Мо Хайдер - Опередить дьявола Страница 46

Она разогнулась, как пружинка, не без боли. Сдвинулась с належенного места, расставила ноги пошире и съехала по насыпи уже до конца. Сапоги хлюпнули, и звук эхом разнесся по камере. Даже ничего не видя, она знала, что по воде плавает всякий сор, сваленный в шахту еще до камнепада, запечатавшего вход и выход, а затем сквозняком прибитый сюда. Она сняла перчатки, нагнулась, зачерпнула озябшими потрескавшимися руками воду и понюхала. Машинным маслом не пахло. Пахло землей. Корнями, листьями и солнечными прогалинами. Она попробовала воду кончиком языка. Металлический привкус. Краем глаза вдруг поймала тусклое свечение. Вылив воду из пригоршни, она всем корпусом развернулась влево. Метрах в трех от нее пробивался конусообразный луч. Слабенький, едва различимый. Крутанувшись на носках, она упала на осыпь и, запустив руку в рюкзак, вытащила оттуда фонарь. Зажмурившись, включила. Пещера озарилась. В искрящемся бело-голубом свете все вокруг выглядело крупнее обычного, резко очерченным. Опустила фонарь и поискала глазами источник света. Корма заброшенной баржи.

Выключила фонарь и продолжала всматриваться. Мало-помалу пятна на сетчатке как будто растаяли, а зрачки расширились. Сомнений не оставалось: через баржу, с той стороны завала, в пещеру проникал дневной свет. Она снова включила фонарь и направила на глинистую осыпь. Натянула перчатки, закинула за спину рюкзак и зашлепала по воде к барже, а подойдя к ней, присела на корточки и посветила вокруг. Баржа торчала из-под завала, образовавшего новую стену шахты. Ее, видимо, построили больше ста лет назад — корму и палубу покрывали склепанные листы железа. Викторианцы, подумалось, были хорошими инженерами: несмотря на толщу всего, что на нее обрушилось, палуба не прогнулась. Вместо этого баржа погрузилась в мягкий ил и слегка накренилась назад, из-за чего в соседней пещере ее нос задрался. Хотя уровень воды был в каких-то тридцати сантиметрах от палубы, наклон вверх увеличил свободное пространство над водой.

На пути к носовой части вырастал шпангоут. Луч фонаря блуждал по корпусу в поисках выхода, резко очерчивая заклепки и свисающую с потолка паутину, выхватывая из темноты плавающий мусор: пластиковые пакеты, банки из-под колы. А вот и что-то мохнатое. Может, распухшая крыса. И никаких люков или дверей. Она выключила фонарь, и на этот раз глаза сразу адаптировались к перемене. Она все поняла про источник света: шпангоут. И с облегчением выдохнула:

— Ты моя золотая, чтоб я сдохла.

Прямоугольный люк, наполовину подтопленный. Можно предположить, что через него передавали уголь из одного отделения в другое. Запирать его не было никакого резона. Хотя в соседний отсек угонщик не заглядывал, это еще не означало, что он вообще не мог спуститься в туннель, даже недавно. Но какой у нее выбор? Либо выйти отсюда через баржу и столкнуться с ним лицом к лицу, либо тихо умереть в этой западне.

Порывшись в рюкзаке, она извлекла свой швейцарский армейский нож, а также подобранную вчера вечером якорную свайку и сунула их в непромокаемый мешочек со шнурком, привязанным к запястью. На лбу закрепила фонарик на резинке и опустилась на четвереньки прямо в илистую кашу, так что вода дошла ей по самую грудь. Так в этой позе и переползла на корму, нащупывая руками посторонние предметы, задевая макушкой тронутую ржой паутину, задирая кверху подбородок, чтобы в рот не попала вода.

Если угонщик в соседнем отсеке, там слишком светло, чтобы он заметил пляшущий луч фонарика, а вот услышать ее он может. Она через ткань погладила пальцами якорную свайку, убедившись, что та под рукой.

Продвигалась осторожно, дыша ртом и ловя в замкнутом пространстве свое же горьковатое дыхание. Она ничего не ела, и запах ночного страха смешивался со смолистым душком угля.

Добравшись до шпангоута, обнаружила, что люк больше чем наполовину ушел под воду. Сквозь перчатки как-то ощупала его, а по нижней части постучала онемевшими, неуклюжими пальцами ног в сапогах. А вот и задвижка: отодвинута. Крышка люка не открывалась по одной простой причине — основательно проржавела. Зато с той стороны нет давления воды. Как только она отковыряет крышку, люк откроется. Вся хитрость в том, чтобы поддеть ее как можно ниже.

Прикусив губу, она просунула лезвие армейского ножа в щель и осторожно стала выковыривать ржавчину. Наслоения ила, закрывшие нижнюю часть люка, она разворошила сапогами. Снять перчатки не рискнула — одеревеневшие пальцы отзывались болью на каждое прикосновение к краю тяжелой крышки. Упершись сапогом в переборку и стиснув зубы, она рванула на себя изо всех сил. Раздался громкий хлопок. Ее осыпало ржавым конфетти, а хлынувшая через люк теплая вода окатила живот. Звук был такой, точно кто-то дал ей сильную оплеуху. Впервые за многие годы у нее сдали нервы. Она не могла пошевелиться. Застыла как изваяние, полуприсев, наполовину в воде, с округлившимися глазами, в любую секунду ожидая ответной реакции по ту сторону переборки.

