Алексей Макеев - Успеть раньше смерти Страница 33

– Ну, Шигина мы вот так просто с налета не отыщем, – сразу же заявил Крячко. – Щеглова, скорее всего, тоже. Бьюсь об заклад, он уже зарегистрировался где-нибудь под другим именем. А вот Волин до сих пор за чужими фамилиями не прятался, с документами не мухлевал. Если он остался в городе, то его вернее всего можно отыскать.

– Если он снял номер в гостинице, – заметил Гуров.

– А он наверняка снял, – ответил Крячко. – И наверняка в лучшей. Про него говорят, что он большой сибарит и строит из себя аристократа. Так что, скорее всего, нужно искать его в гостинице.

– А я бы начал с художника, – сказал Гуров. – Очень мне любопытно, зачем он напал на людей Веревкина. Это же уменьшает его шансы. Конечно, дело до суда не дойдет, но старика могут прижать очень крепко и заставят забыть про кладбище. Мне совершено непонятно, для чего он применил насилие. И второе – жена-то никуда не уехала. Мне хотелось бы поговорить с ней. Если она со своим «учителем» что-то задумали, нервы у нее сейчас должны быть на пределе. Мне хотелось бы заронить в ее душу, так сказать, сомнение. Подлить бензина в костер. Если она дрогнет, то немедленно захочет обсудить все с Волиным. Вот увидишь, она помчится к нему. Нам даже и разыскивать его не придется. Ты просто подкараулишь ее на перекрестке и прокатишься за ней прямо к Волину... Сейчас же этим и займемся. Ты можешь спуститься в ресторан пообедать, а я тем временем созвонюсь с Булавиным и договорюсь об аудиенции. Хоть он меня и выставил, но все-таки мы как-никак родственники. Второй раз сделать это у него просто не хватит духу. А ты бегом! Через двадцать минут мы выезжаем.

Но в обоих случаях Гуров ошибся. Когда Крячко ушел обедать, он набрал номер домашнего телефона Булавина. С художником он не разговаривал с того самого момента, как они расстались, и теперь немного волновался. Но волновался он напрасно. Оказалось, что обязанность отвечать на звонки взял на себя Водянкин. С ним разговора не получилось. Некогда любезный и вежливый, искусствовед сделался вдруг холоден и подозрителен. Он разговаривал так, будто понятия не имел, кто такой Гуров. Собственно, он и не особенно разговаривал. На слова Гурова о том, что у него имеется важное сообщение для Булавина, Водянкин отчеканил:

– Господин Булавин в настоящее время нездоров и принять никого не может! Попрошу вас больше сюда не звонить! В противном случае мне придется принять соответствующие меры – вплоть до обращения в правоохранительные органы!

Ну да, Водянкин ведь до сих пор полагал, что Гуров – всего лишь продавец игрушек. А того взяла такая досада, что он не удержался и ядовито заметил:

– Это, случайно, не после прогулки по кладбищу с бейсбольными битами вы там с Булавиным занедужили? Очень своевременно, скажу я вам, потому что этой вашей прогулкой тоже заинтересовались правоохранительные органы!

Говорилось это в какой-то степени наугад и толку от этого было мало, потому что Водянкин сразу же повесил трубку. Разумеется, понять, какова его реакция было невозможно. Гуров выругал себя за несдержанность.

– Ладно, что выросло, то выросло! – смущенно пробормотал он через некоторое время, обдумав сложившуюся ситуацию. – Хотелось вывести человека из себя, задеть за живое... Но не на таковского напал!.. Ладно, все равно для нас сейчас главное – Ирина и Волин. Займемся ими.

Но и этому благому порыву не суждено было сбыться, потому что теперь самому Гурову позвонили. Это был Кружков, который обычным ровным тоном доложил:

– Товарищ полковник, я, как уговаривались. В общем, тут выдалась свободная минутка, я и решил звякнуть. Хотя вообще-то к вам сейчас местный опер должен подойти – я ему сказал, в какой вы гостинице.

– Что за опер? Почему? Что-нибудь нашли?

– Можно сказать и так, – ответил Кружков. – В общем, я бригаду вызвал. Сначала они на меня тут окрысились – ну, типа, если их по поводу каждой старухи дергать... Но я тогда на ваш авторитет сослался и на некоторые, значит, несообразности. Там опер Дубинин – он грубый человек, но толковый. В общем, они с врачом тут присмотрелись и пришли к выводу, что Петровна умерла от повреждения шейных позвонков. Грубо говоря, кто-то свернул ей шею. Я думаю, этот тип мог за чем-то вернуться, ну и... В общем, бригада еще тут работает...

– Ты им намекни, чтобы особо комнату проверили, где постоялец останавливался, – подсказал Гуров. – Отпечатки там...

