Александра Маринина - Игра на чужом поле Страница 33

Головин неопределенно пожал плечами.

– Не все же преступления потом и кровью раскрываются. Бывает, что удача сама в руки идет. Эксперты с этим конвертом и письмом всю ночь проработали. Сам начальник ГУВД лично их просил до утра не откладывать. Конверт, конечно, захватанный, через столько рук на почте прошел. А на письме и фотографии – отпечатки Ханина.

– Черт знает что! – в сердцах бросил Коротков. – У этого Ханина и машинка дома есть?

– Машинки нет. Он работал ночным охранником коммерческого магазина, там целых две машинки стоят в кабинете директора. Эксперты с утра этим занимаются.

Юра взял чистый лист бумаги и переписал текст письма.

– Мне нужна копия фотографии Алферова. И перечень одежды, которая была у него с собой в санатории.

– Сделаем, что еще?

– Пока ничего. Пойду в «Долину», покажу письмо Каменской. Глядишь, она что-нибудь подскажет. Если Алферова и в самом деле убил Борис Ханин, мне здесь делать больше нечего. Завтра же уеду, а то и сегодня, к вечеру.

– Юра… – Головин замялся. – Анастасия крепко на меня обижена?

– Не на тебя, на всех вас. Если ты от нее что-то хочешь, говори прямо сейчас. Уеду – она вас близко к себе не подпустит.

– Думаешь?

– Она сама сказала.

– А если с Ханиным что-то не так? Она ведь за несколько дней до убийства видела Алферова, говорила с ним, могла заметить, какая у него… ну, эта… сексуальная ориентация. Ты же говорил, что она очень наблюдательная.

– Спохватился! – Юра решительно встал из-за стола. – Раньше надо было думать, когда она тебе помощь предлагала. Да куда там! Все, Андрей, поезд ушел. Даже я не смог ее уговорить, а ведь старался, можешь мне поверить.

– Жаль, – искренне огорчился Головин. – Напорол я, дурак, да и Степаныч добавил.

– Степаныч?

– Следователь из прокуратуры, Михаил Степанович. Дотошный он, но узколобый какой-то. Фантазии у него совсем нет. Упрется в одну версию – и ни шагу в сторону. Все, что не годится, отметает с ходу. С этим самоубийством он дело закроет в пять минут, даже с явными несостыковками.

– Ну и радуйся, тебе же работы меньше. Я пошел.

Головин как-то странно и неодобрительно взглянул вслед выходящему из кабинета Короткову и взялся за телефонную трубку.

В санатории Юра Коротков первым делом зашел к своей названой тетушке.

– Как здоровье, тетя Рина? – шутливо поинтересовался он, пожимая протянутую руку и делая выразительное лицо.

– Спасибо, милый, не хуже, чем вчера, – улыбнулась Регина Аркадьевна. – В мои годы улучшений уже не бывает, так что «не хуже» означает, что все в порядке.

– А где же ваша соседка? Что-то у нее машинка не стучит.

– На процедурах. Она с утра никогда не работает, только после обеда. Чаю выпьете со мной?

– С удовольствием, только не забывайте, что я ваш племянник. Не надо обращаться ко мне на «вы».

– Ох, и правда, – спохватилась женщина. – Извини, дружок. А что Настенька? Получается то, что ты задумал?

– Не так, как хотелось бы. Скажите, с кем она общается?

– Да ни с кем. – Регина Аркадьевна насыпала в фарфоровый чайник заварку и положила кусочек сахару. – Со мной – редко. Мой ученик – Дамир – тот за ней, по-моему, серьезно ухаживает, но последнее время у них вроде бы разлад. Я уж было начала радоваться: Дамир такой талантливый человек, Настенька – редкостная умница, прекрасная бы вышла пара. Впрочем, я ведь мало что вижу, из номера выхожу редко, только на процедуры. Еду мне, как почетной больной, приносят прямо сюда.

– Неужели здесь такой уровень обслуживания? – поразился Коротков. – Даже еду в номер носят?

– Юрочка, не будь наивным. Хорошо обслуживают тех, кто хорошо платит. Я – плачу. Поэтому передо мной на цыпочках бегают.

– Тетя Рина, и откуда же у вас столько денег? Это я как племянник спрашиваю, – тут же уточнил Коротков.

– А мои уроки, милый, дорого стоят. Один час – десять долларов. Я, разумеется, беру оплату в рублях, но в соответствии с курсом. Талантливым детишкам, вернее их родителям, обходится дешевле, неспособным – дороже.

– Это как же?

– А очень просто. Если ребенок трудолюбив и музыкален, мне достаточно позаниматься с ним два часа, и он поймет, как должно звучать произведение. Потом он две-три недели работает дома самостоятельно и «сдает» мне отшлифованную вещь. Получается, что я даю не урок, а что-то вроде консультации. А если ребенок бездарен, с ним приходится заниматься два-три раза в неделю, вот и выходит дороже.