Синие отсветы мигалок скакали по стенам домов вдоль узкой улицы, скорбно завывали удаляющиеся сирены — «скорая», забравшая Джэнис и ее мать, пробивалась сквозь утренний трафик. Около полусотни соседей, столпившись за внешним оцеплением, пытались понять, что происходит в неприметном доме, набитом полицией.

Сотрудники стояли на лужайке перед домом молчаливые и серьезные, с побелевшими лицами. Они не могли поверить в случившееся: девочку похитили у них из-под носа! Силовиков опустили. Поговаривали, что вот-вот прибудет главный констебль собственной персоной и лично станет разбираться в этом головотяпстве. Журналисты оборвали все телефоны. А в центре скандала оказался и.о. детектива Пол Проди.

Последний сидел на скамеечке для пикника, торчавшей как гнилой зуб посреди затоптанной лужайки перед домом. Он облачился в предложенную кем-то футболку, так что от него уже не разило рвотой; свернутый узлом целлофановый пакет с испорченной рубашкой лежал у него в ногах. Медиков он к себе не подпускал, хотя стоять на ногах самостоятельно не мог. Он сидел, держась рукой за столик, и тупо глядел в землю. Время от времени он начинал заваливаться, и тогда его кто-нибудь поддерживал.

— Говорят, это было что-то вроде хлороформа — возможно, изготовленного из отбеливателя и ацетона. — Кэффри в очередной раз уступил табачному зову. Сел на другой край скамейки и, дымя самокруткой, наблюдал за подчиненным сквозь прищур. — Сильнодействующий газ старого образца. В больших дозах действует на печень. Так что советую поехать в госпиталь. Даже если вам кажется, что вы в норме.

Проди мотнул головой, и из-за этого короткого движения чуть не потерял равновесие.

— Отвяжитесь. — Он хрипел, как будто сильно простыл. — Думаете, Джэнис обрадуется моему соседству?

— Тогда в другую больницу.

— Исключено. Посижу, отдышусь.

Он начал дыхательную гимнастику. Вдох, выдох, вдох, выдох. Через боль. Кэффри молча наблюдал. То, что Проди провел ночь под одной крышей с Джэнис Костелло, — а она особенно ранима, — разозлило его почти так же сильно, как дело Мисти Китсон. При других обстоятельствах он, наверное, порадовался, мол, так ему и надо, но сейчас даже испытывал некоторую жалость. Вот уж влип так влип. Детектив понимал, почему Проди боится оказаться в одной больнице с Джэнис и ее матерью. Ведь это он не сумел предотвратить похищение Эмили.

— Со мной будет все в порядке. Через десять секунд встану. — Он поднял на шефа красные глаза. — Я слышал, вам известно, где этот тип находится.

— Есть один ангар в Тарлтоне, возле канала. Уже обыскали.

— Что-то нашли?

— Пока нет. Оттуда мы ушли. Может, он как раз туда сейчас едет, вместе с девочкой. Хотя… — Кэффри сощурился, глядя вдаль, где терялись городские дома. — Нет. Он так не поступит. Это было бы слишком просто.

— Вы знаете, что он забрал мой мобильный телефон?

— Да. И телефон выключен, а мы пока проверили пин-код. Если включится, мы сразу определим местоположение. Но, как я уже сказал, он слишком хитер. Без особой надобности не включит.

По телу Проди пробежал озноб. Не поднимая головы, он исподлобья посмотрел на улицу — в одну сторону, потом в другую. День был холодный, но солнечный. Работающий люд разъехался. Мамаши, забросившие детишек в школу, уже вернулись и аккуратно припарковали машины перед домом. Однако, вместо того чтобы уйти, они стояли у внешнего оцепления, скрестив груди на груди и наблюдая за маневрами полицейских фургонов и карет «скорой помощи». Их взгляды буравили Кэффри и Проди, требуя ответов.

— Меня это застало врасплох. Ничего не помню. Короче, опростоволосился.

— Если можно, поподробнее. Опростоволосились по полной. Но не потому, что не смогли остановить этого ублюдка. Не поэтому. — Кэффри надавил пальцами на кончик самокрутки, и пепел упал в бумажную салфетку, которую ему дала Ник. Плотно сложив и для верности помяв салфетку с бычком, убрал комок во внутренний карман. Квартира пуста. Они обыскали каждый уголок в поисках Эмили, включая чердак, и лишь убедившись, что ее здесь нет, выставили оцепление — нужно сохранить все в первозданном виде для ребят, кто работает на месте преступления, а те, впрочем, еще не приехали. Но вот-вот приедут, так что он не собирается наступать им на любимые мозоли, разбрасывая повсюду окурки. — Нет. Ваша главная ошибка в том, что вы были в доме. Вы расследуете это дело как детектив. Вы не должны были там находиться во внерабочее время. Как это, черт возьми, произошло?