Фредерик Дар - Я боюсь мошек Страница 5

— Спасибо. Я никогда не пью спиртного.

— И напрасно. Мне кажется, хороший глоток вам бы не повредил.

Он не ответил. Я не знал, что еще ему сказать. Пилот получил инструкции Ларье по телефону. Он знал, над какой точкой Германии выбросить нас. Вместе мы изучили карту этого района. Если верить указаниям моего товарища, лаборатория находилась между чешской границей и Бреслау, у подножия Рудных гор, в двадцати километрах от Швейдница. Чтобы добраться туда на этой развалюхе, нам нужно было не менее двух часов. В подобных случаях два часа кажутся более длинными, чем жизнь паралитика…

Двигатели ровно гудели. Луна разливала яркий свет. Внизу людишки спокойно храпели или занимались любовью.

Я погрузился в мечты. Мысли мои были расплывчатыми, как клей, и такими же вязкими. Шум мотора действовал на меня усыпляюще. Внезапно я услышал тревожный голос Ларье:

— Сан-Антонио!

— Слушаю!

— Мне плохо!

Только этого не хватало! Я предусмотрел все, кроме обморока Ларье… Если он рассчитывал, что я суну ему под нос флакон с нашатырным спиртом, то попал пальцем в небо.

— Что вы ощущаете, старина?

— Головокружение… У меня кружится голова и подташнивает…

— Выпейте немного виски.

Я услышал слабый звук открываемой бутылки.

Я попытался восстановить в памяти симптомы, наблюдавшиеся у тех, кого заразил Ларье. Старик говорил о потении и удушье. Он не упоминал ни о головокружении, ни о тошноте.

— Ларье!

Ответом мне был жалобный вздох.

— Плохо дело?

— Не слишком хорошо.

— Вы выпили виски?

— Да.

— Я думаю, у вас это от высоты… К тому же вы находитесь в тесном пространстве… Откройте вентиляционное окошко в левой стенке вашей кабины.

Прошла минута. Я не осмеливался задать вопрос о его делах. Наконец, он сказал:

— Мне немного лучше, Сан-Антонио. Мне кажется, вы были правы: виновата нехватка воздуха…

Я не смог сдержать глубокого вздоха.

— Вот видите! Не нужно терять присутствия духа, старина. Потерпите еще полтора часа, и мы будем на месте.

Я догадывался, что мой голос был последней нитью, связывающей его с миром.

— Поговорите со мной, Сан-Антонио, — попросил Ларье. — Мне хочется открыть люк и выпрыгнуть без всякого парашюта!

— Не говорите ерунды, Жан! Не надо разбивать компанию! Вы напомнили мне старую шутку об одном типе, который прыгал с парашютом в первый раз. Он спросил у своего приятеля:

— Что делать, если зонтик не раскроется?

— Тогда ты можешь потребовать, чтобы тебе выдали другой, — ответил тот.

Я не ожидал, что Ларье засмеется. Шутка была неважной, к тому же, чтобы развеселить парня со смертью на плечах, нужно было обладать чертовским чувством юмора. Тогда, чтобы прервать молчание, я принялся молоть всякую чушь.

От непрестанной болтовни у меня пересыхало в горле, и, чтобы промочить его, я время от времени использовал отличное средство из своей бутылки.

Когда, почувствовав себя вконец измотанным, я замолк, светящийся циферблат часов сказал мне, что до цели нам оставалось только пятнадцать минут.

— Как мы будем поддерживать связь на земле? — внезапно спросил Ларье.

Не ломайте себе голову, у каждого из нас есть переносная рация. Ваша лежит под парашютом, не забудьте надеть ее на шею перед тем, как прыгать.

— Прекрасно!

Самолет продолжал лететь на большой высоте. Я подумал, что радары наверняка засекли нас… Однако наш опытный пилот казался совершенно спокойным.

Он обернулся ко мне и дал команду надеть парашют. Я передал приказ Ларье:

— Подготовьтесь… Мы на подходе.

Сам я натянул сбрую и проверил крепления. Мне предстояло впервые шагнуть в пустоту, и это немного пугало. Мне объяснили, как пользоваться этим зонтиком, но, даже все прекрасно поняв, я испытывал некоторую робость. Как будто нашу программу составлял какой-нибудь шутник. Сейчас раздастся команда «Срочный спуск!», а потом «Расправить перья!»

Я бросил взгляд вниз. Местность под нами была лесистой, однако вдалеке простиралась равнина с мягкими складками холмов.

Пилот поднял руку.

Я приказал Ларье:

— Внимательно посмотрите на часы! Ваш прыжок ровно через две минуты. А теперь снимите шлемофон, и до скорого свидания на земле!

— Удачи! — сказал он.

