Фридрих Незнанский - «Крыша» для Насти Страница 5

Несколько обескураженный таким поворотом дела, Климов спросил:

— Значит, дальнейшую работу вы будете проводить уже сами?

— Зачем же? Только вместе, коллега, только вместе. Я наслышан о ваших с Небылицыным способностях и не хочу разрушать толковую следственно-оперативную группу. Усилим маленько, если не будете возражать, своим присутствием — и только. И еще просьба, посмотрите, нет ли еще экспертиз у медиков, у криминалистов, у баллистиков. Я понимаю, что так быстро требую практически невозможного, но, может быть, они вас послушают и выдадут хотя бы предварительные заключения? Что-то ж у них уже наверняка есть? И последнее. Если не возражаете, я хотел бы вас с Небылицыным увидеть у себя, на Большой Дмитровке, в течение ближайшего часа. Грязнов уже едет. А в восемь у меня срочное дело. Но я вас с Вячеславом Ивановичем, видимо, оставлю, чтобы вы обменялись своими соображениями. Не возражаете?

Как было возражать после такого любезного приглашения?

Климов вспомнил, что он уже слышал о Турецком. И по всему выходило, что работать с ним можно только в полном контакте, то есть при взаимном понимании. Еще говорили, что он терпеть не может всякого рода ловчил и прохиндеев, что он не признает никаких дутых авторитетов и, когда сталкивается с таковыми, бывает остер на язык и довольно резок в выражениях. Но при этом обладает общительным и веселым нравом. Некоторые, словно заговорщики, добавляли, что красивым женщинам от него нет проходу и что по этой части он — великий ходок. Ну уж это скорее всего, сплетня, хотя Турецкий вроде и не стар, ему где-то немного за сорок пять, так что вполне может быть.

Сам, имея, по мнению коллег, вовсе «не вредный, компанейский характер», Евгений как-то сразу поверил, что они сработаются, сумеют быстро найти общий язык.

О Володе Небылицыне и говорить было нечего. Едва он услышал фамилию Грязнова, как с ходу заявил, что у этого человека, бывшего многолетнего начальника МУРа, он готов быть даже на побегушках и что теперь у них предстоит действительно большая и интересная работа. Ну а препятствия? Так в любую минуту можно будет сослаться на авторитет старших товарищей! И пусть только кто-то попробует им сказать «нет»!

4

К Турецкому, к которому теперь переадресовывались все телефонные звонки, так или иначе связанные с фактом убийства генерал-полковника Порубова, дозвонилась сестра тяжело раненной жены Виктора Анатольевича — Татьяна Андреевна Васильева, как она представилась…

Несмотря на плачущий, взволнованный и сбивчивый голос женщины, Александру Борисовичу без большого труда удалось выяснить, что ее звонок явился следствием поразительной оперативности телевизионщиков, успевших показать, начиная с первой утренней передачи, а затем повторив несколько раз на протяжении дня, репортаж с места происшествия — громкого и, по всей видимости, заказного убийства бывшего начальника Управления ФСБ по Москве и области. Говорилось в репортаже и о том, что была тяжело ранена молодая супруга генерала. Единственным человеком, о котором не было сказано почему-то ни слова, была маленькая дочка Порубова и Копыловой, оказывается, состоявших чуть ли не десять лет в гражданском браке. Все-то они знали, эти пронырливые тележурналисты! Все, да вот, видимо, не все. Именно судьба маленькой Насти больше всего сейчас волновала ее родную тетю.

Такой поворот темы немедленно заинтересовал Турецкого. Сидевший рядом с ним Климов тут же вмешался в разговор и подсказал, что искать девочку надо в детской комнате милиции, назвал адрес, по которому Настя находилась, и объяснил, почему получилось так, а не иначе. Все было логично, но Турецкий, узнав, сколько девочке лет, пожелал немедленно сам с нею повидаться. Пять лет — достаточно взрослый ребенок. В эти годы его собственная дочка Нинка выдавала иной раз такие наблюдения, что приходилось только диву даваться. А заодно следовало поговорить и с тетей Таней — вполне возможно, что она могла сообщить следствию что-нибудь важное.

Собираясь в Генеральную прокуратуру, следователь и сыщик несколько подзадержались, виной чему были объективные обстоятельства. Судебный медик Богатиков еще не составил акт эспертизы вскрытия трупа, точно так же, как и эксперты-баллистики, которые все еще готовили свое заключение по поводу гильз, изъятых с места происшествия, проверяли находки по картам пулегильзотеки, а ожидание требовало определенного времени. И к моменту телефонного звонка Татьяны Андреевны разговор не добрался и до середины, а время уже Турецкого поджимало. Но он решил, что для начала надо хотя бы встретиться и познакомиться с этой Татьяной Андреевной, а беседу по существу можно будет провести с ней и позже. Вот они и договорились с женщиной встретиться в детской комнате милиции, в Ясеневе. А оттуда было сравнительно недалеко и до Чертановской, куда Турецкий должен был ехать после этой встречи.

