Аркадий Адамов - Круги по воде Страница 37

— Здорово, кум! — закричал он. — Бог в помощь!

— Благодарствую, — сурово ответил мужчина, продолжая скидывать доски. — Опять куролесить явился?

Анашина, видно, тут тоже знали.

— Ни боже мой! По делу я к тебе, — обиженно ответил тот.

— Делов у меня с тобой не было и нет. Давай, давай ступай.

И мужчина неодобрительно покосился на стоявшего в стороне Виталия.

— Да я ж только спросить хочу! — взмолился Анашин. — Крест на тебе есть?

— Нету креста, — мужчина скинул на землю очередную доску и выпрямился. — Ну, спрашивай!

— Ты скажи, — засуетился Анашин. — Может, знаешь. Тут парня одного не подбирали? Приползть должен был?

Мужчина подозрительно посмотрел на Анашина.

— Выходит, это твоих рук дело, злодей?

— Ни боже мой! — испуганно замахал на него Анашин. — Что только скажешь! Вот, — вдруг указал он на Виталия. — Сродственники ищут.

Мужчина уже внимательно оглядел Виталия и спросил:

— Ваш, значит, парень?

— Наш, — подтвердил Виталий.

В это время из избы вышла женщина и остановилась на крыльце, прислушиваясь к разговору.

— Подобрали его, — сказал, вздохнув, мужчина. — Без памяти был. Хотели в больницу везти, а машины, как назло, ни одной на шоссе. Тут, видим, туристы на плоту плывут, — он кивнул в сторону реки. — Мы им давай махать. Они и взяли. До больницы тут рукой подать. В Чудиловке она. И тоже у самого берега стоит.

— Когда же это было? — на всякий случай спросил Виталий.

— Когда? Сегодня у нас вторник? Выходит… — мужчина стал считать про себя, загибая пальцы.

— Как раз в четверг и было, — сказала со своего крыльца женщина. — Ты ж ещё в город собирался.

— Значит, больница эта… — начал было Виталий.

— Знаю, знаю где, — недовольно вмешался Анашин. — Тудыть километра три, не больше. Ежели прямиком.

Мужчина согласно кивнул головой.

— Верно. Не больше. Но если желаете, подвезти могу.

А женщина соболезнующе спросила:

— Может, молочка выпьете? Устали, гляжу.

— Нужно нам твоё молоко, — грубо отрезал Анашин. — Дойдём, не помрём, — и махнул Виталию: — Пошли.

— Спасибо вам, — сказал Виталий. — Раз уж такой проводник у меня строптивый, придётся идти.

«Ну, скотина, — обозлённо подумал он об Анашине. — Погоди у меня».

Они в полном молчании миновали деревню и снова углубились в лес.

Анашин нервно курил и не смотрел в сторону Виталия. Вообще было заметно, что он все больше волнуется и даже не предлагал больше выпить, хотя сумку нёс по-прежнему бережно, то и дело кося глазом на высовывавшееся оттуда горлышко, заткнутое газетной пробкой.

Тропинки не было видно. Двигались напрямик, обходя кусты и поваленные деревья. Анашин шёл уверенно, и было видно, что он хорошо знает эти места. Оба молчали, и молчание это становилось все враждебнее.

Виталий обдумывал сложившееся положение. Итак, раненый Булавкин, видимо, доставлен в больницу. Пять дней назад. Почему же оттуда не дали знать в город? Ведь человек ранен, значит, ясно, что совершено преступление. Странно. А может быть, Булавкин умер в больнице? Но тогда тем более должны были сообщить. Вот если его не доставили в больницу… Ну, это уж невероятно. Почему же оттуда не сообщили в милицию? Они обязаны были это сделать. Впрочем, это сейчас не главное. Главное — чтобы Булавкин был жив, чтобы заговорил, чтобы захотел все рассказать. Зачем он писал анонимки? Зачем обманул и сбежал? Зачем угнал машину? Только бы он захотел все рассказать. Но скорее всего он не захочет. Его придётся уличать. Но прежде всего придётся его вылечить. Бедная Анфиса Гордеевна! Если бы она знала, что случилось с её Серёжкой… И потом, надо будет из больницы позвонить в город, пусть немедленно задержат…

— Стой, — неожиданно сказал Анашин. — Пришли. Видишь? Вон она, Чудиловка. А вон больница.

Лес кончился. Дальше золотом разлилось пшеничное поле. За ним виднелась большая деревня. Глазом нельзя было охватить всех её домов. В центре высились даже двухэтажные, каменные. И не только в центре. Два из них, белые, под зелёными блестящими крышами, стояли в стороне, у самой реки. На них, очевидно, и указывал Анашин. Больница!

— Давай-ка выпьем для храбрости, — мрачно сказал Анашин, опуская свою сумку на траву, под тенью последних деревьев на опушке.

— Давай, — согласился Виталий.

«Пусть налакается, — подумал он. — Легче будет потом отделаться».

Анашин достал уже наполовину опустошённую бутылку, огрызок хлеба и несколько луковиц.

