Эд Макбейн - Смотри, как они умирают Страница 4

О, он любил Коррини, да. По крайней мере, полагал, что любит. У нее были прямые рыжие волосы, обычно свободно распущенные по плечам, очень светлые голубые глаза и крошечный носик — словом, она выглядела так, как выглядят девчушки из маленьких американских городков на фотографиях, которые помещали на обложках «Сатердей ивнинг пост». Ему нравилось обниматься с ней. Ему нравилось прикасаться к ней, когда она ему это позволяла, что случалось нечасто, однако он не мог понять, когда она хочет этого, а когда не хочет; он полагал, что любит ее, потому что он уважал ее желания.

А потом однажды, вдруг, он решил, что должен пойти служить в военно-морские силы. Когда родители спросили его — зачем, когда Коррини спросила его — зачем, когда друзья спросили его — зачем, он ответил, что скоро его все равно призвали бы, так лучше он сам пойдет во флот, где парню не приходится маршировать и спать в грязи. Так сказал он всем этим людям. Но только он один знал, зачем на самом деле он идет во флот. Он хотел пойти во флот, чтобы уехать из Флетчера. Он хотел пойти во флот, потому что Флетчер медленно, но верно душил его, он ощущал, как с каждым днем горы все приближаются и приближаются к нему, и он знал, что в один прекрасный день он просто не сможет больше дышать, что в один прекрасный день он будет раздавлен этим маленьким городом. Уехав, он твердо решил, что больше туда не вернется. Вот поэтому ему грустно было думать о Флетчере.

А Зип, попивая кофе, изучал в зеркале над стойкой свое отражение и не испытывал никакой печали. Наоборот, он чувствовал себя чертовски хорошо. Зип ощущал, по крайней мере, что все у него начинает налаживаться. В убогой нижней части города у него все складывалось плохо. Единственное, что он там получал, — пинки от старших ребят. Толстая Задница Чарли — вот как они его называли. Толстая Задница Чарли и — бам! — увесистый пинок прямо под пухлый зад. Это прозвище так и не отстало от него, даже когда он, взрослея, начал худеть. А потом они переехали.

И вдруг — никакой больше толстой задницы и даже никакого больше Чарли. Он стал звать себя Зип и почувствовал, что здесь, в этом районе, его время настало, настало время стать тем, кем он хочет быть, а не тем, кем его заставляют быть другие. Он познакомился с Кучем, и Куч научил его правильно ориентироваться в этом районе и предположил, что они могли бы присоединиться к крупнейшей местной группировке «Королевские гвардейцы».

Но у Зипа были свои планы. С какой стати он должен становиться у кого то «шестеркой», когда он может собрать свою собственную банду? Она будет называться «Пурпурные латинос». Он планировал начать с малого — с шести-семи человек, но пока их было всего четверо. Невестка Куча сшила им пурпурные рубашки, и он носил свою с гордостью, потому что она много значила для него, она значила, что он нашел свой путь.

Если бы кто-нибудь спросил его, куда же ведет этот его путь, он не смог бы ответить.

Но он знал, что этот путь его собственный, и он знал, что сегодня он может стать главарем, сегодня он наконец может ощутить себя значимым человеком, личностью.

Вот так они трое сидели каждый со своими мыслями, до странности похожими по сути, и, когда моряк наконец заговорил, Луис и Зип безошибочно поняли, что он имеет в виду.

Моряк сказал:

— Во Флетчере можно потерять себя. Потерять раз и навсегда. — Он покачал головой. — Вот поэтому я и уехал оттуда. Я хотел узнать, кто же я есть.

— Ну и как? Ты выяснил это? — полюбопытствовал Луис.

— Дай ему время, — вступил в беседу Зип. — Ты что думаешь, парень может стать кем-то в один день?

— Я выясню это, Луиза, — заверил моряк.

— Как? С девчонками из «Ла Галлина»?

— А?

— Моряк, послушай моего совета, — продолжал Луис. — Возвращайся на свой корабль. Здесь не очень-то хорошие места.

— Оставь его в покое, — вмешался Зип. — Он хочет девушку, и я помогу ему ее найти. — Он подмигнул моряку и широко улыбнулся.

— Не позволяй воскресному утру одурачить тебя, — настаивал Луис. — Прошлой ночью здесь веселились. Выпивка, гитары. И этим утром все спят. Но иногда… Моряк, послушай моего совета. Возвращайся на свой корабль…

— Думаю, я все же погуляю тут немного.

— Тогда будь осторожен, ладно? Ты здесь чужой. Выбирай себе подходящую компанию. — Он многозначительно посмотрел на Зипа. — Не путай хорошее с плохим, да? Понимаешь меня? Будь осторожнее.

