Фридрих Незнанский - Героиновая пропасть Страница 4

Протокол допроса прилагается.

Затем майор, опять-таки уже по собственной инициативе, связался с дежурным по городу на Петровке, 38, полковником Полыниным В. В., но тот оказался в курсе дела и приказал майору силами приданного ему экипажа в составе лейтенанта милиции Сурко Н. Г. и сержанта-водителя автомашины «Жигули» Буркина Г. Г. организовать охрану места происшествия до прибытия оперативной группы из Управления ФСБ. В указанное дежурным время оперативная группа, в составе которой находился и эксперт-взрывник, прибыла и приступила к работе. Старший группы полковник ФСБ Ливанов З. Л. сказал, что в дальнейшем присутствии майора Дубинина и его экипажа нет необходимости. После чего майор вернулся в ОВД «Кутузовское», где и составил данный рапорт, приложив также протокол допроса гр-ки Шишковой.

Далее был сам протокол.

После указания паспортных данных Зинаиды Павловны Шишковой и подписи, указывающей на то, что свидетель предупрежден об ответственности за отказ от дачи заведомо ложных показаний в соответствии со статьями 307 и 308 УПК, следовал допрос, произведенный Дубакиным, старшим оперуполномоченным.

«Вопрос. Расскажите подробно об обстоятельствах взрыва.

Ответ. По Егору Андреевичу, так у нас говорят, можно часы проверять. Никогда не опаздывает. Все у него тютелька в тютельку. И сегодня его шофер, мы его знаем, Володю этого, подъехал и стал ожидать. Я уж и на часы свои посмотрела, да так, больше для виду. Вижу, с минуты на минуту лифт заработает.

Вопрос. Во сколько это было?

Ответ. Я ж и говорю, почти в тютельку. Без нескольких минут.

Вопрос. А дальше что было?

Ответ. А дальше Егор Андреевич все чего-то не шел. То есть лифт не шумел, я же слышу. И вот гляжу, мне ж в окно-то все видно, Володя, шофер, значит, выходит вдруг из машины и прямо бегом в подъезд. Я и не открывала ему, у нас, которые проживают, сами все коды дверные знают. Ну а таким, как Егор Андреевич или его супруга Елена Сергеевна, им мы, конечно, отсюда, из своего закутка, и открываем. Ну и вижу, вбегает он, Володя, в холл, а я к нему, чтобы узнать, может, чего случилось? И тут как грохнет! И все кругом полетело! Володя упал. Его, видать, чем-то по голове стукнуло крепко. А меня Бог миловал, только отшвырнуло вон к той стенке и — на пол. Я вскочила, в ушах ничего не слышу, дым кругом, глаза сами плачут. А Володя лежит вот здесь, на полу, на стеклах, без всякого движения, и кровь у него из затылка так и хлещет! Так и хлещет! Фонтаном! Страх-то какой! Господи!..

Вопрос. Я прошу вас излагать только факты. Меньше эмоций. Ну что касается крови, то ее как раз вылилось совсем немного. Это у вас, наверное, от испуга?

Ответ. А как же! Да разве немного? Ой, мать моя, а я-то сослепу да в дыму том вонючем подумала, что… Ой, Царица Небесная! Не дай бог пережить такой страх!

Вопрос. Что было дальше?

Ответ. А дальше, гляжу, Егор Андреевич бегом бежит. И ко мне. «Звони!» — кричит, а куда звонить, не сказал. А тут уже и народ набежал. С этажей. Так Егор Андреевич забрал у меня телефонную трубку и caм, кому нужно, все обсказал. Ох и ругался же он!

Вопрос. Кого конкретно ругал?

Ответ. А я почем знаю! В телефон ругался! Министром грозил. Ну а пока кричал да ругался, тут и доктора прибыли. А следом и вы.

Вопрос. Что еще можете добавить?

Ответ. Так чего ж? Все, как было, я обсказала, а уж ты, милок, сам пиши, как тебе надо.

Вопрос. Вот как вы говорите, так мне и положено писать. Но меня интересует, почему это вдруг шофер Володя вдруг, буквально за миг до взрыва, выскочил из машины и кинулся в подъезд? Ведь так было? Вы ничего не напутали?

Ответ. Ну а чего мне путать-то? Стара я уже, мил человек, чтоб путать. Это тогда, когда звенело кругом и дым валил, я, может, чего и не запомнила, а сейчас зачем же путать? Сам посуди! Вон и Егор Андреевич… наорал кругом, дак и тебе малость перепало, но и его понять можно, ведь большой начальник, а после ушел к себе. Так ведь и не уехал на свою службу! Тоже понять надо — нервы!

Вопрос. Ладно, на этом мы пока давайте с вами и закончим, Зинаида Павловна, но у меня все никак в голове не укладывается. Он что же, этот ваш Егор Андреевич, получается так, что в первый, что ли, раз в жизни на минутку опоздал и случился взрыв?