– И много у вас учеников?

– Порядочно. По-настоящему талантливых – пятеро. Еще восемь – с хорошими способностями, но без божьей искры и должного трудолюбия. И трое совсем никудышных. Музыку не чувствуют, даже слух не у всех есть. Но родители мечтают о славе и таскают их на уроки. Одного – вообще ежедневно. Жалко мне этого парнишку, искалечат ведь они его. Он, бедняга, уж так старается, видно, родителей своих боится и идет у них на поводу. Домашнего исполнителя я из него, конечно, сделаю, доллары свои отработаю. Будет услаждать папу с мамой и их гостей популярной музыкой. Но музыкантом он никогда не станет. Кроме того, Юрочка, у меня еще есть одна статья дохода: я готовлю исполнителей к конкурсам. Ко мне даже из других городов приезжают. Это, разумеется, стоит намного дороже, но и уровень сложности другой. Ведь это уже сложившийся музыкант, у него собственное видение произведения. Моя задача – помочь ему донести его идею до слушателя, подсказать, какими средствами для этого воспользоваться. А они боятся, что я начну навязывать им свое понимание, в каждом моем совете видят подвох, попытку сделать так, как хочется мне. Не поверишь, порой и до скандалов доходит. Вот откуда мое благосостояние. Плюс пенсия, но о ней и говорить не стоит.

– Выходит, вы богатый наследователь, тетя Рина? Жаль, что я на самом деле не ваш племянник, – дурачился Коротков.

– У-у, – засмеялась старуха, – после смерти от меня останется только рояль, правда, очень дорогой, не скрою. Я ведь много трачу, племянничек, так что не зарься на теткины деньги. Три-четыре раза в год лечусь здесь и плачу за каждую мелочь, иначе все будет наперекосяк. Ходить мне трудно, поэтому по Городу я передвигаюсь исключительно на такси. Магазины, стирка, уборка, кухня – на все это у меня нет ни времени, ни здоровья. Все это я тоже оплачиваю, и весьма щедро. Безработицы у нас пока нет, поэтому задешево услуги домработницы не купишь. Трачу все, что зарабатываю. Вот так-то, милый племянничек.

Юра услышал, как щелкнул замок в соседней двери, и вопросительно посмотрел на Регину Аркадьевну. Та кивнула.

– Это Настенька пришла. Если хочешь ее застать – иди сейчас, а то она в бассейн убежит.

Выйдя из номера 515, который занимала Регина Аркадьевна, Коротков сделал шаг в сторону Настиной двери и уже протянул было руку, чтобы постучать, когда увидел, что к номеру 513 приближается мужчина с огромным букетом роз. Юра прошел мимо него в сторону лестницы, краем глаза увидев, что он постучался к Насте и вошел. Коротков тут же метнулся назад и влетел в номер 515.

– Регина Аркадьевна, мне нужно открыть окно!

– Но ведь на улице минус пять, Юрочка, я замерзну, – старуха недоуменно повела плечами. – Что случилось?

– Регина Аркадьевна!

– Хорошо, хорошо, открывайте. Я накину пальто.

Юра чувствовал себя ужасно неловко, но ему обязательно нужно было слышать, что же это за гость у Аськи, да еще с такими роскошными розами. Он осторожно открыл задвижку балконной двери и встал на пороге.

– Позвольте представиться, Анастасия Павловна, меня зовут Репкин Лев Михайлович, я помощник мэра Города, председатель комиссии по координации деятельности правоохранительных органов.

Настя остолбенела. Визит был неожиданным и неуместным, она только что вернулась после массажа и стояла перед гостем в спортивных брюках, длинной, до колен, свободной майке, с волосами, сколотыми на затылке небрежным узлом. Более неподходящий вид для беседы с помощником мэра трудно было представить.

– Это – вам, – Репкин протянул ей розы.

– Спасибо. Присаживайтесь, – Настя сделала жест в сторону кресла. – Чему обязана?

– Анастасия Павловна, я перейду прямо к делу. У вас возникло печальное недоразумение с нашими работниками милиции. В первую очередь я хотел бы принести за них извинения.

– А во вторую?

– Давайте сначала закончим с первым вопросом. Это имеет принципиальное значение для второго. Вы принимаете мои извинения?

– Нет. – Она мило улыбнулась.

Иногда с Настей было невероятно трудно разговаривать. Если собеседник ей не нравился, она ограничивалась лаконичными ответами, никак не давая ему возможности развернуть разговор и вынуждая его задавать множество детализирующих вопросов, от которых он сам же первый начинал уставать. Основа доброжелательной беседы – взаимная помощь собеседников, это Настя усвоила твердо.