Александр Лукин - «Тихая» Одесса Страница 35

— Кстати, — словно только сейчас вспомнив, сказал Алексей. — Цигальков передал на словах, что оружие для нас приготовлено.

— Да? Что же вы молчали! Сколько оружия? Когда переправят?

— Чего не знаю, того не знаю. Сказано только: приготовлено, а сколько, когда — о том разговора не было, — и, видя, что у Шаворского снова потемнело лицо, добавил: — Может, его с Максимовым привезут? На той же фелюге…

— Может, может, — раздраженно покривился Шаворский. — Может, да, может, нет! Организаторы!… Но что же все-таки делать? Атаманов придется собирать…

Он долго ходил по комнате, грыз губу, шевелил носом и наконец сказал:

— Задали ведь работенку! Думаете, легко уговорить их кинуть обжитые места и собраться? Как бы не так! К каждому нужен особый подход, они с капризами…

— Съедутся! — заметил Алексей. — Дело-то общее.

— Общее… — Шаворский что-то усиленно соображал. — Ладно, черт с ними, соберу! Пусть господа за кордоном убедятся, что мы и в наших условиях способны сделать больше, чем они, что у нас тут не говорильня, а дело…

— Что же передать Рахубе?

— Как вы будете передавать?

— Пошлю Золотаренко в Тирасполь к Галине. Там ей Цигальков кого-нибудь отрядит из своих людей.

— Пишите так: Максимова встретим, руководителей повстанческих отрядов соберем. И напомните относительно денег и оружия.

— Есть! — сказал Алексей. — Между прочим, я Микошу встретил, как сюда шел. Он звал на дело, элеватор какой-то…

Шаворский нахмурился:

— Да?

— Так я подумал: зачем сейчас чекистов дразнить? Они шум поднимут на всю Одессу, виновных будут искать, а мы Максимова ждем. Как бы не навредить.

Шаворский зло скособочил рот:

— А так, вы думаете, они нас не ищут? Не догадываются, что мы есть на свете?… Должен, кстати, предупредить: на Новобазарную ходить нельзя.

— Почему?

— Явка провалилась!…

Было похоже, что Алексея это известие ошеломило.

— То-то и оно! — дернулся Шаворский. — Они про нас знают, никуда от этого не денешься. Так пусть думают, что наша деятельность ограничивается отдельными диверсиями, ну и… экспроприациями. Если мы не подожжем сегодня элеватор, наши отношения с большевиками не улучшатся, а на том элеваторе собрана добрая половина всего городского запаса хлеба! Вы понимаете, что это значит? За нехватку продовольствия в Одессе будут судить большевиков, а не нас. Общественное мнение— глупая вещь, а уж слухи-то мы организуем!…

Шаворский бегал по комнате. Лицо его сводило судорогой. Сцепленные за спиной пальцы побелели.

Он остановился перед Алексеем:

— А почему бы вам действительно не принять участие?

— Что надо делать?

— В общем, не такое уж сложное дело. Там все подготовлено. Пожар начнется без вашей помощи, надо только не дать его погасить.

Алексей почесал голову под фуражкой.

— Чего ж, я не прочь…

— Тогда докладывайте, что вы узнали о Нечипоренко, и ступайте писать шифровку Рахубе. Микоша за вами зайдет…

Вечером Алексей собирался побывать у Пашки Синесвитенко. Хотел взглянуть, как живет мальчонка, подумать, куда пристроить своего осиротевшего друга до отъезда в Херсон: он уже твердо решил, что возьмет Пашку с собой…

Теперь все эти намерения приходилось отложить до более удобного случая.

Не застав дома Золотаренко, Алексей помчался искать телефон.

Телефонов в Одессе было вообще немного, да и те находились в учреждениях, где вечно толпился народ. На Пушкинской Алексей заглянул в аптеку.

Тощий седой провизор с двумя парами очков на носу возился за стойкой, наклеивая сигнатурки на пузырьки с лекарствами. Его жена, усатая черноволосая женщина массивного телосложения, сидела за кассой. Покупателей в аптеке не было!

Подойдя к стойке, Алексей знаком показал аптекарю, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз. Провизор издали отрицательно помахал рукой:

— Нету, нету.

— Чего нету?

— Разве я не знаю, что вам нужно! — И аптекарь сделал характерный жест кокаинистов: понюхал руку в том месте, где поднятый большой палец образует ложбинку, удобную для порошка.

— Да я не за тем. — Алексей перегнулся через стойку и спросил шепотом: — Телефон у вас есть?

Аптекарь сдвинул одну пару очков на кончик носа, другую вздел на лоб.

— Телефон? Зачем вам телефон?

Алексей понял: нынче не такие времена, чтобы за здорово живешь пускать в дом незнакомого человека.

— Я из чека, — сказал он.

— Что он хочет? — крикнула женщина из кассы.

