Андрей Троицкий - Приговоренные Страница 37

Вася вышел из комнаты, его место занял другой дюжий парень, стоявший по другую сторону двери.

– Я знаю вашу биографию, все ваши заслуги. И провалы. Однажды жестоко избили подследственного, так избили, что он остался инвалидом. Наверняка подобных эпизодов в вашей биографии десятки, если не сотни. Вы давно потеряли им счет. Но тот бедолага имел высокие связи. И вы не попали под суд только потому, что тоже имели кое-какие знакомства. Водили дружбу с одним высокопоставленным ментом. В тот раз вы едва удержались на плаву. Перед вами была альтернатива: положить на стол рапорт об отставке или уехать в ссылку, в захолустный городишко, название которого можно найти только в большом издании энциклопедии. И больше нигде.

– Если бы сегодня возникла та же ситуация, что и тогда… Короче, я поступил бы точно так же. Тот подонок, которого я отделал, был жестоким убийцей.

– Его вина не была доказана. – На лице Лихно появилось некое подобие улыбки. – Вы посадили коммерсанта в инвалидное кресло только за то, что он не стал давать показания, которые вы от него требовали. Впрочем, черт с ним… Вы поймали много бандитов и убийц. Ваши методы работы довольно просты. Сначала два-три удара по морде, а потом личное знакомство. В целом вы мне импонируете. Мне по душе мужественные парни, люди, которые не отступают, глядя в лицо опасности. Иначе не стал бы тратить время на эту болтовню.

– Спасибо, – кивнул Девяткин. – Хотя вы меня перехвалили. Я немного смущен.

– Вы встречались с неким Сониным. В свое время он был начальником службы безопасности, преданной собакой известного бизнесмена Аносова. Так вот. Все, что он вам наговорил, – жалкий треп. Вранье, слегка сдобренное правдой. Но перейдем к делу. – Лихно потер ладони. – Сразу скажу правду: скоро вы умрете. Но перед смертью наверняка захотите узнать некоторые подробности дела, которым долго занимались. Всю жизнь мы что-то ищем. Такова наша профессия, такова наша судьба. И часто бываем до глубины души разочарованы результатами поисков. Боюсь, в тот момент, когда я закончу рассказ, вы испытаете как раз такое разочарование. По окончании следствия вы часто испытываете разочарование?

– Бывает, – кивнул Девяткин. – Хотя в моем положении следует говорить обо всем в прошедшем времени. Бывало, испытывал.

Лихно печально улыбнулся. Девяткин прикидывал, долго ли дожидаться смерти. И какой она будет? Возможно, тот верзила, что сидит у двери, подойдет сзади и выстрелит ему в затылок. Или жертву выведут на задний двор и пустят пулю на свежем воздухе. Или его отвезут подальше отсюда, куда-нибудь в поле или в лес, возможно, там уже выкопана могила. Лихно привык к любому делу, даже самому незначительному, вроде убийства человека, подходить серьезно и ответственно. Да, могила наверняка готова. Хорошая глубокая могила. Нет только покойника. Но ждать осталось недолго.

– Это грустный рассказ, – предупредил Лихно. – Когда слушаешь такие истории, понимаешь, что люди – свиньи, даже хуже свиней. Те хоть добро понимают и помнят его. С людьми все наоборот.

Охранник принес тарелку с омлетом, хозяин, запивая ужин минеральной водой, начал повествование. Он сказал, что с бизнесменом Игорем Аносовым у него давнее знакомство и давние счеты. Любая скверная история начинается с женщины. Итак, лет восемь-девять назад у Лихно, в ту пору молодящегося вдовца, возникли серьезные отношения с одной дамой, имя которой уже забылось за давностью лет.

Но нет… Сейчас Лихно не станет лукавить и назовет вещи и людей своими именами. Он хочет забыть это имя, но до сих пор не получается. Даму звали Лена Степанова. В ту пору это была девушка божественной красоты. Если бы она сотрудничала с каким-нибудь журналом мод, то тираж того журнала подскочил бы до небес. Если бы снималась в кино, ходили бы смотреть не фильм, а на Лену. Выросшая в нищете, в условиях, где в женщине ценят прежде всего физическое здоровье и силу, она не знала себе цену. Жаль, что так и не поняла своего призвания.

Вскоре выяснилось, что некий бизнесмен Аносов, редкий кобель, имеет на дамочку свои виды. Короче, любовные интересы двух мужчин вошли в противоречие.

Женщина выбрала того, у которого толще кошелек. Вполне естественный выбор, другого и быть не могло. Она не любила Аносова, но мечтала о той красивой жизни, которую видела в глянцевых журналах. Лихно в ту пору не был богатым человеком, он не мог дать девушке того, о чем она мечтала. Так или иначе, он проиграл этот бой. Обида за поражение крепко засела в сердце, а уязвленное мужское самолюбие мешало спать по ночам.

