Алексей Макеев - Точка невозврата Страница 40

Пиманов застыл на пороге, обращенный в соляной столб звуками голоса своего шефа, и Гурову пришлось буквально впихнуть его в комнату. Тот, покачнувшись, ввалился под самый нос шефа, а Гуров неторопливо вошел следом.

То, что произошло потом, можно было безо всякого преувеличения назвать немой сценой, причем все ее участники исполнили свои роли с огромной эмоциональностью и трагической силой.

В кабинете было полутемно – настольной старомодной лампой с абажуром был освещен только стол посреди комнаты, покрытый зеленым сукном. Карт на столе не было, зато по сукну были щедро рассыпаны аппетитные кучки долларовых банкнот самого разного достоинства, бумажки с записями и разноцветные фломастеры. В пепельнице дымилась сигара.

За столом сидели двое – невысокого роста человек, узковатый в плечах, но с властным и даже каким-то давящим взглядом, и второй, похожий на профессионального военного в отставке, привыкшего гонять подчиненных в хвост и в гриву – с жесткой складкой рта и резко очерченными скулами. Был еще третий – высокий и широкоплечий молодой человек в костюме и галстуке – этот к моменту появления гостей уже стоял за спиной своего шефа, еще не зная, как нужно реагировать, но уже ко всему готовый.

Вся троица завороженными глазами смотрела на Гурова, словно в комнату не человек вошел, а какая-нибудь светящаяся фосфором мумия или настоящий Санта-Клаус с подарками. Пиманов при этом будто перестал существовать, растворился в воздухе, про него все забыли. Гуров воспользовался паузой, чтобы тоже хорошенько рассмотреть своих противников. Нетрудно было понять, что узкоплечий, за спиной которого застыл преданный охранник, был сам Ревин. Человек по правую руку от него – Самохин – он и был, по сути дела, правой рукой. Телохранитель, таким образом, должен был зваться Владом – Володей то есть. Момент знакомства и обмена любезностями можно было спокойно опустить. Гуров и так во всем разобрался.

Его, несомненно, тоже все тут знали. Когда присутствующие пришли в себя, то первым делом прозвучала его фамилия.

Господин Ревин швырнул на стол фломастер, который держал до этого в пальцах, выхватил из пепельницы сигару, вставил ее в рот и откинулся на спинку кресла, словно человек в концертном зале, намеревающийся насладиться изысканным пассажем пианиста.

– Господин полковник Гуров! Вот это да!.. А еще говорят, что сюрпризы случаются только в новогоднюю ночь! – иронически кривя губы, провозгласил он, не выпуская изо рта сигары. – Жизнь полна неожиданностей. Да что там – она набита ими под завязку! Сидишь себе, скучаешь, мусолишь сухие цифры и даже не подозреваешь, какую встречу тебе приготовила судьба! Так чем обязан, господин полковник?

– Забавно, – сказал Гуров, внимательно оглядывая темные углы кабинета. – Ни разу мы с вами не встречались, а вы все про меня знаете. Поразительная осведомленность.

Он заметил за спиной Ревина полураскрытый сейф, вделанный в стену. В углу – бар с напитками, диван и плотная штора, скрывающая то ли окно, то ли дверь в соседнее помещение.

– Да кто же вас не знает, господин полковник! – воскликнул Ревин с глумливыми интонациями в голосе. – Вы в своем роде уникум, памятник славной эпохи, человек с большой буквы. Я слышал, что даже на Петровке вам удивляются.

– Еще больше удивитесь вы, когда узнаете, зачем я сюда пришел, господин Ревин, – спокойно заметил Гуров.

– Ага, выходит, вам тоже известно, кто я такой? А это разве не удивительно?

– Не очень. Я все-таки сыщик, – сказал Гуров. – А потом, у меня был консультант.

Все взгляды обратились на поникшую фигуру Пиманова. Ревин затянулся сигарой, выпустил дым тонкой струйкой, но на большее его не хватило. Он вдруг резко стукнул ладонью по столу и срывающимся от злости голосом выкрикнул:

– Так ты, сучонок, у ментов теперь в консультантах ходишь? Моих бабок тебе мало? И нашим и вашим, значит…

– Шеф… – умоляюще пролепетал Пиманов.

– Закрой пасть! – строго посоветовал молчавший до сих пор Самохин.

– Гражданин Пиманов старался не за деньги, – пояснил Гуров. – Он помогал нам на общественных началах. Высокое гражданское сознание, знаете ли. И к тому же есть вещи куда более ценные, нежели бумажки с чужими президентами. Свобода, например. Когда суд начнет определять каждому его меру…

– А у вас как с этим, господин полковник? – не удержавшись, спросил Ревин. – Я слышал, вам самому грозит срок? Конечно, отсиживать будете в спецколонии, но все равно неприятно. Срок уж больно большой.