— Человеку надо позвонить по телефону, — ответил аптекарь, суетливо сдвигая очки в прежнее положение.

— И что с того? Пусть идет на почтамт!

— Зачем ему идти на почтамт, если он может позвонить отсюда? — неуверенно возразил аптекарь.

— Я когда-нибудь умру от разрыва сердца! — решительно заявила женщина. — Ты готов пустить в дом каждого первого встречного. Здесь же не телефонная станция! Здесь торгуют лекарствами!

— Она меня будет учить, чем здесь торгуют, а чем не торгуют! — проворчал аптекарь и открыл дверцу стойки. — Идите же.

Деревянный, по форме и сам напоминавший домашнюю аптечку аппарат висел на стене в большой полутемной комнате, где пахло эфиром, валерьяной и карболкой, а на столах в беспорядке стояли фарфоровые кружки и штанглассы из синего толстого стекла.

Алексей завертел ручку телефона. Аптекарь потоптался у стола и, убедившись, что посетитель действительно вызвал ЧК, вышел из комнаты.

Голос дежурного был едва слышен. Он с трудом «пробивался сквозь треск и шипение мембраны.

Алексей вжимал губы в медный рожок микрофона, забранного тонкой проволочной сеткой:

— Передайте Инокентьеву или Оловянникову: в порту на элеваторе (предательство! Пусть примут меры! Сегодня ночью его собираются спалить… Вы поняли меня? Пожар, говорю! По-жар!… Ну да! Сегодня ночью! Там кто-то орудует. Пусть как следует обшарят весь элеватор… Элеватор пусть обшарят, говорю! И нужно усилить охрану! Все поняли?… Охрану усилить!…

— Кто передает? — донеслось издалека.

— Скажите, херсонец.

— Кто?

— Херсонец. Так и передайте, они поймут.

— Будет сделано… — прохрипело вдали.

Алексей повесил трубку на рычаг. Прислушался. Потом шагнул к двери и рывком отворил ее. За дверью стоял аптекарь. Вид у него был сконфуженный.

Алексей поманил его пальцем.

— Должен предупредить, — негромко сказал он, прикрывая дверь, — то, о чем я сейчас говорил, кроме нас с вами, не знает ни один посторонний человек. Если начнутся разговоры… Все понимаете?

У провизора лицо стало под цвет его халата.

— Что вы, что вы, товарищ комиссар! — замахал он руками. — Я же совсем не имел в виду… Просто, знаете, незнакомая личность, так я немножко боялся. Ай-яй-яй, какой ужас, какой ужас!…

— Я вас, кажется, предупредил? — нахмурился Алексей.

— Ради бога, не беспокойтесь! Все умрет в этой комнате!

— И жене своей скажите, если она слышала…

— Ничего она не слышала! А у меня прежде язык отсохнет, чем я доверю женщине такое дело! Ай-яй-яй…

— Вот именно! За телефон спасибо.

— Об чем речь! — закричал провизор. — Какое может быть спасибо! Заходите еще, когда нужно! Приходите запросто! Я всегда с большущим удовольствием!…

Он проводил Алексея к выходу мимо изумленной жены и долго кланялся, стоя на пороге.

Алексей поспешил свернуть за угол.

НА ЭЛЕВАТОРЕ

В обрыве на морском берегу имелась узкая щель, заросшая репейником. Протискиваться в нее надо было боком, но затем ход расширялся и постепенно переходил в низкую пещеру. Здесь и увидел Алексей «гвардию Шаворского», которой предстояло сегодня «обеспечивать» пожар на элеваторе.

Это было пестрое сборище, человек двадцать. Большая часть — обыкновенные уголовники, те, что по ночам наводили ужас на одесских обывателей. Среди прочих Алексей разглядел людей с военной выправкой, заметной, даже несмотря на затрепанную, с чужого (плеча одежду, в которую они были облачены. В третий раз он встретил здесь и небезызвестного «представителя гужевого транспорта» Фому Костыльчука. Фома тоже узнал Алексея и по-приятельски подмигнул ему.

Распоряжался в пещере плотный мужчина с выпуклой грудью и интеллигентской острой бородкой. Низкий рокочущий голос его показался Алексею знакомым. Он подошел ближе, вслушался. И вспомнил: лестничная площадка, витражи в оконных проемах, медная дощечка на двери… Баташов!…

Это было важное открытие, но за ним тотчас последовали новые.

Как и Шаворского, Алексей давно знал этого человека. На фотографии, принесенной Инокентьевым, он был изображен в морской форме с погонами капитана второго ранга. И фамилия у него была другая: Сиевич. Один из организаторов прошлогоднего заговора в Одессе…

Трое ускользнули в двадцатом году от ЧК: Шаворский, Сиевич и Краснов. Краснов был убит. Относительно Сиевича существовало мнение, что тот убрался за рубеж. Ан нет, тут голубчик!…