Но чтобы не прерывать важного разговора и не откладывать обсуждения вопроса на потом, Александр Борисович предложил Вячеславу Ивановичу, совместно с Климовым и Небылицыным, продолжить их беседу в его кабинете. Сам же собирался встретиться со Славой еще сегодня, но позже, где-нибудь в районе половины одиннадцатого. Затягивать свой разговор с Генрихом он тоже не собирался, но главное время у него все-таки забирала дорога — концы по Москве получались дальними, да с учетом вечерних пробок и того дольше.

С тем он и убыл — на неприметных, коричневого цвета оперативных «Жигулях» с форсированным, как он понимал, двигателем и оперативным номером, который менялся по мере необходимости. На этой машине Вячеслав Иванович приехал сам и оставил ее на стоянке в служебном дворе прокуратуры. Впрочем, Александр Борисович сильно сомневался, что может для кого-то представлять интерес — ведь решение о том, что он возглавит следственно-оперативную группу, было принято в буквальном смысле только что, сегодня, значит, и внимания к своей персоне в этой роли он еще ни с чьей стороны не заслужил, видимо, нечего и опасаться. Однако береженого, как известно, и Бог бережет, поэтому лучше обезопасить себя заранее.

…При разговоре по телефону он представлял себе женщину, по меньшей мере, средних лет, с серьезным жизненным опытом, по-бабьи растерянную от навалившегося горя, суматошную и беспомощную одновременно. А перед ним сидела совсем молодая, можно сказать, девушка, которая всего-то год назад вышла замуж и сменила свою девичью фамилию Копылова на мужнину — Васильева. Она и паспорт свой показала, будто боялась, что ей не поверят. Муж ее остался дома, с ребенком, который недавно у них родился, а вот вчера были крестины, а потом домашний праздник, с которого и уехали дорогие гости — Настя с мужем Виктором Альбертовичем и дочкой Настенькой, которую Порубов в свое время захотел назвать именно так — в честь горячо любимой жены.

Чувствовалось, что, несмотря на свой «нежный» еще возраст, именно Татьяна была «головой» в своей семье, а муж послушно выполнял ее поручения.

Но Турецкого больше всего интересовали не отношения в семье Татьяны, о чем она повествовала несколько бестолково, но громко и уверенно, будто боялась, что кто-то в самом деле покусится на ее самостоятельность. Она сказала еще, что гостей вчера было много, что все хорошо попраздновали, возвратившись из церкви, и что больше других, как ей показалось, был доволен Виктор Альбертович, который до последнего времени охотно помогал им с Петей, с мужем, ну Петром Семеновичем, так его полностью зовут там, где он работает. Однако Турецкому было неинтересно слушать, где и кем работает Петр Семенович — тоже совсем молодой, судя по всему, человек. И не вызывало сомнения известие о том, что Порубов помогал молодоженам, даже неплохой двухкомнатной квартирой их обеспечил в том районе, где они прежде проживали в коммуналке — это на Восточной улице, недалеко от ЗИЛа, где и трудится в инструментальном цехе Петя, то есть Петр Семенович — толковый рабочий парень, а с недавних пор — отец семейства. И в том, что сына своего родившегося они назвали Виктором, была не только благодарность за прошлую помощь, как понимал теперь Турецкий, но и отчасти прозрачный намек на родство. А то, что Виктор Альбертович был в свое время, еще при первом президенте, очень большим человеком, — ни для кого не секрет. Но, даже оставив свою прежнюю службу, он не стал от этого менее значительным, хотя по-прежнему помогал своей первой семье, родне новой жены, не дожидаясь просьб, и вел себя при этом совсем просто и доступно. Короче говоря, очень хороший был человек, которого ей, Татьяне, искренне жалко. Она и слова произнести сперва не могла, когда услышала по телевидению про убийство. А потом так разрыдалась, что муж едва смог успокоить. Он сегодня не на работе, по случаю рождения сына, поэтому оказался дома и тоже все слышал и видел. Но он совсем растерялся, когда не услышал ни слова о Настеньке, он даже на телевидение пытался позвонить и узнать, почему о ней не сказано ни слова? Это уже она, Татьяна, его вразумила, что надо обращаться в милицию, а не на какое-то телевидение, где никто ничего толком не знает, а болтают что хотят.