Моряк развернулся на табурете. Откинулся назад, положив на стойку локти, и пьяно посмотрел на залитую утренним солнцем улицу.

— Выглядит все прекрасным и спокойным, — пробормотал он.

— Ты можешь видеть сквозь стены, моряк? — спросил Луис. — Ты знаешь, что происходит под покровом этих зданий?

Глава 3

Покров здания, который скрывал полицейских и детективов 87-го участка, не был ни симпатичным, ни примечательным, его даже не чистили, наверное, полстолетия. Здание стояло безликим, унылым серым фасадом к парку, расположенному через улицу, фасадом, сильно контрастировавшим с ярким солнечным утром. Серые камни были грубыми и шершавыми, покрытыми копотью и пылью города, их немного оживляли лишь зеленые шары над входом, на которых белым цветом было обозначено «87-й участок».

Низкие плоские ступени крыльца вели к застекленным дверям, которые сейчас были открыты, впуская в здание свежий ветерок, дувший со стороны Гровер-парка. К несчастью, силы ветерка хватало лишь на то, чтобы добраться до входа, так что в кабинет, где сидел, проклиная жару, сержант Дэйв Марчисон, он не проникал. К панели коммутатора был прикреплен электрический вентилятор. В настоящий момент панель, слава господу, не светилась лампочками, обозначая звонки от встревоженных граждан. Марчисон вытер пот со лба, подумав, а не прохладней ли наверху.

На длинной деревянной табличке, выкрашенной в белый цвет, черными буквами значилось «Детективный отдел», заостренным концом она указывала вверх по узкой лестнице с металлическими перилами. На эту лестницу жара проникала лишь через маленькое окошко на площадке между лестничными пролетами, поэтому, возможно, это было самое прохладное место во всем участке. Лестница выходила в длинный коридор, который вел в детективный отдел, где жужжала, охлаждая воздух, целая батарея вентиляторов. Зарешеченные окна в дальнем конце довольно просторной комнаты впускали сноп яркого золотого солнечного света. За столами в комнате сидели люди в рубашках с короткими рукавами. Если в работе детектива и есть что-то хорошее, то только то, что серый форменный костюм, рубашка и черный галстук не являются ее обязательными атрибутами. Стив Карелла был, возможно, единственным детективом в это воскресное июльское утро, который выглядел так, словно он сошел с рекламного плаката. Однако справедливости ради стоит отметить, что так он выглядел всегда. Даже если на нем были кожаный пиджак и джинсы, все равно во всем его облике была заметна тщательная ухоженность. Он был высоким мужчиной, мускулистое тело которого давало лишь легкий намек на его реальную силу. Подтянутый, худощавый, он не выглядел крупным и сильным, даже когда на нем было много одежды. Этим утром он надел голубой льняной костюм, пиджак от которого в настоящий момент висел на спинке стула. Отправляясь на работу, он повязал галстук, но, входя в кабинет, все же развязал его, так что теперь концы свободно свисали с его шеи, ворот рубашки расстегнут. Он сидел, склонившись над столом, и изучал очередной рапорт.

Все остальные полицейские представляли собой менее изысканное с точки зрения одежды зрелище. Энди Паркер, который выглядел бы настоящим жуликом даже на собственных похоронах, облачился в легкие светло-коричневые брюки и спортивную рубашку, которую, несомненно, сшили в честь присвоения Гавайям статуса штата — на ней, упражняясь с хулахупом, крутили бедрами девушки, демонстрировали широченные загорелые грудные клетки серфингисты, цветовой же гамме сего произведения портновского искусства позавидовала бы любая цыганка. Паркер, выглядевший небритым даже после самого тщательного бритья, усердно долбил по клавишам пишущей машинки. Ручищи у него огромные, поэтому удар каждого пальца был словно удар кулака. Машинка с большим трудом переносила каждую волну ударов, едва не разваливаясь на куски. Паркер же самозабвенно продолжал колотить по ее клавишам, точно участвуя в смертельной битве, ругаясь на чем свет стоит, когда клавиши западали, с грохотом передвигая каретку, когда доходил до конца очередной строки своего отчета, при этом машинка возмущенно звякала звоночком.

— Ареста не было, — сердито бормотал он сквозь зубы, — а я все равно должен кропать этот чертов отчет.

— Радуйся, что ты жив, — отозвался Карелла, не отрывая взгляда от исписанного листа бумаги.

— Для этого понадобится больше чем кирпичи, которыми кидался в меня этот ублюдок Пепе Миранда, — заверил его Паркер, продолжая колотить по клавишам машинки.