Эд Макбейн - Поцелуй Страница 5

— Если вы ссылаетесь на…

— …погнались за черным парнем, загнали его в церковь Святой Екатерины, а потом ворвались туда и учинили дебош.

— Они не являются моими итальянцами, — возразил Карелла.

Лоуэлл посмотрел на него.

— Вы бывали когда-нибудь в Англии? — спросил он.

— Нет, — ответил Карелла.

Он не находил никакой связи между последним вопросом и предшествующим предметом разговора.

— Я совсем недавно был там, — сказал Лоуэлл. — Мне там нравится. Знаете, Оксфорд. — Он улыбался своим воспоминаниям. У него была хорошая улыбка. Карелла представил себе, с какой большой выгодой Лоуэлл использовал эту улыбку в двадцати шести случаях, когда с успехом проводил свои обвинительные заключения.

— Вопрос в том… — произнес он.

«Плохой устный оборот», — подумал Карелла.

— …во время своего пребывания там, я натолкнулся на одно интервью в газете, которая называется «Гардиан». Вы незнакомы с этой газетой?

— Нет, незнаком.

— Это либеральная газета, очень солидная. Статья была написана человеком по имени Джон Уильямс. Заглавие статьи было «Об итальяшках и полицейских».

— Ах-ха, — произнес Карелла.

— Как я припоминаю, предметом интервью был какой-то американский писатель итальянского происхождения. Дело в том, что ни мистер Уильямс, ни его газета не ощутили, как оскорбительно применение слова «итальяшки». Они с таким же успехом могли озаглавить эту статью «Негры и спусковой крючок».[7] Вы улавливаете мою идею?

— Нет, к сожалению, не улавливаю, — ответил Карелла.

— Это подсознательное явление. В Англии, за тысячи миль отсюда, предположительно уважаемый журналист, подобный Джону Уильямсу… это имя вам знакомо?

— С этого момента, — ответил Карелла.

— Джон Уильямс…

— Я запомнил его имя.

— …чувствует себя свободно, направляя интервью в русло межэтнических отношений. Вопрос заключается в том, насколько глубоко вы исследуете проблему. При этом не надо забывать, что всегда найдутся люди, которые испытывают удовольствие, приравнивая вас к тем «итальяшкам», которые ворвались в церковь Святой Екатерины.

— Понятно, — сказал Карелла.

— Итак, если мы позволим этому суду свестись к соревнованию имен…

— Ах-ха.

— …одна группа национального меньшинства против другой…

— Ах-ха.

— …итало-американская жертва против…

— Я нахожу это слово тоже оскорбительным, — сказал Карелла.

— Какое слово?

— Итало-американец.

— Вы так считаете? — спросил удивленный Лоуэлл. — Почему?

— Потому что это оскорбление, — ответил Карелла.

Он не был уверен, что кто-нибудь с именем типа Лоуэлл может понять, что слово «итало-американец» имело смысл только применительно к его прапрадедушке, когда он прибыл в эту страну и получил гражданство. Оно утратило всякий смысл и перестало приносить какую бы то ни было пользу с момента рождения его дедушки. Тогда же единственно верным стало слово «американец».

Вряд ли Лоуэлл вообще понимал, что когда мы называем родившихся здесь сыновей и дочерей четвертого поколения давно прибывших в эту страну иммигрантов итало-американцами, или польскими американцами, или испано-американцами, или ирландскими американцами или — хуже некуда — афро-американцами, то мы крадем у них их американизм. Мы тем самым говорим им, что если их предки принадлежали к другой нации, то они никогда не будут настоящими американцами на этой земле свободы и отчизне мужества. Они навечно будут оставаться только итальяшками, поляками, испанцами, грязными ирландцами или неграми.

— Мой отец был американцем, — заметил Карелла. И тут же подумал, на кой черт он должен был это говорить.

— Точно мое…

— Человек, который убил моего отца, тоже американец.

— Это как раз то, что мне хотелось подчеркнуть. В точности та самая точка зрения.

Но Карелла все еще сомневался.

— И спасибо вам за проницательность, — сказал Лоуэлл. — Я в течение всего процесса не буду употреблять эти слова. Итало-американец, афро-американец… с этого момента они вычеркнуты из моего словарного запаса.

Он снова улыбнулся, а затем внезапно посмотрел на часы.

— Давно пора подниматься наверх, — произнес он. — Я надеюсь, что ваша мама не заблудилась.

Карелла осмотрел коридор. Его мама ушла в женскую комнату около пятнадцати минут назад. Теперь он увидел, как она направлялась к ним, одетая в черное, двигаясь медленным, спокойным шагом по мраморному полу среди мраморных колонн. В правой руке она держала белый носовой платок, обшитый кружевом. Глаза были влажными. Он подумал, что она, наверное, плакала.