Итак, с этим было покончено. На время мы оказались отрезаны друг от друга. Я подошел к люку, который был сделан специально для этого случая, и открыл его. Поток ледяного воздуха с ревом ворвался в кабину. Я не отрывал глаз от секундной стрелки часов.

До прыжка Ларье оставалось всего тридцать секунд. Было решено, что я прыгну следом.

Я скосил глаз на бесконечность, открывавшуюся в квадрате под моими ногами, и подумал о старушке Фелиси, которая, должно быть, мирно спит в пансионе «Мимоза»…

Оставалось десять секунд. Я начал медленный отсчет:

— Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре…

Вдруг что-то белое вывалилось из самолета, как навозная куча. Ларье открыл люк раньше, чем следовало. Над ним появилось нечто похожее на белое знамя, раздался хлопок, знамя распрямилось, надулось… Что ж, с ним все было в порядке.

Я сдвинул ноги, закрыл глаза, сжал пальцы на кольце парашюта — и привет! Меня ждали великие пространства!

Вы не можете представить себе, до чего это было здорово! Мне казалось, что я иду по звездному небу, перешагивая через планеты… Как будто Земли больше не было, и я был обречен вечно скитаться по этой обволакивающе мягкой бесконечности.

Глава IV,

в которой, вновь обретя жизнь, я отправляюсь на поиски смерти.

Пилот нашего самолета объяснял:

— Вы медленно досчитаете до шести, а потом дернете за кольцо парашюта.

Однако, наслаждаясь состоянием человека-птицы, я совершенно утратил способности к счету. Внезапно в голову мне пришла мысль, что, если не выпустить парашют, то недолго что-нибудь вывихнуть себе при приземлении. Я дернул за кольцо, которое должно было обеспечить мне радости планирующего полета. При этом не произошло решительно ничего, и я продолжал лететь вниз с легкостью булыжника. У меня потемнело в глазах! На мгновение я представил момент приземления. Ребята, в этом не было ничего смешного! Ведь в тот момент я находился не на земной, а на небесной дороге!

— Да, — подумал я, — кажется, я знаю парня, который сейчас отправится к воротам, где стоит святой Петр.

— Тук-тук!

— Кто там? — спросит его бородач.

И я пропою ему под аккомпанемент арфы:

— Это прелестный амур Сан-Антонио! Ему только что дали пару крыльев и лютню!

Лунный свет заливал землю. Вращаясь, она приближалась медленно и, как мне казалось, величественно.

Справа внизу я заметил большой белый гриб, неторопливо относимый ветром. Это мешок с микробами по имени Ларье болтался на веревках своего зонтика. Попробовали бы вы оценить иронию вещей! Вот парень, заразный, как никто другой. Его жизнь держится даже не на стропах парашюта — на ниточке. Можно сказать, что одной ногой он стоит в могиле, а другой — в банке с вазелином. Мне поручено достать для него хорошую порцию успокоительной микстуры — и вот его зонтик прекрасно сработал, тогда как мой бездействует.

Я засуетился, как королева красоты перед источающим либидо жюри. Я потянул за все веревки, покрутил все желёзки, потрогал все, что можно было потрогать. Внезапно что-то рвануло меня за плечи. Где-то наверху послышался хлопок… Мое падение замедлилось. Я поднял голову и с восторгом увидел над собой большой белый купол, закрывавший луну. Однако я решил не предъявлять к нему претензий за это. Ведь луна не помогает преодолевать неудобства, вызываемые силой тяжести, земным притяжением! Иначе она могла бы стать гвоздем программы в «Олимпии»[8], притягивая туда зрителей! Интересно, почему Кокатрис Бруно[9] не подумал об этом?

По моему телу пробежала дрожь, как бывает всегда, когда вдруг неизвестно почему возникает непреодолимое желание — удалиться в тихую глухую деревню.

Мягко покачиваясь на стропах, я переводил дух… За меня работал мой зонтик. Он так меня тряхнул, что помутилось в голове. И все же, если бы мне не посчастливилось раскрыть запасной парашют, сейчас я уже присматривал бы за тем, чтобы Млечный путь, наша любимая туманность, сиял поярче. Свои, истории я посылал бы читателям с Сатурна. Они могли бы называться, например, «Сплетни кометы». Я сложил бы межзвездный гимн на мотив «Мы марсиане»…

Способность восстанавливать силы у некоторых существ — например, меня, — можно сравнить только с толстокожестью других существ — например, вас! За несколько секунд я вновь привык к жизни… Забыв о превратностях судьбы, я с любопытством смотрел вокруг. Меня окружала странная, даже пугающая тишина. Шум самолета стих в облаках. Я слышал лишь, легкое посвистывание ветра в куполе парашюта… Я немного повернул голову и увидел в нескольких метрах от себя Ларье. По случайному стечению обстоятельств во время своего свободного падения я оказался в его квадрате… Ветер прибил нас друг к другу.