Лихно решил ближе присмотреться к своему недавнему конкуренту. Выяснилось, что Аносов имел прибыльный бизнес. В его кармане помещалось два с половиной десятка фирм, объединенных в концерн «Ибис». Лихно никогда не брался за дело, о котором имеет приблизительное общее представление, поэтому скрупулезно собрал всю доступную информацию и выяснил, что Аносов имеет гораздо более высокие доходы, чем те, что отражены в официальных бумагах.

Один знакомый устроил им встречу в номере приличной гостиницы. Все шло гладко. Мужчины съели ужин, выпили по рюмке коньяка. И Лихно перешел к делу: предложил бизнесмену делать ежемесячные пожертвования на нужды общественной безопасности. Другими словами, сливать тридцать процентов выручки на банковский счет Лихно. Цена за душевное спокойствие и неприкосновенность бизнеса вполне приемлемая. Плюс к тому, и это главное, Лихно забывает прошлую обиду.

Аносов повел себя как последний дурак. Вспылил, ответил в том духе, что не желает ишачить на Лихно.

В таком тоне с Лихно не смел разговаривать ни один человек. Но школа контрразведки научила проглатывать еще и не такие обиды. Научила и другому: не оставлять обиды без ответа. В гостиничном номере Лихно просто выслушал собеседника и решил выждать время. Он надеялся, что Аносов поумнеет и ответит «да». Неделя катилась за неделей, но ничего не происходило…

Лихно оборвал рассказ, вытер губы салфеткой, взглянул на охранника и сказал, что грязную посуду можно убирать. И еще пусть кто-нибудь из парней присмотрит за супругой, иначе к отъезду она напьется до поросячьего визга. Девяткин сидел с каменным лицом, будто не слышал последних реплик. Его руки, скованные наручниками, лежали на столе. В правом кулаке был зажат золотой паучок, забытый женой Лихно.

Он думал о том, что наручники импортного производства, на каждом браслете отдельный замочек. Как на отечественных. Достаточно расстегнуть один из двух замочков, и руки свободны. На это уйдет примерно… Трудно предположить, сколько времени потребуется. Полчаса или чуть больше. Главное, незаметно для посторонних глаз согнуть крючком заколку брошки, сделанную из мягкого металла. Хочется надеяться, эта заколка не сломается.

Над морем спустился вечер, когда лодочник выключил моторы, и посудина легла в дрейф. На корме зажгли желтый фонарь, довольно яркий, а на носу установили автомобильную фару. Лодка болталась на волнах больше двух часов в ожидании чего-то или кого-то. Палыч угрюмо молчал и плевал за борт вязкую слюну. Сотник тоже молчал. То ли решил, что все слова сказаны, то ли суеверно боялся разговором отпугнуть удачу.

Джейн чувствовала себя лучше. Еще днем ей соорудили что-то вроде постели, бросив на настил спасательные жилеты. Сверху накрыли армейским одеялом из грубой шерсти, поверх него постелили брезент, защищавший от холодного тумана. Радченко время от времени ставил Джейн градусник и сокрушенно качал головой.

– Состояние не улучшается, – повторял он. – Это меня настораживает… Сейчас главное, чтобы не развился отек…

– Хватить травить фуфло, – злился Сотников. – Если у нее разовьется отек, ты отправишься на корм рыбам.

– Я делаю все, что могу.

– Ты должен ее на ноги поставить, а не выдавать тут хреновые прогнозы.

Через пару часов к лодке подошел буксир. Ржавое корыто без имени и без флага, каким-то чудом державшееся на воде. Через борт свесился человек с темной бородой и пышными усами. Он скороговоркой о чем-то спросил лодочника на странной смеси русского и турецкого языка, лодочник коротко ответил. Было ясно, что человек на буксире не слишком доволен, заметив в лодке женщину, – от баб только несчастья. И еще затесался лишний человек, о нем заранее не предупреждали и денег за него не платили. Сотник тронул лодочника за плечо и сказал:

– Переведи капитану этой роскошной яхты, что сегодня он хорошо заработает. За врача будет отдельная плата. И за женщину добавим. Только пусть заткнется и больше не вякает.

– Не надо переводить, – ответил бородач. – Я немного понимаю по-русски. Меня зовут Джафар.

Он сбросил вниз веревочную лестницу и велел подниматься по одному и, главное, не спешить. Вода в море ледяная, если кто сорвется вниз, пусть обижается только на себя: за две-три минуты можно запросто превратиться в сосульку. Багаж поднимут, когда все пассажиры окажутся на борту. Первой по лестнице вскарабкалась Джейн, за ней Палыч, дальше Радченко с Сотниковым. Когда Джейн, оказавшись на палубе, глянула вниз, она не увидела ни лодки, ни воды. Вокруг была темнота, разбавленная густым туманом. На буксире огня не зажигали даже в рубке.