— Мама! — Он подошел к ней и обнял одной рукой.

— Я чувствую себя хорошо, — сказала она и вздернула подбородок.

Сын и жена убитого поднялись по лестнице вместе с человеком, который должен был представить их дело присяжным. Они все были равны перед законом, включая и Сонни Коула, хотя никто из этих мужчин и женщин, за исключением Сонни, не был убийцей. Здесь был только один мужчина, который выстрелил и убил Антонио Кареллу. Но то, что именно он это сделал, надо было доказать. В залитом солнечным светом зале суда на втором этаже двенадцать мужчин и женщин искали справедливое решение. Карелла молился о том, чтобы они сумели найти его.

В жизни Эмма Боулз была даже более привлекательной, чем на фотографии, которую ее муж показал ему. На черно-белой фотографии не было и намека на румяную светлую кожу лица и яркий блеск темных глаз. Светлые волосы, спускающиеся каскадом к плечам, сверкали в лучах утреннего солнца, прорывавшихся сквозь жалюзи. На ней было трикотажное платье под цвет глаз, туфли без каблуков с пряжками — в тон золотистым волосам. Собранные на правую сторону волосы скреплены золотой заколкой. Сочные губы приоткрывали безупречно белые зубы.

— Вот как раз… хорошо, я скажу вам правду, — произнесла она, — телохранитель будет раздражать меня.

— Я не телохранитель, миссис Боулз, — сказал Эндрю, — я частный детектив.

— Не имеет значения. Неужели вы не понимаете, мистер Дерроу? Полиция уже работает по этому делу, и нет никакой нужды…

— Миссис Боулз, — возразил он, — ваш муж нанял меня выполнить определенную работу, и с вашего разрешения мне бы хотелось ее выполнить.

Ей показалось, что он очень уверен в своих возможностях. Высокий, стройный блондин. На нем была коричневая рубашка с высоким воротом и вельветовый пиджак под цвет его янтарных глаз, темно-коричневые брюки, коричневые носки и коричневые, начищенные до блеска ботинки. Общительный, с приятной улыбкой, звонким, хорошо модулированным голосом. Словом, совсем не такой мужчина, которого она ожидала увидеть. Совсем другого типа.

— Что, в конце концов, он хочет от вас получить? — спросила она.

— Две вещи, — ответил Эндрю. — Во-первых, он хочет, чтобы я защитил вас…

— Это ведь роль телохранителя. Не так ли? — заметила она.

— В общем, нет, не совсем так. Потому что он хочет, чтобы я выяснил, кто пытается вас убить.

— Сколько он вам за это платит?

— Видите ли, я думаю, что это касается только меня и вашего мужа.

— Нет, я так не думаю, — возразила она.

— Хорошо, — произнес Эндрю, пожав плечами. — Обычная такса частного детектива — тридцать пять долларов в час.

— Понятно.

— В Чикаго, — добавил он.

— А какая ставка в этом городе?

— Я не знаю ставки детектива в этом городе, — ответил он, — но я беру с вашего мужа такую же плату, какую взял бы в Чикаго. Тридцать пять долларов за час. Плюс расходы.

— Я не очень уверена, что понимаю то, что вы мне говорите. Какое отношение имеет Чикаго ко всему этому делу?

— Видите ли, я был нанят там. В Чикаго. Это та территория, на которой я в соответствии с лицензией могу работать.

— Я все еще не понимаю, — продолжала она. — Если вы из Чикаго…

— Ваш муж позвонил мне туда и попросил меня выполнить для него эту работу.

— Взял и позвонил вам прямо в Чикаго?

— Да, прямо в Чикаго.

— Вы, должно быть, хороший специалист, — сказала она.

— Да, это так, — ответил он, улыбнувшись. — Ваш муж нанял меня, чтобы я нашел того, кто пытается убить вас, и я абсолютно уверен, что сумею выполнить эту работу.

— Я уже знаю, кто пытается меня убить.

— Знаете? — спросил он, широко открыв глаза от удивления.

— Да, знаю.

— Хорошо… кто же это?

— Его имя Роджер Тилли. Мой муж знает, кто этот человек, я сказала ему. Этот человек его возил. Он просто не доверяет полиции и не верит, что она его найдет. Поэтому он звонит в Чикаго, чтобы нанять телохранителя, когда фактически…

— Частного детектива, — вставил он, мягко поправив ее. — Не телохранителя, мадам.

Некоторое время она молчала.