Ответ. Почему опоздал? Он же сюда вовсе без портфеля своего прибег! Не было с ним портфеля. Может, и не хотел ехать, а?

Вопрос. Что ж, получается, он знал об опасности?

Ответ. А уж это дело ты сам, мил человек, думай. На то тебе форму дали и погоны важные.

Вопрос. Последний вопрос. Скорее — уточнение. Шофер Володя действительно бежал? Или вам показалось?

Ответ. В самом деле бежал. Я ж потому и вышла отсюда, чтоб спросить. А кабы не вышла, вчистую прибило бы. Вон как его самого — прямо по затылку. Я ж, говорю, даже и не поняла чем.

Вопрос. Может, вот этой деревянной дверью?

Ответ. Так дверь где сорвало? А он где лежал? То-то…

Вопрос. Может, его отбросило?

Ответ. Может, и отбросило… Мной прочитано. Записано с моих слов, все правильно, в чем подписываюсь. Шишкова Зинаида Павловна».

— Понял, сколько нам информации к размышлению подбросил этот майор Дубакин? Возможно, что и сам того не подозревая… — сказал Грязнов, увидев, что Турецкий с легкой улыбочкой отложил в сторону прочитанный протокол допроса, больше напоминавший литературное упражнение досужего милиционера.

— Ага, — кивнул Турецкий. — Я еще вижу, что у нас одаренные кадры подрастают. Но ты, Славка, не прав. Он четко уловил закавыку. Если, конечно, все это не фантазии тетки, которую основательно тряхнуло при взрыве. Она ж и сама утверждает, что долго не могла прийти в себя. Надо бы внимательно поглядеть, чем его все-таки задело, этого водителя… Нет, очень странно, что наших людей там не оказалось. Я имею в виду группу с Петровки.

— Так ведь указание поступило. Я проверил, действительно было сказано так: на происшествие уже выехала оперативная группа Федеральной службы безопасности, поэтому мешать им не надо. Не создавайте сутолоки. Тем более, что практически никто не пострадал. Вот так, Саня, было сказано Васе Полунину. Кем? Удовлетворю любопытство: заместителем нашего министра Захарьиным. Шофер — не в счет. Таким образом нас и отстранили. Ну а самодеятельность Дубакина, что ж, нам она только на руку. Ну, есть еще вопросы?

— Надо ехать туда, посмотреть самому.

— Зачем же тебе одному? Поедем вместе, поглядим. Поговорим с Каманиным. Он нынче на службе так и не появился. Значит, дома отсиживается. Возьмем тепленьким.

— Но отчего же такой переполох?

— А вдруг у него просто желудок слабоват?

— В каком смысле, не понял?

— В самом прямом. Медведя знаешь? Большой зверь! А уж опасный, не дай тебе бог! Но опытные охотники рассказывали, что если его, к примеру, испугать, когда он на тех же овсах жирует, бабахнуть над ним, скажем, то у мишки нашего от испуга жуткий понос начинается. И гадит он жидко до тех пор, пока иной раз не помрет. Представляешь? И это — царь наших лесов! Так вот я и подумал: а вдруг никто на самом деле не собирался убивать Каманина? Просто напугать хотели, чтобы в дальнейшем уже не бояться его, а?

— Занятно. Итак, мы имеем первую версию. Но зачем же ему-то самому было такой переполох поднимать? Ну, пошел в ванную, умылся…

— Сам говоришь, есть многое, чего мы не знаем, — философски переложил по-своему Шекспира Вячеслав Иванович. — Разберемся…

Глава вторая СПЛОШНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Егора Андреевича бил колотун. Не тот старый, комсомольский еще, чаще всего вызванный вчерашней неумеренной попойкой, о которой если и вспоминалось, то обязательно с теплой, ностальгической улыбкой, а самый настоящий, как правило, возникающий тогда, когда смертельная опасность благополучно тебя миновала. Кажется, что миновала. Вернее, ты сам себя уверяешь в этом, а все тело между тем колотит от странного озноба, хотя кругом сплошная жара и даже ни ветерка…

Он и на работу в министерство не поехал, сославшись на нездоровье. И его прекрасно поняли. Действительно, не каждый день взрывают твою машину, причем заранее зная, что в момент взрыва ты должен плюхнуться на сиденье, под которым и заложена мощная бомба.

Егор Андреевич, едва взглянул на пылающие, развороченные, черные останки своего сверкавшего прежде лаком автомобиля, как внутреннее зрение безо всякого снисхождения представило ему впечатляющую картинку того, что было бы с ним самим, окажись он в данный момент в салоне «ауди». И зрелище это было настолько страшным, что Каманин, вовсе и не считавший себя трусом и повидавший на своем веку, особенно в Афгане, такое, что не всякому доставалось лицезреть, вдруг словно потерял над собой контроль. Отсюда, теперь он понимал, и его грубость, и жуткая матерщина, явившаяся невесть из каких глубин, и абсолютная растерянность перед свершившимся фактом, и все остальное, за что ему теперь было стыдно и вообще безумно неприятно.