– Сведения у вас не первой свежести, господин Ревин, – поморщился Гуров. – Вы что-то там говорили о сюрпризах? Так вот вам еще один. С меня обвинение снято. И знаете, кому оно предъявлено теперь? Господину Резаеву. Как вы думаете, он будет молчать, когда замаячит пожизненное? А это вполне возможно, учитывая особый цинизм преступления и тот момент, что жертвой был выбран всенародно любимый артист.

Ревин ничем себя не выдал, но после этих слов Гурова он застыл, точно захваченный врасплох острой болью. Застыл и Самохин, только взгляд его, направленный на Гурова, наполнился ненавистью.

– Молчите? – спросил Гуров. – А у меня это еще не все сюрпризы. Девушку, которую вы послали к Будилину, опознал один из работников больницы. Несколько лет назад она работала там в качестве медицинской сестры. Пока мы еще не проследили ее дальнейший жизненный путь, но, думаю, ее связь с вашим бизнесом рано или поздно обязательно всплывет, господин Ревин. Вам и этого мало? Тогда последний штрих – ваш сотрудник Пиманов. Сегодня он интересные вещи говорил одному человеку. И все эти вещи зафиксированы нами на пленку. Запись совершенно официальная, никаких процедурных нарушений. Что же касается ее содержания…

– Ну так, ладно, хорош трепаться, полковник! – грубо оборвал его Ревин. – Ты чего сюда пришел? Цену себе набивать? Я цену тебе и так знаю, давно твоей персоной интересуюсь. Если хочешь, заплачу сполна. Только сомнения меня берут, стоит ли бабки на тебя тратить? Все равно ведь обманешь. Я их лучше на других людей потрачу, на умных. Не сомневайся, есть среди вас и такие. Только вот что с тобой делать – ума не приложу… – Он сделал вид, что глубоко задумался. – Вот есть у меня предчувствие, что, если ты, полковник, исчезнешь, жизнь все-таки попроще станет. Дров ломать, конечно, не будем, но и случай такой упускать грешно…

Он ткнул пальцем в подобострастно съежившегося у порога Пиманова.

– Ты, урод, говори – одного полковника сюда привел или целую группу? Соврешь – ремней из тебя нарежу, падла!

– Да один он, – проблеял за спиной Гурова Пиманов.

Трудно сказать, что им двигало в этот момент. Гуров предположил, что у Пиманова просто духа не хватило сообщить шефу, что он действительно привел на хвосте кучу милиционеров. Видимо, ему казалось, что один мент – это еще куда ни шло. Как бы то ни было, но Ревин ему поверил. Ему очень хотелось, чтобы так было, потому он и сомневался недолго.

– Ну и хорошо, – внезапно успокаиваясь, сказал Ревин. – Вот и решим все разом. Ты, Володя, поди-ка скажи, чтобы подогнали машину к черному ходу – тихо только, без шума и пыли, – а ты, Самохин, возьми-ка пока нашего бравого полковника на мушку, пусть не думает, что мы тут из пугливых. Когда нас припирают к стенке, мы огрызаемся.

«Та-а-к! Провокация удалась, – подумал Гуров. – Просто чудо, как удалась. Даже, я бы сказал, с избытком. Посмотрел бы на меня сейчас Орлов, то-то удивился бы старик! Он бы, пожалуй, меня раньше пристукнул, чем этот сморчок, который все никак не вытащит пушку. Все взвешивает, что ему дороже обойдется».

Самохин действительно испытывал некоторые колебания, и это не укрылось от глаз Гурова. Но слишком многое связывало его с Ревиным, чтобы он так просто мог ослушаться шефа. Но пистолет в руке он держал неуверенно, и Гуров решил, что пустить его в ход он не решится или, во всяком случае, не решится без дополнительных колебаний.

Зато послушный Володя мигом отправился выполнять приказание шефа. Он шагнул к порогу с выражением такого тупого усердия на лице, что Гуров понял – этот, если и размышляет, то уж после того, как сделает что-нибудь.

«Пусть идет, – решил Гуров. – Это прибавит мне шансов».

Володя вышел. Гуров посмотрел Ревину в глаза и сказал:

– Дурака валяете, любезный! Усугубляете вину, так сказать. Но я не хочу вешать на вас лишние статьи. Поэтому давайте договоримся так – я надеваю на вас сейчас наручники…

Он сунул руку в карман, словно действительно собирался достать оттуда наручники, и сделал шаг к столу.

Лицо Ревина окаменело. Он ожег Гурова взглядом и сказал надменно:

– Собираетесь применить силу, полковник? Я у себя дома. Ордер у вас есть? Нет? Тогда я имею право применить силу. У меня свидетели. Еще лучше. Давайте!

Гуров, краем глаза наблюдая за Самохиным, принялся огибать стол. Ревин не выдержал и подскочил в кресле. Маленький, бледный и злой, он бросился грудью на Гурова, явно рассчитывая на то, что «шестерки» его поддержат. Гуров оттолкнул его ладонью, и Ревин отлетел как мячик, больно ударившись спиной о массивную дверцу сейфа.