так нет же, полез на рожон. Хотя и они тоже хороши. Могли сперва спросить, чего ради он по комнатам ходит. Он бы им свою версию про недержание рассказал, может, и поверили бы. Воспоминание о туалете вновь разбудило настоятельную необходимость опорожнить мочевой пузырь. Крячко с утроенным энтузиазмом возобновил обследование стены. Он пытался найти дверь. Ведь как-то его сюда затащили, а раз еще и на цепь посадили, то похитители тоже имели возможность в комнату войти.

В конце концов, руки наткнулись на ступени, ведущие вверх, и Стас понял, что дверь близко. Попытался вскарабкаться наверх, но цепь остановила его примерно на третьей ступеньке. Тогда он напряг последние силы и принялся колотить концом цепи о стену. Дотянуться до двери Стас физически не мог, но и сдаваться не собирался. Бился минут десять, потом выдохся, скатился со ступеней вниз и замер, не в силах доползти до тюфяка.

Наверное, он снова отключился, так как пропустил тот момент, когда открылась дверь. Яркий свет прорвался сквозь дверной проем и ударил по глазам. Крячко невольно застонал, настолько сильными оказались ощущения. Немного привыкнув к свету, он приоткрыл глаза и из-под опущенных ресниц взглянул вверх. В дверях возвышалась мужская фигура. Электрический свет очерчивал силуэт, не давая рассмотреть лицо. Мужчина стоял и молча смотрел на него. Стас тоже не спешил заговаривать с незнакомцем. Так прошло минут пять. Затем свет резко погас, и дверь захлопнулась. Испугавшись, что снова останется один, и тогда мочевой пузырь точно не выдержит, Крячко наплевал на гордость и громко закричал:

– Эй, постой, да погоди ты! Мне отлить нужно!

Повторно дверь открылась не сразу. Крячко трижды пришлось повторить фразу, прежде чем заскрипели дверные петли, и свет снова залил подвальное помещение. На этот раз вместо мощной мужской фигуры в дверях появился щуплый силуэт то ли девушки, то ли парнишки-подростка. «Только не девица, – мысленно простонал Крячко. – Такого унижения я точно не вынесу».

Но это была именно девица. Молоденькая девушка лет шестнадцати. Она спустилась по ступеням, в руках у нее оказался детский горшок. Проворно развязав тесемки, девушка высвободила из брюк гениталии Крячко и подставила горшок. Стас почувствовал такое облегчение, которое перекрыло и стыд, и гнев, и омерзение от происходящего. Затем девица ловко натянула брюки до пупка, завязала тесемки, поднялась по ступеням, и дверь снова захлопнулась.

Попросить девушку задержаться Крячко заставить себя не смог. Плевать ему на то, что с ним будет. Плевать, что упустил шанс узнать хоть что-то о своей участи. Он не станет трепаться с девчонкой, которая видела его в таком неприглядном виде. И все же ему стало полегче. Раз они озаботились тем, чтобы дать ему помочиться, значит, убивать его не собираются. По крайней мере, не сейчас.

«Если в ближайший час принесут еду, значит, дело мое не совсем пропащее, – решил Крячко. – В следующий раз я не упущу возможности выяснить, что задумали эти маньяки». Головная боль вернулась, как только опустел мочевой пузырь. Кое-как он дополз до тюфяка, принял позу эмбриона и занялся единственным доступным занятием: стал ждать.

Ждал, ждал и уснул. Слабость все больше одолевала, и сопротивляться дреме не хватало сил. Стас вытянул ноги, повернулся на живот, чтобы дать отдых затекшим рукам, и отдался на волю Морфея. Проснулся оттого, что кто-то толкал его в бок. Он вздрогнул от неожиданности, но заставил себя замереть и не двигаться. Первой мыслью, промелькнувшей в мозгу, была: все, я слетел с катушек. В пустой комнате, при закрытых дверях, и вдруг такое.

Но с рассудком у Крячко все оказалось в порядке. Просто в то время, пока он спал, в подвал подсадили новых пленников. Следом за ощутимым толчком в бок, к его несказанной радости, послышалась человеческая речь. Голос звучал приглушенно, но отчетливо.

– Эй, приятель, подвинься, – проговорил тот, кто толкал его в бок. – Ты тут не один, а на нас лежанку не предусмотрели.

– Ты кто?

– Конь в пальто, – ответил голос.

– Находишь это смешным?

Сказал это Крячко только для того, чтобы что-то сказать. Удивительно, как сильно люди привязаны к речи. Вот когда тебе приходится по четырнадцать часов поквартирный опрос проводить и задавать раз за разом одни и те же вопросы, тогда тебе кажется, что век бы молчал. А как только ты такой возможности лишаешься, то жизнь готов отдать за