– Да они все тут сами... По полной программе. Я же говорю, Дубинин, он толковый. И следователь тут молодой, но серьезный. Эти уж если сели, так просто не слезут.

– Даже если прокурор будет недоволен? – поинтересовался Гуров. – Или мэр, скажем?

– Ну, про мэра не знаю, – неохотно ответил Кружков. – Это вы сами у Дубинина спросите. А он вас потому хочет увидеть, что вы же практически последний, кто Петровну живой видел. Сами понимаете, что сие означает.

– Да уж понимаю! – согласился Гуров. – Ничего хорошего не означает, между прочим.

– Ну, ничего, сговоритесь! – хмыкнул Кружков. – Как-никак одного поля ягода – опера...

Дубинин не заставил себя ждать. Он появился через десять минут после разговора Гурова с участковым. Уже вернулся из ресторана Крячко, но Гуров на всякий случай отправил его на улицу. Ему не хотелось пока раскрывать все карты.

Дубинин оказался молодым, спортивным человеком с короткой стрижкой, злыми глазами и отрывистой речью, в которой то и дело проскакивали нетерпеливые нотки. Казалось, ему было нужно, чтобы все дела разрешались мгновенно, по одному его слову. Однако спокойная уверенность Гурова несколько умерила его пыл. Он сдержанно поздоровался, попросил уделить ему несколько минут, в двух словах объяснил ситуацию, попросил ответить на вопросы. Гуров ответил, стараясь, чтобы в голове молодого опера отложилась связь между трагическими событиями в доме Петровны с борьбой за кладбищенскую землю и противостоянием между известным художником и беззастенчивым бизнесменом Веревкиным. Личной жизни Булавина он пока касаться не хотел, хотя и понимал, что без этой составляющей картина будет далеко не полной. Но Дубинин действительно оказался толковым малым. Он выслушал Гурова, помотал головой и уверенно заявил:

– Веревкина я знаю. Веревкин на такое не пойдет. Это он с виду такой страшный, а на деле у него кишка тонка. Он на лапу сунуть может, это да, подкатиться к кому надо, на связи намекнуть, припугнуть словесно – это пожалуйста. А чтобы бутылками с бензином забрасывать или на мокруху решиться... Нет, тут что-то не то! Тем более с Булавиным связываться не станет. Он тупой-тупой, а поляну сечет и телевизор, новости, смотрит. Кто такой Булавин, знает и свой шесток тоже знает. Почему он до сих пор эту землю не получил, если, как вы говорите, на все готов? Хоть убить, хоть поджечь... Да потому что ничего подобного! Он сейчас как уж на сковородке вертится. Ему эти поджоги и убийства – во где! Они же к нему внимание привлекают! С вами вот сцепился...

– А вы и про это знаете? – насторожился Гуров.

– А мне по должности положено. К тому же у нас слухи быстро распространяются. Короче, с вами он сцепился, характер показал, а потом к приятелю своему прокурору кинулся – мол, выручай, делай что-нибудь, художник уже московских ментов привлек! Вот такая картина.

– Ничего себе! – присвистнул Гуров. – Ты меня порядком удивил, опер! Выходит, Веревкин у вас тут самый белый и пушистый?

– Не самый. Но мотивации у него на убийство нет. Он все миром уладить хочет. Это я точно вам говорю. Вы сами рассудите – на что ему надеяться, если история с кладбищем до Москвы дойдет? Да еще эти убийства...

– Ну, положим, – хмыкнул Гуров. – Хотя это спорно. Всякие могут быть варианты.

– Да какие варианты! – воскликнул Дубинин. – Я вам по секрету еще одну вещь скажу. Кто-то отметелил планировщиков Веревкина. На кладбище битами искалечили. Нападавшие были в масках. Веревкин опять к прокурору. Теперь вот они голову ломают, как им быть. Веревкин предполагает, что это Булавин нанимает головорезов, которые специально поджоги устраивают, избивают – чтобы внимание привлечь. Но даже сейчас, в такой ситуации Веревкин не решается на конфронтацию. Он даже от расследования категорически отказался. Он шума не хочет, понимаете?

– Все бандиты не любят шума, – не сдавался Гуров. – Но допустим, так оно и есть. У тебя-то какие тогда предположения насчет смерти Петровны?

– А это я у вас хотел спросить, про предположения, – не моргнув глазом, сказал Дубинин. – Вы про этого типа, который у нее комнату снимал, лучше моего знаете. И предположения у вас имеются. Иначе зачем это вы вместе с женой не уехали? Зачем остались?

– А это не твоя грядка, опер! – сердито сказал Гуров. – Зачем остался? Я тебе еще отчет буду давать, зачем я остался!

– Да мне по барабану, что вы остались, – легко сказал Дубинин. – Живите хоть десять лет. Просто вы последний, кто видел Петровну живой. Вот что получается, товарищ полковник!