Инна Тронина - Дешёвый товар Страница 5

– Ты её видел? – встрепенулся Андрей.

– Видел. – Ахмет всё так же смотрел вдаль.

– Когда? – Озирский почувствовал, как по его лицу пробежал знакомый, бодрящий холодок.

– Первого ночью. Я у Горбачёва тогда товар забирал.

– У кого? – удивлённо переспросил Озирский. – Впервые о таком слышу.

– В Репе он живёт, – пояснил Ахмет и почему-то улыбнулся. – У него всегда полно. Он как раз перекрашивал «девятку» – та уже без номера была. Одно крыло только было кремовое, но я заметил. Горбачёв же сам всё делает – «тачки» перекрашивает и номера удаляет. У него народу толчется фиг знает сколько. И продают ему, и у него скупают. Там, в Репе, считай, целый автосалон…

– Значит, в Репино… – протянул Андрей и взял другое зеркало.

– Ага.

Ахмет ждал, что будет дальше. Похоже, на них тут никто не обращал внимания.

– А этот твой Горбачёв, часом, не говорил, откуда у него «девятка»? Мог же пооткровенничать со скуки…

– Ему скучать некогда, я ж говорю.

Ахмет туда-сюда перекладывал запчасти, вытирал их ветошью.

– Ясно, что увели откуда-то, но это – коммерческая тайна. Не-е, Горбачёв своих не сдаст – самому дороже выйдет. Про всех клиентов знает только он сам.

– Ладно… Слушай, Ахмет, ты не мог бы мне малость помочь? – Андрей, пристально разглядывая один из «дворников» пальцем пробовал щётку.

– Я тебе всегда помогу – сам знаешь, – сразу же согласился Ахмет. – Ты только скажи, как.

– Свези меня поскорее к Горбачёву, – прямо сказал Озирский. – Можешь такое устроить? Разумеется, всё останется без последствий.

– У-у, это трудно! – испугался Халилулин. – Он не любит, когда привозят посторонних. Но ради тебя я…

– Вот и славно! – Андрей понял, что дело в шляпе. – Давай договоримся, когда и где встречаемся. Ты ведь всегда найдёшь предлог, чтобы съездить в Репу. Вы ведь компаньоны, верно?

– Ну, примерно.

Ахмет поскучнел. В то же время он понимал, что просьбу Озирского необходимо исполнить.

– Ты на своей «тачке» не езжай. Поставь её где-нибудь, а в одиннадцать жди меня у «железки», где проезд. Около улицы Жени Егоровой…

– Отлично, – обрадовался Андрей. – Только смотри, не передумай.

– Чтоб я сдох! – торжественно поклялся Ахмет. – Я же тебе жизнью обязан. Те рэкеты, с Обуховской, меня приговорили тогда.

– Я даже прослезился! – Андрей действительно вытер глаза. – Пока, Ахмет. Я буду тебя ждать. Ты всё на той же серой «Вольво»?

– Да, только Горбачёв её покрасил. Она теперь не серая, а цвета «форель».

– Понял. – Озирский положил на место «дворник». – Всё, пока. Будь осторожен.

Взяв для отвода глаз одно зеркало, Андрей опять проверил «хвост» – и снова никого не обнаружил.

На счастье, место для встречи Халилулин выбрал очень удачное. Совсем рядом, в доме номер пять по Суздальскому проспекту, жил Володя Маяцкий. Теперь он работал в уголовном розыске Выборгского района. Группа Озирского, снимавшая офис в гостинице «Дружба», распалась. Ребята разбрелись по районным Управлениям, благо, людей везде не хватало. С Главком после наказания Андрея у Маяцкого. Калинина и прочих связывались далеко не лучшие воспоминания.

Озирский припарковал свои «Жигули» у первого корпуса, вынул ключ зажигания, запер машину. Андрея чем-то веселил блочный дом, облицованный мелкой синей плиткой. Здесь, на северной окраине города, было не очень-то уютно, и неподалёку время от времени грохотали поезда. Но Озирскому почему-то тут нравилось, и он не упускал случая завернуть к Володьке.

Маяцкий жил на первом этаже, и окно его кухни выходило прямо на насыпь. В трёх комнатах размещались хозяева с двумя сыновьями, а также собака – чистокровная «афганка» Джильда, любимица и гордость семьи. Андрей тоже обожал гладить её белую длинную шерсть, похожую на высушенный солнцем ковыль.

Сейчас Джильда лаяла, взбираясь на насыпь, и из-под её лап катился гравий. Следом за ней карабкались двое Володькиных сыновей. Как раз на этом месте был переход в Шуваловский парк – люди, как правило, ленились делать крюк. Поезда тут ходили сравнительно редко, и родители за Артёмку с Гришкой не волновались.

Солнце зашло, но лужи ещё золотились под ногами; из них торчала зелёная трава. Чуть подальше, на трамвайном кольце, кучковались люди. Из окошка Володькиных соседей магнитофон орал блатную песню. Исполнитель нарочно делал свой голос хриплым, пьяным и отвратительным. Тут же, прямо по раскисшей земле, мальчишки гоняли мяч, и грязь фонтанами летела в разные стороны.

