Ирина Лобусова - Короли Молдаванки Страница 6

Итак, ей было 18 лет. Но в свои годы Таня чувствовала себя гораздо старше других прачек, работавших у купчихи. Два раза в неделю, по вторникам и четвергам, она стирала во дворе купчихи белье. Таня твердо знала, что купчиха ее не любит, а потому постоянно недоплачивает копейки. Копейки, которые были необходимы ей как воздух, как кровь, текущая в ее жилах, как сама жизнь.

Мечтать Таня не умела. Жизнь слишком рано отучила ее от этой пагубной привычки. Все девичьи мечты Тани закончились в один-единственный день – когда торговец полотном, владелец доходного дома по Старопортофранковской улице, выгнал ее с больной бабушкой из маленькой уютной квартирки во флигеле. И все было просто: за квартиру больше нечем было платить.

В этих совсем небольших, но уютных комнатах, выходящих в заросший кустами и деревьями дворик, прошло детство Тани. Там она прожила всю свою жизнь. Оттуда ходила в первые классы церковно-приходской школы. Там переживала сложный процесс взросления и первую любовь. В этом дворике весной отмечали ее день рождения.

Бабушка и соседка тетя Песя выносили во двор столы, и все соседи несли различную снедь, ароматы от которой сказочным облаком поднимались в воздух. И на всех хватало и фаршированной рыбы, и жареных цыплят, и медовых пряников, и слоеных пирожков, под которые до самой ночи пелись развеселые одесские песни. И подарки, целая гора подарков для маленькой Тани, сразу от всех соседей – разноцветные картинки из картона, которые можно было раскладывать в разные стороны, мягкие котята из шерсти, заводная утка, которая ездила по двору на огромных деревянных колесах, громыхая разбитым жестяным боком, и ленточки, и отрезы на платья, из которых бабушка шила потом самые невероятные, самые прекрасные наряды в мире…

Все закончилось год назад, ледяным днем ранней осени, когда с моря пришел ветер и накрапывал дождь, а торговец полотном с подсобным рабочим выбрасывали во двор из флигеля их вещи. И выцветшие дешевые ленты Тани, безвольно повиснув на кусте сирени, были похожи на непролитые слезы. Это были осколки детства. Они вонзились в разбитое сердце Тани и остались в нем незаживающими кровавыми ранами.

И за целый год, который они с бабушкой прожили в самом сердце Молдаванки, в совершенно другом районе, шрамы в Танином сердце не только не затянулись, но наоборот, стали заметнее и глубже. Несмотря на то, что комната, которую удалось снять Тане, была достаточно просторной, с каменными стенами (что для Молдаванки представляло настоящую роскошь) и двумя большими окнами, выходящими в темноватый двор, привыкнуть к своему новому жилищу она так и не смогла. Более того: Таня изо всех сил возненавидела его, при этом внешне стараясь никак не показывать этого, лишь загоняя эту ненависть как острую занозу в самые глубины своего сердца.

Молдаванка стала единственным местом, способным их приютить. Несмотря на бедность, людскую скученность и тесноту, это был самый знаменитый район Одессы. И конец Запорожской улицы, где Таня оказалась вместе с бабушкой, она знала прекрасно, ведь это было совсем близко от Госпитальной улицы, где находилась самая знаменитая больница Одессы – построенная в 1870 году Еврейская больница. А именно туда жизнь приводила Таню не раз.

Несмотря на славу, которую успел заслужить этот район Одессы, никто так никогда и не узнал, откуда возникло название Молдаванка – в месте, где молдаван, в общем-то, почти и не было.

Впервые в официальных документах Одессы Молдаванка появилась в плане 1814 года, где было упоминание о небольшом молдавском поселении в районе Косвенной улицы. Впрочем, наряду с этим упоминанием в плане тут же появилась приписка о том, что вместе с молдаванами это поселение населяют представители и других национальностей, в частности, украинцы, евреи и греки, которых по переписи было намного больше, чем самих молдаван.

В 1817 году, когда Одесса получила официальный статус «порто-франко», новый район сразу же стал невероятно многолюдным – в частности, благодаря трем большим удобным дорогам, которые соединяли Одессу с тремя соседними губерниями (к примеру, с Бессарабией), а также с важными для торговли и развития города районами сельской местности.

