Фридрих Незнанский - Черные волки, или Важняк под прицелом Страница 5

Он затушил спичку и подошел к столу. Сел на табуретку, протянул руку за сигаретами. Боровой быстрым движением перехватил его руку. Потом сгреб в пригоршню ворот рубашки Кержнера и притянул его к себе.

— Что случилось, братела? — процедил он сквозь зубы. — Ты мне скажешь?

Друзья пристально смотрели друг другу в глаза. На этот раз Кержнер не отвел взгляд.

— Не хочу убивать, — тихо сказал он.

— Убивать? — не поверил своим ушам Боровой. — Ты кого имеешь в виду? Того черномазого?

Кержнер усмехнулся.

— А ты еще кого-то убил? — с мрачной иронией поинтересовался он у Борового. Затем покосился на судорожно сжатые пальцы Борового, неприязненно дернул уголком губ и холодно добавил: — Убери руку, Боров. Рубашку помнешь.

Боровой убрал. Усмехнулся и пригладил ладонью его примятый воротник.

— Зря паришься, Серый. Убийств больше не будет.

Кержнер недоверчиво прищурился.

— Не будет? Ты… ты правду говоришь? Боровой небрежно дернул плечом и сказал:

— Я тебе когда-нибудь врал?

— Вообще-то нет, — ответил Кержнер.

— Тогда зачем спрашиваешь? — Боровой улыбнулся и обнял друга за плечи. — Эх, братела, нам ли быть в печали. А ну, взбодрись! — Он слегка встряхнул Кержнера. — Сколько лет мы друг друга знаем, а? И ты до сих пор мне не доверяешь?

— Да, извини. Просто я… Когда я его ножом… Мне не понравилось… Меня даже стошнило.

— Я понимаю, — кивнул Боровой. — Мне и самому эта бодяга не по душе. Я ж не зверь.

— И ты на меня не обижаешься?

— Я что, похож на обидчивую целку? Все в порядке, братела. Больше никаких ножей. Зуб даю! У тебя чайник кипит. Сообразишь мне кофейку?

— Да. Конечно. Только у меня растворимый.

— Да мне все равно.

Через пару минут Кержнер поставил перед Боровым чашку с кофе. Кержнер, откинувшись на спинку стула, наблюдал за ним в насмешливый прищур.

Когда оба уселись за стол и принялись за кофе, Кержнер поинтересовался:

— Слышь, Боров… Я чего-то не понял — так куда вы едете?

— Да за город, в Луговое.

— Погоди… Это цыганский поселок, что ли?

— Ну.

— Вот ни хрена себе. Мы же там были в прошлом году! Помнишь, как стекла у чурок били? Вот умора была, да?

— А то, — усмехнулся Боровой. — Повеселились нормально. И сейчас повеселимся.

— Опять стекла? Боровой покачал головой:

— Не. Решили устроить небольшой фейерверк цыганчарам.

— Хотите запалить пару цыганских хибар?

— Угу. Думаю, это будет весело.

— Это другое дело, — с облегчением сказал Кержнер. — На это я готов.

Боровой насмешливо дернул щекой:

— Забудь, братела. Ты слишком впечатлительный. Не хочу, чтобы ты стал психом. А то еще будешь просыпаться по ночам и орать, как будто тебя режут.

Кержнер нахмурился.

— Кончай прикалываться, Боров, — обиженно сказал он. — Я еду с вами.

— А как же твоя работа? Кстати, ты все еще там же? Охранником в магазине?

— Угу. Но насчет этого не парься. Я поменяюсь со сменщиком, чувак мне должен. Так во сколько мы выезжаем?

Боровой посмотрел на часы.

— Через полтора часа. Так ты точно едешь?

— Точно, — кивнул Кержнер. Боровой обнял его за плечи и встряхнул.

— Молодца, братела, — тихо сказал он. — Я знал, что ты с нами.

6

Вечер выдался теплым. В небе светила полная луна. Мельник шел впереди и освещал фонариком широкую лесную тропу. От машины отошли уже метров на четыреста. С каждым шагом темнота вокруг сгущалась.

— А страшно, блин, — сказал Мельник, поглядывая вокруг, и передернул плечами. — Хорошо еще, что дождя нет. Иначе вааще жопа была бы.

— У-у! — крикнул за его спиной Штырь.

Луч фонарика пугливо метнулся по черным деревьям, окружающим тропу. Штырь загоготал. Мельник направил луч на Штыря.

— Ну, ты и сучара, Штырь, — досадливо сказал он. — Я чуть не обосрался от страха.

— Штаны проверь.

— Еще раз так сделаешь — хлебало начищу, — пообещал Мельник.

— А чистилки не обломаются?

— Нарываешься?

— Эй, вы там! Кончай базар! — прикрикнул на парней Боровой. — Как дети, в натуре. — Боровой повернулся к Кержнеру. — Видал, Серый? Шуты гороховые. Вот так и ходи с ними на серьезное дело.