Маяцкий как раз подошёл к окну, отодвинул тюлевую занавеску и глянул, куда пропали сыновья. На кухонном окне всегда пламенели «огоньки», и потому спутать его с чужими было трудно. Увидев направляющегося к подъезду Озирского, Володя заулыбался, распахнул форточку, сделал приглашающий жест рукой. И только потом, прямо в тренировочных брюках и футболке, бросился встречать гостя. Не успел Андрей войти на лестницу, как дверь Маяцких открылась.

– Здорово! – Андрей протянул руку. – Надеюсь, я не помешал ничему важному? Надя дома?

– Надя у матери, а я на хозяйстве. – Маяцкий провёл гостя в прихожую. – Видел на улице моих гавриков?

– Видел. Они через насыпь к парку перебирались. Под поезд не попали – точно. – Андрей суеверно постучал по трюмо.

– И то хлеб. Надо их уже в дом загонять, а то темнеет. – Маяцкий повесил на крючок куртку Андрея. – Ужинать будешь?

– А зачем, ты думаешь, я к тебе пришёл? – нахально осведомился Озирский. – Мне нужно провести тут время до одиннадцати вечера. А заодно, конечно, заправиться. Ночью-то спать не придётся…

– Тогда я пошёл готовить, а ты в это время расскажешь, зачем пожаловал. Ведь не только для того, чтобы пожрать. Для этого у тебя и мать есть, и влюблённые дамы. А от меня, надеюсь, требуется нечто более важное.

– Ты же сыщик! Догадайся.

Андрей хохотнул и пошёл в ванную мыть руки. Маяцкий пожал плечами и открыл холодильник.

Владимиру было тридцать четыре года, как и Андрею. Невысокий, с вьющимися пшеничными волосами, еле заметными усиками, симпатичный и кареглазый, Маяцкий идеально срабатывался со всеми. Даже такой вепрь, как Андрей, не находил, к чему у него можно придраться. Озирский дорожил Маяцким как специалистом и как человеком, но обращался к нему за помощью в самых крайних случаях.

Надежда Маяцкая тоже работала в милиции – была инспектором по делам несовершеннолетних. И потому Володя часто готовил себе и мальчишкам еду, не дожидаясь возвращения жены. Маяцкие редко бывало дома вместе; вот и сейчас хозяину пришлось принимать гостя самостоятельно.

Оставшись в джинсах и чёрной рубашке, Андрей присел к кухонному столу и зажёг сигарету. Володя тоже закурил, одновременно ловко управляясь со сковородкой, кастрюлями, ножом и прихваткой. В форточку врывался всё тот же свежий весенний ветер.

– Ну, что стряслось? – Маяцкий занял все четыре конфорки плиты и тоже подсел к столу. – Говори, не ломайся.

– У тебя американский пластырь сохранился? Ты его пацанам на шишки не извёл?

Андрей скептически разглядывал свои руки.

– Им на шишки и наш сгодится. Импортного-то не напасёшься, – вздохнул Маяцкий. – А тебе он нужен, что ли?

– Вот так! – Андрей ребром ладони провёл по горлу. – И ещё. Не одолжишь ли на ночь свою одежду? Я, как приеду, сразу верну.

– Ты что, внешность изменить решил? – удивился Маяцкий. – Когда улетаешь во Владик?

– Вова, я уже не улетаю, – признался Андрей. – Накрылся мой отпуск медным тазом.

– Как?! – Маяцкий едва не сбросил локтём солонку. – Начальство взбрыкнуло, что ли?

– Да нет, просто появились важные дела. Поэтому я и прошу у тебя одежду с пластырем. Мне не очень-то хочется, чтобы меня сегодня узнали. Всегда лучше сохранять инкогнито.

– Опять лезешь к чёрту в зубы? – Маяцкий вытирал мокрые руки полотенцем. – Сделают тебе когда-нибудь дырку во лбу, а то и чего похуже! А я-то, дурак, обрадовался. Думал, что ты хоть на месяц отстанешь от уголовщины. Неужели не надоело?

– Не могу – родная она мне! – с болью признался Озирский. – Значит, ты даёшь мне пластырь и одежду. А я взамен рассказываю, что конкретно случилось.

– Говори, а потом поищем в шкафу шмотки, – махнул рукой Маяцкий.

По опыту общения с Андреем он прекрасно знал, что переубедить того невозможно, и остаётся только по мере сил помогать.

– Я тебя очень внимательно слушаю.

Потом они молча ужинали, думая каждый о своём. Маяцкий не получал от еды никакого удовольствия, переживая услышанное от гостя. Тот же успел свыкнуться с информацией, а потому наворачивал за двоих. Все мысли Озирского крутились вокруг ночной поездки.

– Когда ты должен с агентом встречаться? – Володя отодвинул тарелку и стал щипать свои усики.

– В одиннадцать. Нужно ехать в Репино, к барыге по фамилии Горбачёв. Он может располагать ценными сведениями о машине. А от этого недалеко и до самой Анжелы.