Неизвестно, как и когда это произошло, но остатки молдавских поселенцев полностью исчезли из нового района (в котором больше никто и никогда не слышал ни о каких молдаванах), а их место заняли представители самой отчаянной прослойки населения Одессы – морские контрабандисты, в лабиринтах Молдаванки устраивающие свои многочисленные склады.

Статус вольного города с процветающей торговлей привел к тому, что сюда в поисках легкой добычи сразу же хлынули проходимцы всех видов и мастей, любители веселой жизни и авантюристы. И в те годы не существовало добычи надежнее и богаче, чем контрабанда морем, все более процветавшая и развивавшаяся по мере укрепления и расширения морской торговли. Порт сразу стал центром торговой жизни Одессы. А контрабандисты – тенью этой процветающей жизни, оборотной стороной медали. Именно расцвет такой незаконной торговли морем и привел к тому, что новый район необычайно расширился и стал активно застраиваться.

На окраинах Молдаванки, располагавшихся ближе к центру города, сразу же стали открываться многочисленные трактиры, кабачки, дома терпимости и рынки, которые создали славу нового района как необычайно веселого и скандального места. Впрочем, так длилось недолго. Процветая и богатея, контрабандисты со временем переселялись с Молдаванки в другие районы города, а владельцы заведений переносили свой процветающий бизнес поближе к центру.

В 1826 году она окончательно вошла в пределы города, получив официальный статус района Одессы. Границы этого района каждый раз определялись по-разному – иногда они проходили по Балковской улице, иногда – заканчивались на Старопортофранковской. Но сердце Молдаванки – такие улицы, как Мясоедовская, Госпитальная, Запорожская, Сербская, Степовая, Косвенная, Малороссийская, – оставалось неизменным. Это сердце билось в своем особом ритме – часто совсем не в унисон с общим сердцем большого портового города.

Как уже упоминалось, примерно в середине XIX века по Молдаванке прошла железная дорога и были построены важные железнодорожные станции, что послужило толчком не только для развития промышленности и торговли, но и влило в знаменитый район так называемую «новую кровь». По железной дороге в город устремились толпы сельских батраков, которые покидали села в поисках лучшей городской доли. Оказавшись в пределах Молдаванки, они часто оставались там, постепенно превращая прежде процветающий район в место проживания городской бедноты.

Одесса переживала промышленный рост, и Молдаванку тут же окружили многочисленными артелями, заводами и фабриками, на которые и устраивались работать новоприбывшие в город из сельской местности. Так здесь возникла еще одна, рабочая, прослойка, которая стала со временем довольно многочисленной. В районе стало тесно.

Большая скученность населения привела к тому, что существующие дворы и дома стали достраиваться самым невероятным образом. Появились многочисленные пристройки, веранды, чердаки, разрастающиеся вширь и вглубь. К домам пристраивали хибарки из картона и фанеры, коридоры расширялись деревянными верандами, к каменным этажам пристраивали дополнительные этажи из досок и кирпичей. Всё это были жилища бедняков – узкие, бедные домики невероятной конфигурации, черные от копоти, громоздящиеся в переулках и дворах, утопающие в непролазной грязи.

Застройка Молдаванки никогда не контролировалась городскими властями. В этом районе попросту не существовало единого плана застройки. И такое хаотичное возведение строений привело к тому, что Молдаванка превратилась в самый настоящий лабиринт дворов. И ориентироваться в этом лабиринте не мог никто, кроме местных жителей.

Очень скоро к местным беднякам на Молдаванке добавились еще одни обитатели, которые сразу и прочно вписались в историю города и с тех пор всегда существовали рядом, бок о бок с местными жителями. Это были знаменитые одесские коты. Они быстро заполнили лабиринты улиц Молдаванки и сразу же стали королями каждого дворика и дома, чувствуя себя там воистину по-королевски. Щедрые хозяйки в любое время дня и ночи подкармливали всем чем угодно пушистых обитателей, навсегда воцарившихся в облюбованных местах.

Люди и коты не мыслили своего существования друг без друга, и часто в самой убогой хибарке или комнате жил кот (или даже несколько котов), которых щедро кормили всем двором.

Каждое утро на Молдаванке начиналось с непередаваемых диалогов, несущихся из открытых окон. Это было похоже на огромную разноцветную картину, почему-то повешенную вниз головой. Слова неслись отовсюду, и казалось – пестрая радуга встает над Молдаванкой.

– Мойше, а ну беги до кушать! Наче сказывся, шлимазл! Не наматывай язык на мои нервы! Мама хочет кушать, а не слушать!