Оба сильно устали. Виталий чувствовал, как гудят ноги, когда он вытянулся на траве. Небось километров пятнадцать отмахали по лесу, да по лугам, и ещё в такую жару. Как приятно было хоть на секунду закрыть глаза.

Солнце клонилось к западу. Жара начала спадать. Лёгкий ветерок обдувал лицо.

Анашин возился с бутылкой, зубами вытаскивая скрученную газетную пробку. Наконец он вытащил её, налил в кружку самогона, поставил её перед Виталием, подвинул ему хлеб, лук. Потом, что-то буркнув, он встал, пошарил в кустах и, казалось, что-то вытащил оттуда.

Виталий лениво разомкнул слипающиеся глаза.

В ту же минуту странный удар обрушился на него.

Игорь раздражённо опустил телефонную трубку.

Чепуха какая-то! Что значит «пропал»? Куда Виталий мог пропасть? Просто занят каким-то делом, напал на какой-то след, и нет времени или возможности дать о себе знать. Вот и все. Паникёр этот Углов. «Выезжайте к нам». Как на пожар. А настоящий пожар здесь, у Игоря. Виталий сказал бы, что стало «совсем горячо», горячее уже некуда!

Игорь принялся нетерпеливо расхаживать по кабинету.

Может быть, он совершил ошибку, что не арестовал Носова? Ведь помощник прокурора Кучанский дал санкцию. Носов написал угрожающее письмо Лучинину, и тот вскоре погиб; написал подозрительную записку от имени Булавкина, и тот исчез. Носов все время «ходит где-то рядом» с этими происшествиями. Но цепочка тянется куда-то в сторону, к Анашину например. И тут все пока неясно. А вот анонимки… После своего признания Носов выглядит пешкой, игрушкой в чужих руках. Главный преступник не он! И арест Носова мог бы всполошить, насторожить того, главного! А так Носов три дня не будет выходить из дому. Телефона под рукой нет. Послать некого. Значит, предупредить он никого не сможет. Это главное. Внезапность сейчас решает все. Следовательно, надо спешить. Завтра же надо увидеть…

Игорь подошёл к столу и начал набрасывать план на завтрашний день. Пункт первый, второй, третий… Вот скольких людей надо повидать. Разве он может уехать? Бросить все и лететь в Пожарово! Но Виталий!..

Игорь схватил трубку телефона и позвонил дежурному:

— Откаленко говорит. Что, Волов ещё не появился?.. Так. А где Томилии?.. Ага, ясно!

Он нажал на рычаг и набрал новый номер.

— Николай Игнатьевич?.. Ты что же не заходишь?.. Ну, понятно. Так вот. Выезжай в Пожарово. Лосев там куда-то пропал. И потом, Булавкин, сам знаешь, нужен до зарезу. В общем, на месте сориентируешься. Углов там ждёт.

— Все ясно, — прогудел Томилин. — Предупреди дежурного.

Игорь с облегчением повесил трубку. Одно дело сделано. На Томилина можно положиться. Интересно, куда все-таки делся Виталий?

Он снова позвонил дежурному.

— Запишите, товарищ Скворцов. Приготовить машину. Сейчас Томилин поедет в Пожарово. Передайте Волову. Завтра я с утра в прокуратуре. На одиннадцать вызвать ко мне… на тринадцать вызвать… На пятнадцать…

Продиктовав дежурному фамилии, Игорь напомнил:

— За Носовым наблюдать неотступно. Утром смените товарищей. Раскатова я сейчас предупрежу. Он у себя?

Игорь повесил трубку, убрал со стола бумаги и, накинув пиджак, вышел из кабинета.

В гостиницу он вернулся, как всегда, поздно.

…Когда мечтаешь, чтобы ночь прошла поскорее, она тянется бесконечно; когда подгоняешь время, оно растягивается, как резина, минуты ощутимо превращаются в часы. Игорь, ворочаясь в темноте, каждый раз убеждался в этом, когда зажигал лампочку… А тут ещё Виталий вздумал куда-то пропасть!..

Утро наступило неожиданно, когда Игорь потерял уже всякую надежду его дождаться. Проснувшись, он убедился, что опаздывает. Полетела зарядка, полетел завтрак, Игорь умудрился порезаться даже электрической бритвой…

В прокуратуре Игоря ждали Савельев и помощник прокурора Кучанский, изящный, загорелый, чёрные брови вразлёт, весёлые карие глаза на тонком лице. Игорю он чем-то напоминал Виталия, хотя был смугл, черноволос и лет на десять старше.

С Кучанским было легко и приятно работать. Он понимал все с полуслова, незаметно подсказывал, как-то совсем необидно возражал или не соглашался и радовался удаче другого.

— Великолепно вы Носова прижали, — сказал Кучанский. — Это, знаете, высший пилотаж. Но… — он задумчиво стряхнул пепел с сигареты, — он психологически сломался все-таки быстрее, чем можно было ожидать. Не находите?