— Пускай резвятся, — весело сказал Кержнер. — Главное, чтобы штаны не обгадили. Нам с ними еще обратно в машине ехать.

— Да, Боров, пусть повеселятся, — прозвучал из темноты голос Апостола, который шел последним и замыкал шеренгу. — Затем и приехали.

— Ты сам-то как? — окликнул его Боровой. — Копыта не отваливаются?

— Были бы — отвалились бы, — посмеиваясь, ответил Апостол.

— Главное, протезы не поцарапай, — посоветовал Кержнер. — Больших денег, поди, стоят.

— Да уж немалых.

Пройдя еще метров сто, Мельник вдруг остановился. А за ним и вся цепочка.

— Слышь, Боров, — обернулся Мельник, — давай бутылки с коктейлем Молотова проверим. А то чего-то бензинчиком потянуло. По-моему, Серый их грохнул об пень.

— Сам ты пень, — огрызнулся Кержнер. Боровой положил ему руку на плечо.

— А ты проверь, Серый. Там уже некогда будет.

— Да все в порядке с бутылками. Чего ты паришься?

— Проверь, сказал. В натуре, чего тебе, сложно, что ли?

Кержнер фыркнул.

— Вот пристал, а! Ладно, если тебя это успокоит… Он поставил сумку с бутылками на землю и нагнулся над ней.

Пока Кержнер звенел бутылками, проверяя содержимое сумки, Апостол подошел к нему сзади. Холодный ствол карабина ткнулся Кержнеру в затылок.

— Обернись! — громко приказал Апостол. Кержнер медленно обернулся.

— Ты это чего? — удивленно спросил он. — Ты это…

Огненный всполох озарил лица парней. Грохот выстрела заставил их отшатнуться. Кержнер упал на траву. На месте его лица темнело что-то страшное и мокрое.

Апостол поднял взгляд на парней.

— Теперь остальные, — коротко сказал он. Парни беспомощно посмотрели на Борового.

Никто из них не сдвинулся с места.

— Делайте как договаривались, — сухо сказал тот. Штырь, Мельник и еще трое парней подошли к распростертому на траве Кержнеру, достали из карманов ножи, но вновь остановились.

— Бейте! — приказал Боровой. — Давайте, слабаки!

— А, сука пархатая, получи! — крикнул Мельник и ударил лежащего Кержнера ножом. Хотел ударить еще раз, но Боровой схватил его за руку.

— Ну, хватит. Теперь остальные.

Парни по очереди ткнули ножами в бездыханное тело Кержнера. Все были бледны и молчаливы. Только Штырь тихо прошептал:

— Не надо было в лицо… Когда дело было закончено, Боровой приказал:

— А теперь к машине. Живо!

— Валим отсюда! — крикнул Мельник и первым побежал по тропе обратно. Сноп света метался из стороны в сторону. Парни, ни слова ни говоря, устремились за Мельником. Возле трупа остались только Боров и Апостол.

Апостол медленно повернулся и хотел уже идти, но Боровой удержал его за рукав.

— Постой!

— Что еще? — глухо и неприязненно спросил Апостол.

— Зачем ты сказал ему обернуться?

Апостол криво ухмыльнулся.

— Хотел, чтобы он понял, что ему конец.

— Зачем? — повторил вопрос Боровой. Апостол пожал пухлыми плечами:

— Просто проявил к нему уважение. Человек должен осознать свой последний миг на земле. Он ведь не корова, которую привели на убой. Если ты когда-нибудь решишь меня завалить, сделай так же, хорошо?

— Можешь быть уверен, — с ледяной усмешкой проговорил Боровой.

Часть вторая Схватка

1

Август, 2006 г.

Антон Плетнев сладко зевнул и огляделся.

— А неплохое кафе, — сказал он. — Люблю, когда народу немного.

— Немного? — Турецкий усмехнулся. — Если ты не заметил, кроме нас здесь вообще никого нет.

— Вот я и говорю, — ничуть не смутился Плетнев. — Этим и приятны ночные часы в кофейнях. Никого нет. Тишь да гладь.

— Угу, — Турецкий кивнул. — Сонный официант, которому так тяжело подниматься со стула, что он готов убить тебя за каждую чашку кофе. Не знаю, как ты, а я предпочитаю проводить ночи дома, в постели, с женой под боком. — Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и насмешливо посмотрел на Плетнева. — Слушай, Антоша, сколько в тебе уже кофе?

— Не знаю. Чашки четыре.

— Руки еще не трясутся? Плетнев покачал коротко стриженной головой:

— Да нет.

— Силен. Что, и бессонница мучить не будет?

— До сих пор не мучила, — в тон Турецкому ответил Плетнев. — Вы будете смеяться, но раньше я вообще без чашки кофе уснуть не мог. Такой вот странный организм.

— Везет тебе. А я на ночь полчашки выпью — до утра ворочаюсь. — Турецкий поднял руку и посмотрел на часы. — Е-мое, уже пять минут третьего. Где этого Щеткина черти носят?